Глава 26. Неопределенность (1/2)

Джон требует, чтобы все без исключения сосредоточились на румынской операции, и на расследование, касающееся Санджея Сингха, практически не остается времени. Нил выкрадывает себе час-два глубокой ночью, а при свете дня почти безостановочно вливает в себя кофе. Единственное подобие развлечения – любоваться на возобновившиеся отношения Лесли и Айвза. В свое время Ратна сказала совершенно верную вещь: на базе все и обо всех знают, так что народ увлеченно сплетничает по поводу этих двоих, разве что ставки не делает. Айвз забавно смущается, Лесли же изображает, что чужое любопытство ее нисколечко не волнует.

– Они такие милые, – замечает Ратна, заглянувшая к Нилу. – Только между нами, дорогуша, но я почти болею за них.

– Я тоже, – признается он.

– О, что это у тебя? – Ратна с интересом изучает устроившийся на подоконнике горшок, из которого едва виднеются крохотные растеньица, выглядящие до того инопланетно, что Нилу порой кажется, как-нибудь ночью они выберутся из своего обиталища и отправятся завоевывать мир.

– Доктор Гринвуд поделилась. Правда, предупредила, что придушит, если я умудрюсь их погубить.

– Надо же! – Ратна присвистывает. – От сердца ведь оторвала. Ты все-таки ее обаял.

Она уже привычно раскуривает две сигареты и протягивает одну Нилу.

– Как Рой? – не удерживается он от, возможно, совершенно лишнего вопроса.

– Когда последний раз видела, был целехонек. Даже соскреб себя и передал привет. Что такое? Не говори, что переживаешь за него.

– Вообще-то, переживаю. Он прикольный.

– Пожалуй. – Ратна сбрасывает ботинки и с ногами устраивается на кровати. – Но что с тобой такое? Ты в последнее время на себя непохож.

Нил, сидящий верхом на стуле, облокотившись о его спинку, только вздыхает.

– Просто многовато всего навалилось.

Ратна сочувственно косится на работающий ноутбук, набитый сведениями о Румынии.

– Но дело не только в этом.

Нил кивает, признавая поражение:

– Ты когда-нибудь влюблялась?

– Нет, – так решительно отвечает Ратна, что он ненадолго оторопевает.

– Не находилось никого подходящего?

– Просто это слишком большая морока. И опомниться не успеешь, как везде будут висеть его шмотки, он будет храпеть, мешаться, лезть в твои дела и требовать, чтобы ты изволила выделить на него, драгоценного, время. В жопу!

– Резонно.

– Более чем. Отчего-то вы, мужики, считаете, что если кто-то и должен чем-то жертвовать, так это мы. А вы так, приз сами по себе.

– Твой отец?

Ратна морщится:

– Он был рыбаком, пропадал в море месяцами, но стоило ему вернуться, как все обязаны были вокруг него плясать. Он ведь на всех нас пахал. А что мы, пока его не было, сами на себя пахали, отца не волновало. И чуть что не по его, распускал руки. В каком-то смысле… – Ратна вздыхает. – Черт, забыла, как это по-умному называется. В общем, в море его колотили капитан и боцман, а он и пикнуть не смел, зато на суше отыгрывался на матери и нас. И все так жили.

– Но ты вырвалась.

– Угу. В один прекрасный день выяснила, что может быть иначе. Тогда решила, что с этого момента любого мужика, который поднимет на меня руку, убью. Как угодно: отравлю, придушу во сне, но не дамся. А уже позже оказалось, что вы, мужики, порой можете быть теми еще нытиками. И не знаешь, что хуже.

Нил невольно усмехается.

– Ладно, колись, дорогуша. Ты в кого-то втюрился?

– Отчего такой вывод?

– Ты вряд ли куксишься из-за того, что Лесли держится с капитаном за ручку. Остается единственный вариант.

Нил утыкается лбом в скрещенные руки.

– Чувствую себя идиотом, – вздыхает он.

