Глава 25. Цена жизни (2/2)

– Шура, теперь хотят переговорить с вами.

– Конечно.

Шарет уходит, а Кэт устраивается на том самом кресле, где сидела прежде. Костя буравит ее мрачным взглядом, но помалкивает. У Нила нет смартфона, так что нельзя порыться в новостях. Здесь наверняка имеется телевизор, однако… К черту. Нил и так узнает, что нужно.

Шура вырывается от полицейских спустя еще час. Чем ближе становится обещанное время, тем сильнее он нервничает. Всю ночь Шарет изображал спокойствие, но теперь оно осыпается, как куски старой штукатурки. Нил наблюдает, как Шура стоит, скрестив руки, и пальцы выбивают быстрый ритм по предплечью. Наконец, к ним подходит все тот же врач. Кэт и Костя мгновенно вскакивают, Нил тоже поднимается, Шарет же негромко выдыхает, сглатывает и лишь затем присоединяется к ним.

– Мистер Ткаченко пришел в сознание. Помните, господа, его состояние все еще тяжелое, так что не утомляйте.

– Я сам врач, знаю, – огрызается Костя, но доктор его игнорирует.

– Прошу следовать за мной.

Саша лежит в просторной палате, окруженный попискивающим медицинским оборудованием. Косте показатели на мониторах определенно что-то говорят, и он пристально их изучает, пока Шура, Кэт и Нил сгрудились вокруг кровати.

– Ненадолго, – предупреждает врач.

– Саша, – негромко зовет Шарет. – Саша, мы здесь.

Лицо Ткаченко бледное и непривычно расслабленное, но вот веки слабо подрагивают, а потом он открывает слегка затуманенные глаза. Они рассеянно скользят по Шуре, Кэт, Нилу и Косте, тоже склонившемуся над постелью. Губы слабо подрагивают:

– Я… точно жив?

– Вполне, – отзывается Костя. – По крайней мере, так утверждает вся эта техника, к которой тебя подсоединили.

– Кэтрин? – Взгляд Саши фокусируется на ней. – Я должен…

– Вы должны только выздороветь. – Кэт быстро моргает и кладет ладонь поверх руки Саши, вытянутой вдоль тела. – Обещаете?

Тот ненадолго прикрывает глаза, видимо, кивать ему сложно.

– Как себя чувствуешь? – спрашивает Шура.

– Будто… у меня здоровенная дырка… в боку. Черт… болит.

– Скажу болванам, чтоб вкололи тебе еще обезбола, – хмурится Костя.

– Не обижай… врачей. – Саша смотрит на Нила. – Ты… как здесь?..

– Долгая история.

– Он прав, Саш, – снова заговаривает Шура, – отдыхай пока. Я прослежу, чтоб Костян не распугал всех здешних медиков.

– Да… приглядывай… за ним. – Саша закрывает глаза и, Нил надеется, засыпает.

Они покидают палату. В коридоре Шура ненадолго прижимает ладони ко рту, потом быстро идет в направлении туалета. Все-таки с Сашей его связывает больше, чем отношения начальник – подчиненный.

– Правда все в порядке? – почти умоляюще спрашивает Кэт у Кости.

Тот одаривает ее презрительным взглядом, однако снисходит:

– Сносно. Жить точно будет. Вытрясти б из здешних все подробности…

Только никто с Костей теми подробностями не поделится. Но рано или поздно он увидит рану, и тогда у него наверняка появится куча вопросов.

– Миссис Бартон, – произносит Нил, – вам лучше сейчас отправиться домой и отдохнуть.

Кэтрин бросает взгляд на палату, потом кивает.

– Вызову себе машину.

– И охрану.

Она снова кивает и отходит.

– Вот пусть и проваливает, – бормочет Костя.

– Уймись уже, – осаживает его вернувшийся Шура. Судя по влажным волосам, он засунул голову под кран. Хотя толку немного – его выдают покрасневшие глаза.

Пока Костя и Шарет выясняют, кто из них первый останется дежурить возле Саши, Нил тоже отправляется в туалет. Пора и ему взбодриться. Он долго трет лицо, затем полощет рот. Тревога понемногу отступает, и сразу же наваливается усталость. Рано расслабляться, напоминает себе Нил. Он оказывается совершенно прав.

У палаты Саши собралась небольшая толпа: двое хмурых парней, похоже, охранников Ткаченко, и три знакомых физиономии из «Довода». Костя успел покраснеть от бешенства, а Шура уже привычно хранит невозмутимость.

– Мы не нуждаемся в посторонней помощи, – ровно говорит он Гильермо. – Мои люди достаточно компетентны.

– Прошу прощения, сэр, но это не обсуждается. После вчерашнего покушения миссис Бартон и мистеру Ткаченко нужно увеличить охрану.

