Глава 13 (2/2)

— Всё нормально? — едва прогнув одну бровь, соизволил поинтересоваться младший, и его напарник ответил утвердительно, показательно вздохнув и двинувшись в путь. — Отлично. Мы ведь безопасной дорогой пойдём?

— Как получится, — стараясь скрывать своё раздражение, граничащее с обидой, пожал плечами старший и зачем-то усмехнулся, направляясь по тропе рядом с бунтарём.

— У тебя шутки, как у дешёвого шута.

— Ты недалеко ушёл.

Антон тихо посмеялся.

***</p>

⠀ Долгий путь утомил спутников и отнял у них много сил, но всё же ближе к вечеру, как они и планировали, Арсений заметил вдалеке яркие огоньки, которые точно не походили на упавшие звёзды. Это был свет, уже изученный скитальцем много раз. Он всегда начинал улыбаться при виде этих огоньков, означающих, что там, совсем рядом, большое скопление простых, живых и общительных людей, и сегодня не было никаких исключений — и молодой человек улыбнулся.

— Видишь? — негромко, словно не желая нарушать робкий трепет собственного сердца, произнёс голубоглазый, с отчаянной любовью смотря вперёд.

— Что? — удивившись тому, что его спутник остановился, устало вздохнул Шастун, который настолько хочет прийти уже хотя бы куда-нибудь, что не способен даже видеть каких-то мелких деталей вокруг себя.

— Да вон же, — подтянув его к себе за локоть, в сторону базара указал рукой Арсений, только сейчас заметив, насколько крошечны те самые огоньки. — Правда, не видишь?

Антон даже не пытался всматриваться в неприятную темноту: ему было тошно от такой тактильности брюнета. Он уже натерпелся разных касаний — в большей мере, грубых — со стороны Кузьмитрия, и любое прикосновение к его телу теперь вызывало кучу неприятных, ледяных мурашек.

— Эй? — переложив ладонь на плечо парню, позвал его странник и тут же отдёрнул свою руку, когда юноша прошипел от боли.

— Извини, я забыл…⠀

— Пожалуйста, можешь просто больше меня не трогать? — уже не сдерживаясь, повысил голос Шастун и почувствовал, как неприятно начало колоть в районе плеча: должно быть, это небрежно обработанное огнестрельное ранение напоминает о себе.

— Я не хотел делать тебе больно, — без сострадания на лице, но с виной в голосе проговорил Арсений и заметил, с каким трудом подбирает нужные слова его собеседник.

— Понимаешь, тут дело не только в том, что мне больно, — уже не так эмоционально, но всё ещё обильно на жесты объяснял мятежник, смело глядя в голубые, крайне заинтересованные в диалоге глаза. — Тут дело скорее во мне самом. То есть, я хочу сказать, что вытерпел своё, будучи в плену, и теперь не желаю более вспоминать о том, что там было. И ни в коем случае не позволю, чтобы другие заставляли меня вспоминать прошлое. Я не хочу жаловаться, но всё-таки в плену надо мной любил издеваться один утырок, и поверь, терпеть подобное вновь я больше не намерен.

— Хорошо, я понял, — внимательно всё выслушав, спокойно начал Арсений, наверное, будучи удовлетворённым тем, что этот юноша наконец-то попробовал высказаться. — А теперь пойми меня ты. Ты можешь бояться и ненавидеть тех, кто обходился с тобой, как с псиной. Но с остальными людьми тебе стоит вести себя так, как подобает обычному человеку. Ни я, ни кто-то другой, кто не относится к правительству, совершенно не заслуживает твоей неприязни. К тому же, как с таким отвращением к любому касанию ты сможешь жить дальше? Ты ведь один навсегда останешься.

Антон выглядел опечаленным по крайней мере потому, что понял, насколько, чёрт возьми, этот человек прав. И сейчас, из храброго, жёсткого, «стального» мужчины он превратился в грустного, расстроенного и напуганного мальчишку.

— Пойдём, Антон, — улыбнулся Арсений, удивляясь каждой перемене в чужом лице.