– Это нормально. И, надо полагать, это вовсе не проф.

– Так очевидно?

Ратна кивает, потом не выдерживает и смеется:

– И что? Намерен теперь блюсти верность предмету любви?

Нил передергивает плечами:

– С чего бы?

– И правильно, – одобряет Ратна. – А то они начинают слишком много о себе воображать.

Сигарета заканчивается, и приходится подняться, чтобы ее затушить, тем более, единственная пепельница пристроилась на коленях Ратны.

– К тому же у меня шкурный интерес, – добавляет она. – Ты слишком хорош в постели, чтобы терять тебя из-за каких-то там любовей.

Позже – Нил лежит на спине, а Ратна спит, уютно прижавшись к боку – он смотрит на потолок и отчего-то не может отвести от него глаз, хотя неплохо было бы воспользоваться возможностью и хоть немного подремать.

Ладно, черт с ним со всем, Нил признает, что влюблен, причем в самого неподходящего человека. И что? Чего это меняет? Джон ни разу не давал намека, не заговаривал об отношениях – или что там у них вместо этого? Не то чтобы Нил так уж ценил определенность, но сейчас не помешало бы хоть что-то прояснить. Айвз сказал, они познакомились чертовых два года назад. Сколько времени у них было до того, как… Нил невольно вздрагивает, а мысль сбивается. Он пытается представить того прежнего Джона, но воображение пасует. Такой же уверенный в себе? Такой же скрытный? Никого к себе толком не подпускающий?

Джон упоминал, что прежде работал на ЦРУ. Могли там уцелеть о нем хоть какие-то сведения или все подчищено? Хотя взламывать базы ЦРУ – не то, о чем Нил осмелится попросить даже Чуму. Тем более, Чуму. К тому же Нил вроде как сам собирался припереть, наконец, Джона к стенке и все прояснить. Однако вместо этого снова сбегает и находит себе отговорки.

– Так, парень, ты вообще спишь? – осведомляется на следующий день полковник. Сам Пауэлл бодр и чуть ли не весел – планирование грядущей операции явно доставляет ему огромное удовольствие.

Нил неопределенно машет рукой и вздыхает.

– Есть какие-нибудь новости от Болдо?

Вообще-то Болдо – агент «Довода» в Хорватии, но в Румынии нет ни одного их человека, так что ему приходится теперь работать и там.

– Пока маловато, – признается полковник, – но мы отправили Болдо в помощь двоих людей. Кстати, – Пауэлл нехорошо улыбается, – Убукеев сейчас там.

А значит, с ним можно будет поквитаться.

Медленнее, чем им всем хотелось бы, но сведения постепенно поступают, и план из некой абстракции становится все более конкретным. Судя по описаниям, Бэйле-Еркулане милейшее место, облюбованное в незапамятные времена еще римлянами, знающими толк в курортах. В округе хватает достопримечательностей от древних развалин до живописных пещер. Нил не без любопытства разглядывает фотографии поросших густым лесом склонов гор, симпатичные домики отелей. И никто не подозревает, что неподалеку притаилась такая опасная штука, как турникет. Нил успел поделиться с Ким и Веньяном подробностями рассказа Кости, и те только сокрушенно покачали головами.

– Если не знаешь, как обращаться с турникетом, получить дозу – плевое дело, – вздыхает Ким. – Оно же все изначально инвертированное.

– Русские сами виноваты, что сунулись без радиационной защиты, – припечатывает Веньян. – Ни малейшего инстинкта самосохранения!

– Но сейчас там безопасно?

– Может быть. – Ким выразительно пожимает плечами. – Но на твоем месте я захватила бы счетчик Гейгера.

Джон в эти дни тоже не знает роздыха: то созывает совещания, то мечется между базой и обиталищем Барбары, пару раз снова использует Нила как курьера, словно позволяя немного развеяться. Сегодня же Джон и вовсе пропал с базы. Нил пытается выяснить, куда он исчез, у полковника, но получает привычное «Не твоего ума дело».