– Да пошли вы… – начинает Костя, и Шарет немедленно кладет руку ему на плечо.

– Умолкни или отправлю тебя отсюда.

Гильермо замечает Нила и приветственно ему кивает:

– Тебе приказали срочно явиться.

– Никуда он не пойдет! – рявкает Костя.

Шарет все-таки влепляет ему подзатыльник, такой, что тот даже приседает.

– Заткнись.

Как ни странно, Костя действительно зарывает рот. И совершенно не выглядит разозленным, только пожимает плечами.

– Ты вернешься, – обращается Шура к Нилу, затем снова смотрит на Гильермо: – Передайте вашему боссу, беседовать мы будем только в его присутствии.

– Хорошо, сэр, – невозмутимо откликается Гильермо. – Однако мои люди останутся с вашими.

– Договорились.

Пока Нил и Гильермо едут вниз на лифте, чувак негромко хмыкает:

– Веселая выдалась ночка.

– И не говори. Как Ратна?

– Орет, что отстрелит яйца тому типу с рыбьей мордой. Здорово он ее взбесил.

– Я тоже?

– Ну, она все-таки признала, что перестрелка в центре Лондона перебор. Но тебе достанется за пустой риск собственной шкурой. У этого типа действительно была такая рожа, словно он вот-вот тебя прикончит.

– Я знаю его немного, не так уж и рисковал.

– Тогда объясни это Ратне побыстрее, иначе тебе долго будет не до разговоров, – ухмыляется Гильермо.

Из больницы они выбираются снова через черный вход. Вокруг полно полиции, но Гильермо невозмутимо показывает какую-то карточку, и их мгновенно пропускают. Надо попробовать хоть немного отдохнуть по пути на базу. Там, чует Нил, у него не будет ни секунды покоя. Так и оказывается.

* * *

От Ратны Нилу все-таки прилетает – хороший такой хук слева, и на ногах он удерживается только потому, что за спиной оказывается стена.

– Больше никогда не смей так рисковать, идиот! Или ты совсем отбитый?

– Я знал, что делал.

– Ну-ну. Поглядела бы я на Джона, когда ты ему это выдашь.

Однако тот вообще не затрагивает эту тему. В кабинете для совещаний собираются только он, Нил, полковник Пауэлл и отчего-то доктор Гринвуд.

– Докладывай, – сухо произносит Джон. Судя по всему, он тоже не сомкнул глаз.

Нил прилежно рассказывает… в общем-то, ни о чем. Откровения Кости он также на всякий случай упоминает, пусть сейчас тот не имеет никакого значения.

– Потом Кэтрин Бартон уехала домой. Костя и Шура не в восторге от дополнительной охраны, но смирились с ней.

– Гильермо передал, Шарет требует твоего присутствия на дальнейших переговорах, – замечает Пауэлл.

– Полагаю, он считает, что немного изучил меня, так что доверяет мне чуть больше, чем прочим.

– Что же, среди израильтян мало идиотов, – чуть ли не довольно хмыкает полковник.

– Маргарет? – Джон смотрит на доктора Гринвуд.

Та неспешно перебирает лежащие перед ней бумаги и медицинские снимки.

– Кристофер и Хироши сотворили чудо, если тебя интересует мое мнение. Я полагала, Ткаченко не выкарабкается. Зато теперь мы знаем кое-что любопытное. – Доктор Гринвуд поворачивается к Нилу. – Помните, вы упоминали о шрамах Ткаченко?

Он кивает.

– Могу почти со стопроцентной уверенностью сказать, что это следы давних пыток. И, вероятно, глаз ему повредили тогда же.

В тюрьме или это все-таки имеет отношение к той самой ненавистной Сашей весне?

– И еще кое-что. Было у меня подозрение, когда вы показали мне фотографии Ткаченко и Шарета, так что я попросила специалистов проверить. – Доктор подталкивает к Нилу какое-то заключение. Генетический анализ?

– Они…

– Сводные братья, единокровные.

Теперь кристально ясно, отчего Шура так переживает за Сашу и во всем его поддерживает.

– Прямо индийское кино, – хмыкает полковник. – Еще и зовут их одинаково. У папаши совсем не было воображения?

– Сейчас это неважно, – снова заговаривает Джон. – Майк, как только узнаем месторасположение турникета, намечаем план и атакуем.

– И молимся, что он у Потапова единственный.

Они хмуро переглядываются.

– Мотоцикл как сквозь землю провалился, – добавляет Пауэлл. – Мы продолжаем искать, но сам знаешь, чем больше времени проходит, тем сложнее найти концы.

– Обещали переслать все записи наблюдений с камер поблизости. Может, наши умники сумеют разглядеть что-то на них. Маргарет, – опять обращается к доктору Гринвуд Джон, – по-твоему, когда Ткаченко достаточно придет в себя, чтобы Шарет унял свою паранойю и заговорил?

– Пары дней должно быть достаточно. Ткаченко в недурственной физической форме, должен быстро окрепнуть.

– Пара дней, – задумчиво повторяет Джон. – Значит, завтра вечером. – Он переводит взгляд на Нила. – До этого времени сидишь на базе и отдыхаешь.

Хоть не под арестом, впрочем… это все-таки тянет на своего рода арест.

– Благодарю вас, господа, можете идти. – Джон поднимается. – Нил, останься.

Доктор и полковник встают и идут к двери. На пороге Пауэлл притормаживает:

– Джон, загляни ко мне потом на пару слов.

Тот кивает.

Когда дверь закрывается, Нил поднимается, ожидая, пока Джон приблизится. В физиономию ему все-таки не дают, вместо этого Джон хватает его обеими руками за ворот и принимается трясти так сильно, что пару раз клацают зубы.

– Что мне с тобой сделать? Запереть? Посадить на цепь?

– Ты же знаешь, я справлюсь с замками.

Джон замирает, его лоб прижимается ко лбу Нила, растревоживая синяк, и тот заставляет себя не охнуть.

– Да, помню. С любыми замками. Этот психопат был готов тебя застрелить.

– Не психопат, а псих. Саша очень дорог Косте. Ты на его месте повел бы себя иначе?

– У тебя для всех есть оправдание.

– Это не так.

Теплые тяжелые ладони ложатся сзади на шею, большие пальцы ласково гладят по щекам, и Нил невольно прикрывает глаза. Он прекрасно понимает, как все в очередной раз усложнилось, в том числе и с Кэт. А что сам Саша? Он прикрыл ее, не раздумывая. И Нил невольно вздрагивает.

– На это было жутко смотреть, – шепчет он. – В книгах, фильмах талдычат об этом – спасти кого-то ценой собственной жизни. Но тогда… Ведь надо совершено не думать о себе.

Джон издает странный звук: то ли прерывистый вздох, то ли всхлип:

– И это мне говорит тот, кто вечно лезет то под пули, то в тигриное логово.

– Ты и Ратна мне не верите, но я правда знаю, что делаю.

Джон отстраняется, смотрит на Нила чуть ли не задумчиво.

– На встрече с Шаретом даже рот не открывай.

– Но хоть поинтересоваться здоровьем Саши…

– Только это. И я не шучу. Уж если тебя так беспокоит здоровье твоего Ткаченко.

Нил кивает, и Джон убирает руки. Тепло пропадает, сразу хочется поежиться.

– Ты поступил правильно, – добавляет Нил. – И теперь мы узнаем, где турникет.

Джон поводит плечами:

– Может быть. А может, мы скоро пожалеем об этом.

Разговор окончен, так что остается только убраться к себе. По крайней мере, Нилу есть, чем скоротать время. На следующий день на базу возвращается Джереми, а значит, нужно заглянуть к нему и поприветствовать. Тот выглядит усталым, но довольным, Нил же мучается от очередного приступа вины. Он чувствует себя зависшим в полной неопределенности между Джереми и Джоном. Верным, несомненно, стало бы выбрать уже кого-то одного и уняться. Нормальные люди так и поступают. Но нормальные люди и живут иначе.

– Что-то случилось? – спрашивает Джереми, мгновенно чуя чужое настроение.

– Полно всего. Двумя словами и не опишешь. – Нил неопределенно взмахивает рукой. – Как ты?

– Погода в Гонконге прекрасная, остальное тоже неплохо. Наконец-то удалось переговорить с индусами.

– С индусами? Я думал, с Индией у «Довода» сейчас сложности. – Нил с ногами забирается на диван, а Джереми привычно устраивается напротив в кресле.

– В целом да, но это не касается «Ихора». Официально мы международная фирма с кучей филиалов, в том числе и индийским. В него теперь инвестируют меньше денег, но теперь есть надежда, что это изменится.

– А раньше кто инвестировал?

Джереми слегка морщится.

– Тебе уже рассказывали о Прии Сингх?

– Она была одним из влиятельнейших агентов «Довода».

– А также торговкой оружием. Точнее, муж изображал торговца, но рулила именно Прия, заодно и помогала «Ихору». Когда она погибла, пришлось затянуть пояса. Хочешь выпить? – Джереми рассеянно оглядывается.

– Только чаю. Вечером важное дело.

Джереми распоряжается, и, пока чай несут, они позволяют себе покурить.

– Никогда не был в восторге от Прии, – признается Джереми, – хотя приходилось общаться. Знаешь, есть люди, в присутствии которых понимаешь, что твоя жизнь в их глазах ничего не значит? Прия была из таких.

– Отчего «Довод» просто не отберет турникет у Сингха?

– Отобрать мало, нужно еще удержать. – Джереми рассеянно тушит сигарету. – