Глава 1. Затишье перед бурей (2/2)
«Не стоит дразнить льва, даже если он на цепи», — мысленно повторила Маро мудрость, которой с ней много лет назад поделилась мать.
Когда же Нуада покинул покои, приказав фрейлинам внимательно следить за госпожой и докладывать ему обо всём, что будет вызывать у них подозрение, леди Маро, глубоко вздохнув, опустила голову на подушку, устало прикрыв веки.
— В их жилах течёт твоя кровь… Кровь того, кого я презираю всей душой, — бесцветным голосом произнесла Маро, вспомнив последние слова супруга.
С тех пор прошло почти полгода. К удивлению Нуады, после того непродолжительного разговора Маро ни разу не попыталась переубедить его. Казалось, эльфийка смирилась с мыслью, что ей придётся родить, хочет она того или нет. Впрочем, Нуада не верил в столь неожиданное смирение, прекрасно понимая, что самые ужасные преступления совершаются молча, в тайне ото всех.
Как бы то ни было, Нуада не мог и не собирался наблюдать за женой, преследуя её по пятам, — эту задачу он поручил фрейлинам. Сам же принц возложил на свои плечи куда более тяжёлую ношу…
Вот уже долгое время между Сынами земли и людьми длилась война. Начал её один из самых жестоких правителей — Варлок III по прозванию Кровожадный. Желая расширить свои владения, присоединив плодородные земли, что принадлежали волшебным созданиям, он не брезговал ничем, переступая через все мыслимые и немыслимые законы. Поджоги, жестокие расправы, надругательства, истязание невинных — ничто не было чуждо Варлоку, который считал своим священным долгом изгнать «чуму» с земель, что «по праву принадлежали людскому роду».
Тогда, впервые за долгие годы, эльфы и люди вступили в открытую войну, встретившись на поле брани. Много месяцев длились яростные и ожесточённые сражения. Земля была усыпана изуродованными и разрезанными телами и пропитана кровью. Над полем битвы беспрерывно летали падальщики, предвкушая богатый ужин.
В эти несколько месяцев и падальщики, и черви в избытке вкусили гнилой плоти. Всё поле битвы было устлано телами и костями воинов, словно одеялом. Погибших даже не успевали хоронить… Казалось, чудовищной бойне не будет конца, однако боги, узрев мужество, бесстрашие и жертвенность эльфийских воинов, смилостивились над ними, позволив Нуаде, возглавлявшему в то время армию короля Балора, нанести смертельную рану Варлоку, от которой тот, однако, погиб не сразу.
Лучшие лекари из числа людей пытались спасти жизнь кровавому тирану, но, несмотря на все их старания, тот погиб в мучительной агонии, проклиная на чём свет стоит эльфийского принца.
Следующим королём людей стал младший брат Варлока — миролюбивый и справедливый Беон. Не желая новых смертей и ненужных жертв, он принял решение возвратить земли волшебным созданиям, заключив мирное соглашение с кланом Бэдмора. И Балор, невзирая на возражения Нуады, который не верил в искренность людей, убеждённый в том, что те, стоит только отвернуться, вонзят нож им в спину, принял предложение Беона. Однако мир продлился недолго…
Конечно, Беон сдержал слово, и за восемь лет, что он был на престоле, земли Эльфляндии не подвергались нападениям и набегам со стороны людей. Однако же, когда миролюбивый король скончался (утверждали, что по причине тяжёлой болезни, однако в это мало кто верил), то престол — по решению Негласного совета — перешёл к молодому сыну покойного Варлока III — Варлоку IV — решившему завершить дело, начатое его отцом.
Так, хрупкий мир, заключённый между людьми и Сынами земли, был разорван. Они вновь оказались на грани войны, и теперь единственный вопрос заключался в том, как долго продлится затишье перед самой настоящей бурей?