– Вряд ли Джон появится до утра, – все-таки изволит добавить Пауэлл. – Он ведь поручил тебе сгонять к нашим дамам? Вот и займись делом, а не суй нос, куда не следует.

На такое можно и обидеться, но отчего-то Нилу никак не удается всерьез разозлиться на полковника. Так что он вздыхает и опять отправляется в Дувр.

– Отчего такая суета? – любопытствует Нил, заглядывая уже знакомый крохотный кабинет.

Рут красноречиво разводит руками, а Барбара поясняет:

– Джон надеется выяснить, есть ли какие-то указания на румынский турникет в будущем.

– В смысле, Протагонист может что-то подсказать?

– Может быть, – неопределенно отзывается Барбара и добавляет: – С ним никогда не угадаешь.

– Отчего же?

– Иногда Протагонист вдруг присылает послание сам, причем это может быть что-то важное, а может совершеннейшая мелочь. С нашей точки зрения, по крайней мере. Но если спросишь его, часто получишь в ответ то, что сочтешь полнейшей чепухой.

– Это тебя не злит?

Барбара поводит плечами:

– Я считаю, это намек. Мы способны справиться и сами, если как следует поразмыслим. Но да, порой это злит.

Надо же, а Нил полагал, Барбара не способна злиться. Впрочем, и прочие свои эмоции она не спешит демонстрировать, если не считать те теплые взгляды, что бросает на Рут. Однако это уже не дело Нила.

Пора возвращаться, и Нил неспешно ведет машину по узким улочкам, нарочно выбирая объездной маршрут, чтобы поразмыслить наедине с собой. День холодный и ветреный, так что гуляк мало, народ предпочитает кучковаться по пабам и ресторанам. Автомобиль минует один из здешних отелей – милый двухэтажный домик из кирпича и серого камня. Судя по небольшой вывеске, заведение называется «Ройал оук». Есть при нем и небольшой ресторан. Нил раздумывает, не притормозить ли и заказать себе что-нибудь горячее, когда внимание привлекает припаркованная неподалеку машина. Нил останавливает свою и смотрит на номера – без сомнения, это автомобиль Джона. Может, у него здесь встреча с каким-нибудь агентом?

Наверное, стоит катить себе дальше, но внутри мгновенно вскидывается любопытство. Всего секундочку, умоляет оно. Нил сдается и выбирается из машины. Он проходит мимо ресторанчика, вглядываясь в окна, но среди людей, устроившихся за столиками, Джона нет. Может, он вообще не здесь, просто бросил неподалеку автомобиль? Нил с некоторым разочарованием вздыхает, но все-таки решает зайти – хоть чай выпьет.

Вход у отеля и ресторана общий. Слева в небольшом холле располагается стойка администрации, за которой дремлет пожилой мужчина, посередине лестница, а справа распахнуты двери в ресторан. Нил уже направляется туда, когда администратор пробуждается и приветственно кивает.

– О, вы… – Он щурится сквозь толстые стекла очков, потом с трудом удерживает зевок. – Девятый номер.

– Конечно, – мгновенно улыбается Нил, лихорадочно соображая, с кем его могли перепутать. Хотя какая разница? Тут намечается что-то крайне интересное.

Нил взбегает по узенькой лестнице и мгновенно находит нужную дверь. Некоторое время он вслушивается, но в коридор не доносится ни звука. Отчего-то сердце принимается часто биться, и Нил, решившись, стучит. Почти сразу дверь распахивается.

– Ни за что не поверю, что память тебя подвела и… – Джон резко обрывает себя. Непривычно легкомысленное и игривое выражение на его лице сменяется оторопью. А из всей одежды на нем один халат. – Как ты здесь очутился? – выдавливает Джон чуть ли не враждебно.

Нил ожидает чего угодно, но не такой реакции.

– Решил выпить чаю в здешнем ресторане, но старик внизу отправил меня прямо сюда.

– Черт! – Джон с силой проводит рукой по лицу, а Нил старается не слишком пристально рассматривать свежий засос на ключице, виднеющийся в неплотно запахнутом вороте.

– Я подумал так же, но решил не отказываться. – Нил как можно непринужденнее улыбается, пока взгляд сам собой устремляется за спину Джона в комнату, освещенную единственной лампой, стоящей на тумбочке возле разворошенной кровати. Второго человека не видать, впрочем, судя по первой реплике Джона, тот усвистал совсем недавно.

– Мне убраться или впустишь?

Джон чуть ли не воровато окидывает взглядом коридор, затем все-таки отступает из дверного проема, и Нил входит внутрь. Окна плотно занавешены, и в нагретом воздухе четко ощущается мускусный запах, словно прочих улик было недостаточно. Очень хочется пошутить, что пока одни вкалывают, другие развлекаются на полную катушку, но Нила останавливает никак не девающаяся нервозность Джона, невероятно для него странная.

Тот тем временем опускается на край кровати и рассеянно трет лицо.

– Я никому не скажу, – произносит Нил.

– Неважно. – Джон опускает руки и свешивает их между колен. Он явно избегает смотреть на Нила, хотя, в общем-то, что такого произошло? Ну, встречается Джон с кем-то за пределами базы… Однако в груди ворочается какое-то смутное неприятное чувство, Нилу совсем не привычное. Еще немного, и это начнет походить на дурацкую комедию.

– Я тут подумал… – Нил встает перед сгорбленной фигурой, – я ведь ничего о тебе не знаю.

Джон вскидывает голову и посылает непонятный взгляд.

– Уж если мы очутились в такой глупой ситуации, давай хоть выберемся из нее побыстрее.

Джон все-таки улыбается, точнее, заставляет себя улыбнуться:

– Пользуешься моментом?

– Разумеется. Что поделать, если таких моментов у тебя раз, два и обчелся?

– Ладно. – Джон проводит рукой по волосам. – Только приму душ.

Пока он отправляется в ванную, Нил слоняется по номеру, пытаясь унять разбушевавшиеся мысли. Одновременно хочется и совершенно не хочется знать, с кем был Джон. Может, это вообще кто-то случайный. Но отчего старик за стойкой… Нил резко передергивает плечами. Когда Джон возвращается в спальню, он отворачивается, позволяя тому переодеться не под прицелом чужого взгляда.

– Тут действительно неплохой ресторанчик, – замечает Джон, стоит им спуститься.

Нил не возражает, и они устраиваются за дальним столиком. Джон знает здешнее меню, так что он позволяет сделать ему заказ.

– О чем ты хочешь спросить?

Нил провожает взглядом отправившегося на кухню официанта. Может, Джон ждет, что он начнет расспрашивать о свидании, однако Нил слегка разводит руками:

– Ты знаешь обо мне все или почти все, но сам… Начнем с основ. Откуда ты? Твоя семья? Друзья?

Джон ненадолго опускает взгляд в пустую пока тарелку.

– Ничего особенного. Нью-Йорк, разве что родился для разнообразия не в Гарлеме, а в Бронксе. Позже перебрался в Вашингтон к дяде. Он сумел сделать весьма недурную военную карьеру и считал, что и у меня есть к этому способности. Но в результате я закончил не в армии, а в ЦРУ. Так и не понял, его это несколько разочаровало или больше удивило.

– Твой дядя?

– Мы всегда сохраняли в отношениях некую дистанцию, хотя все равно были ближе, чем с отцом. Дядя был старшим братом моей матери, признаться, моего отца он не слишком-то любил. Все те мои черты характера, что не одобрял, списывал исключительно на его гены.

– Вот зануда, – не удерживается Нил.

– Занудой он как раз не был. Когда хотел, умел быть очень компанейским. Второй раз женился на девушке лет на двадцать его моложе, причем белой. Отец здорово возмутился, но не из-за разницы в возрасте, а из-за цвета кожи. – Джон невесело улыбается.

– А ты?

Возвращается официант и ставит тарелки с бифштексом по-мексикански. Джон дожидается, когда тот отойдет, и быстро пожимает плечами:

– Я тогда оказался не слишком-то лучше. Постоянно подозревал, что жена дяди станет ему изменять, прочие глупости… А в конечном итоге это он изменял ей, а она действительно его любила.

– Что сейчас с твоими родителями?

– Отец умер пять лет назад. Перед этим он долго болел и под конец стал совсем невыносим. Мать терпела, конечно, горевала на похоронах, но я буквально чувствовал, насколько легче ей стало. Паршивый некролог, да?

– Самый обычный.

– Пожалуй. Насколько я знаю, сейчас она неплохо себя чувствует, перебралась к моей младшей сестре и нянчит внуков, как всегда хотела. До смерти отца мама никогда не заговаривала со мной на тему женитьбы, детей, всего прочего, но потом, стоило мне заглянуть домой, начинала чуть ли не умолять. – По лицу Джона рябью пробегает тоска. – Помню, последний раз мама сказала: «Найди себе хоть кого-нибудь!» Не хочешь девушку из наших, тогда хоть мексиканку, хоть азиатку, хоть индеанку, хоть белую. Только женись. Я тогда разозлился, решил, носа домой не покажу, пока мать не уймется. И… кто же знал, что это будет последняя наша с ней встреча?

– Друзья? – напоминает Нил, гадая, вызвана ли откровенность Джона исключительно той неловкой ситуацией, в которой оба очутились? – Или и тут была дистанция?

– Как раз нет. В компании людей моего возраста мне всегда было легко. В школе у меня было полно приятелей, а позже появился друг. Мы были не разлей вода, агентами стали в один день. Знаешь, вся эта чушь насчет двое против всего мира, спина к спине… Но потом задания развели нас. Хотя… не только задания. Можно дружить с человеком, даже если не во всем с ним согласен. Вы уважаете точку зрения друг друга, стараетесь не затрагивать определенные темы. Так я считал, по крайней мере.

– Твой друг решил тебя продавить?

Джон кивает:

– Осторожно и постепенно, но такое всегда чувствуешь. Прежняя непринужденная атмосфера между вами словно истончается. Потом ловишь себя на мысли, что когда вы расстаетесь, ощущаешь не грусть, а облегчение. Что тщательнее, чем прежде, выбираешь слова, а он будто этого не замечает. Мне дико не хотелось с ним ругаться, портить то хорошее, что было раньше. В каком-то смысле, все сложилось к лучшему.

Джон медлит, затем добавляет:

– В последний год у меня было ощущение, что я начал уставать от самого себя. Внешне все было прекрасно – командиры хвалили, прочили отличную карьеру, но…

– Шарахнул кризис очередного возраста. – Нил приподнимает брови.

– Наш психолог считал так же. Предлагал взять отпуск, сменить ненадолго сферу деятельности. Вышло слишком кардинально.

– Но ты рад.

– Как ни странно, да. Хочешь десерт?

– Ага, самую сладкую штуку, что здесь есть.

Джон улыбается, на этот раз совершенно искренне:

– Всегда завидовал чужому жизнелюбию.

– Оно тут не при чем. Просто жизнь – слишком стремная штука, чтобы чрезмерно серьезно к ней относиться.

– В юности я, несомненно, глубоко осудил бы тебя.

– Значит, мы встретились вовремя. – Нил прикусывает язык, не уверенный, что не затронул опасную тему, однако Джон, похоже, глубоко погружен в свои мысли. Ладно, тогда воспользуемся этим. – Бывшие. Под десерт и чай правильно поговорить о бывших.

– Будем мериться их количеством?

– Ты проиграешь, – залихватски ухмыляется Нил.

– Чье-то хвастовство не ведает границ.

– Да ладно. Насколько полно мое досье?

– Достаточно, так что успокойся, ты победил. – Джон даже поднимает руки.

– Но все-таки. – Нил подается вперед. – Если ты не против, конечно.

– Хорошо. Моя первая любовь была прекрасна, само совершенство. Роскошные темные волосы и вот такие глаза. Носила милейшее голубое платьице, но это не помешало ей врезать мне по лбу куклой, когда мы играли на детской площадке.

– Ты издеваешься? – Нил с трудом сдерживает смех.

– Открываю перед тобой душу, потому что это чистейшая правда. Увы, она была старше на бесконечность – целый год, так что синяк от удара остался единственным свидетельством ее чувств ко мне.

Такого Джона – прикалывающегося с абсолютно серьезным лицом, Нил прежде не видел. Даже вообразить не мог.

– А что-нибудь не настолько душераздирающее?

– Старшая школа, однако там все банально. Встречались около года, но разбежались на разные концы страны учиться дальше. Признаться, и я, и она не слишком серьезно к этому относились. Нам было приятно вместе, но и только. А дальше у меня просто не осталось времени на сколько-то бы длительные отношения, да я и не стремился к ним.

Снова появляется ощущение, что Джон чего-то недоговаривает, однако это ведь просто беседа, а не исповедь.

– Тот твой друг, – любопытствует Нил. – Что с ним сейчас?

– Представления не имею. – Джон слегка хмурится. – Я мог бы выяснить, но… просто зачем? Если разрывать связи, то окончательно.

– Ты никогда не задумывался…

– Что кто-нибудь дороется до моего прошлого и примется угрожать? Такая вероятность ненулевая. И это еще один повод держаться от того прошлого как можно дальше.

Нил ковыряется вилкой в принесенном куске торта – и правда безумно сладком, и все-таки задает следующий вопрос.

– Ты знаешь, что будет. Полковник как-то рассказал о грязной бомбе, которая взорвется через двадцать лет в Берлине. Наверняка случится что-то еще, такое же поганое.

– Стоит ли предупредить всех и спасти? Переписать историю, как в «Терминаторе»?

Нил кивает.

– Если наш мир строго детерминирован, это ни к чему не приведет. А даже если нет… Представь, как это осуществить? Обратиться к правительствам всех развитых стран со словами: «Мы точно знаем, что нас ждет экологическая катастрофа, так давайте объединимся перед ее лицом»? Это способно сработать только в голливудском блокбастере. В реальности же вызовет лишь панику и, возможно, еще большую резню. – Джон задумчиво рассматривает свою чашку кофе. – Лет в двадцать пять я был еще достаточно идеалистом, чтобы решить – умники в Белом доме обязательно должны это узнать. Взять под контроль все турникеты, договориться с Европой, шугануть Ближний Восток, Африку и Китай с Россией. А дальше весь мир под руководством США шагнет пусть не в идеальное, но лучшее будущее. Теперь от одной этой идеи у меня мурашки бегут по коже.

– Ты перестал быть патриотом?

– Дядя глубоко осудил бы меня. Наверное, даже отрекся.

– Я люблю Англию, – признается Нил. – Не хочу, чтобы с этим островом случилось что-нибудь плохое. Однако наше правительство… Ладно, сэр Майкл совершенно чудесный, но только про него я и могу такое сказать.

– Ты чудовищно аполитичен. – Джон мягко улыбается.

– Всегда был. Когда ученые лезут в политику, это заканчивается плохо и для науки, и для ученых. А когда политика лезет в науку, то еще хуже. Воровская же часть меня и вовсе далека от этого. Мне просто всегда хотелось думать, что большинство людей все-таки хорошие.

– Берлин не поколебал твою веру?

– Не то чтобы поколебал, пожалуй, заставил поглубже задуматься о мотивах. Отчего мы поступаем так, а не иначе? Почему кто-то в самых жутких ситуациях умудряется остаться самим собой, а кто-то ломается? Может, у меня тоже кризис возраста и пора к психологу?

Джон усмехается:

– К сожалению, с психологами в «Доводе» туго.

– Полагаю, они бы тут быстро спятили.

Джон долго выдыхает:

– Невозможно спасти всех. Осознание этого, наверное, самый болезненный удар. Потом перед тобой встает выбор: спасти тех или этих. Но как вообще сделать такой выбор? Кто ты, чтобы решать, кто больше заслуживает спасения? Что будет меньшим злом? Скажем, пожертвовать несколькими невинными сейчас, чтобы позже вывести из-под удара многих? И все это только копится, а однозначных ответов нет.

– Ты веришь в бога?

– В детстве верил. И мама, и отец были религиозны, обязательно ходили в церковь по воскресениям и брали нас с сестрой. Наш пастор был замечательным человеком, веселым и очень любил детей. В Вашингтоне я порой заглядывал в церковь в соседнем квартале, но потом, как водится, навалились дела. А позже словно сам мир принялся разрушать мою веру, уже и без того изрядно уменьшившуюся. Сейчас я, пожалуй, агностик, несколько завидующий твоему атеизму.

Этот разговор – редкий дар, но из тех, что слишком похож на колючку. Он словно царапает изнутри и заставляет кровоточить саму душу. Но ты можешь только крепче сжимать его, потому что эта боль драгоценна. Нил заставляет себя улыбнуться, найти нужные слова.

– Знаешь, я…

Джон мотает головой:

– Ничего не говори. Мне достаточно того, что ты слушаешь. – Он вдруг почти легкомысленно ухмыляется: – Захоти я получить совет, поговорил бы с Майком. Он, конечно, поиздевался бы этак с полчаса, но потом изрек что-нибудь дельное.

– Такое… в его духе. Мы все смертны, перестань страдать фигней и веселись, пока можно.

– В точку. Порой именно это необходимо. – Джон допивает уже наверняка остывший кофе. – Когда только познакомился с ним, думал, не выдержу, убью. Пожалуй, ни один человек не бесил меня так, как Майк. А сейчас не представляю, что бы без него делал. Хотя убить все равно иногда хочется.

– Остальные? – Пожалуй, Нилу легче то того, что они сменили тему.

– Луиза и Жаохуи специфические дамы, но с ними можно иметь дело. С Джереми мы сразу сработались.

– Мне показалось, между вами есть некая напряженность.

– Она не относится к делам, поэтому не мешает. – Джон говорит лишь самую малость поспешно для искреннего ответа. Его лицо привычно застывает, и, понимает Нил, конец откровениям. Хотя на сегодня он их получил более чем достаточно. Точнее, ни черта не достаточно, но нужно довольствоваться тем, что имеешь.

Однако никто из них не хочет заговаривать о делах, так что они заказывают еще кофе и на этот раз пьют молча. И в повисшей между ними тишине тоже есть нечто интимное и драгоценное. Бесконечные вопросы отступают, пусть только на время. Оно у меня есть, думает Нил, пока оно у меня есть. И оно ждет.

* * *

Новость, что Лесли тоже отправляется в Румынию, Нил получает после утренней пробежки. До завтрака еще есть время, так что он решает потратить его на то, чтобы заглянуть к подруге. Он вежливо стучит, хотя двери здесь почти никогда не запирают, и ждет. И ждет, и ждет. Когда Нил решает наплевать на манеры и сунуться внутрь, дверь все-таки распахивается, являя сонную и взлохмаченную Лесли.

– Сачкуешь? – весело осведомляется Нил. – А где Ратна?

Подруга неопределенно взмахивает рукой, и он слышит доносящийся из комнаты шорох. Однако это оказывается не Ратна. На кровати Лесли сидит, кое-как закутавшись в одеяло, чертовски смущенный Айвз.

– О, поздравляю, – ухмыляется Нил. – Жаль, я на вас не ставил, сейчас греб бы деньги лопатой.