Нуада, знавший не понаслышке о зыбкости и ненадёжности союзов, заключённых с людьми, с самого начала не верил, что мечтам отца о вечном мире суждено будет сбыться. Однако он понимал желание короля сохранить свой народ любой ценой, даже путём заключения сомнительных мирных соглашений.
— Я лучше буду жить в худом мире с людьми, чем пожертвую своим народом, продолжив эту ужасную войну, — говорил Балор сыну, пытаясь вразумить его, наставить.
Однако Нуада относился к словам отца скептически. Он не мог полагаться на обещания людей, особенно после всего того, что они сотворили. Королю требовалась иллюзия мира и спокойствия, обманчивая, но такая притягательная надежда на то, что можно жить бок о бок с врагами, уповая на то, что в момент слабости они не вонзят нож тебе в спину. Принцу же нужны были гарантии безопасности, которых, он был уверен, не добиться медовыми речами и пустыми клятвами.
За свободу необходимо заплатить высокую цену, и Нуада, в отличие от отца, был готов пойти на любые жертвы ради своего народа. Даже если для благополучия волшебных созданий ему придётся вырезать весь людской род — от мала до велика.
Нет, Нуада не был ни жестоким, ни кровожадным, но ради вверенных ему подданных он мог пойти на что угодно. И если для того, чтобы его народ жил в мире и процветании, необходимо будет искоренить тысячи алчных, злых и ненасытных тиранов, называющих себя людьми, то он сделает это, не задумавшись ни на секунду.
«Нужды общественные выше нужд личных, долг перед королевством важнее собственных желаний и мечт, благополучие всего народа значимее благополучия одного эльфа, даже если он представитель королевской крови», — именно этому учил Нуаду король Балор. Именно эти слова впились в разум принца, подобно кровососущей твари, превратившись в неоспоримый и нерушимый закон.
Нуада знал, что если отцу не хватит смелости завершить начатое, то он возьмёт всё в свои руки.
Размышляя над этим, Нуада неспешно ступал по длинному коридору дворца, освещённому солнечными лучами и пустовавшему в столь ранний час. Остановив взор на хорошо знакомой ему двери, что вела в комнату его сына, принц замер на месте, задумчиво нахмурившись. Помедлив считанные секунды, Нуада, тихо открыв дверь, вошёл внутрь, сразу же заметив мирно спящих на постели Намо и Нуалу. Похоже, сестра заснула, когда читала племяннику одну из старых детских сказок, которые тот так любил.
Губы Нуады тронула скупая улыбка, и он, неслышно пройдя к постели, поднял валявшуюся на полу страницами вниз книгу, положив её на тумбочку. Аккуратно проведя ладонью по белокурой макушке Намо, принц перевёл нечитаемый взгляд на Нуалу, которая лежала рядом с его сыном, сжимая его в объятиях, словно пытаясь согреть.
Грудь сестры размеренно вздымалась при каждом вдохе, а всё лицо её отражало умиротворение. В этот момент она была прекраснее, чем когда-либо. Воистину Белая Лилия. Такая нежная, такая кроткая, такая преданная, такая любящая… И принадлежала Нуала ему и только ему — и телом, и душой. Впрочем, как и он — ей.
Больше всего на свете Нуада любил сестру и сына. Ради них он готов был пойти на что угодно, согласиться на любой поход, на самое кровавое и опасное сражение. Нуада готов был сделать всё, от него зависящее, чтобы его семье ничего не угрожало. Ни сейчас, ни потом.
Глубоко вздохнув и смежив на секунды веки, Нуада провёл пальцами по щеке сестры, нежно, почти невесомо, касаясь бледной кожи. Аккуратно заправив выбившуюся прядь за острое ухо, принц едва заметно улыбнулся, однако улыбка эта выглядела задумчивой, печальной, даже натянутой.
Когда же Нуада покинул комнату сына, неслышно закрыв за собой дверь, он был полон решимости сделать всё возможное, чтобы его первенец, возлюбленная сестра и ещё неродившийся ребёнок не познали, что такое боль, унижение, рабство и горе.
За них он будет стоять горой.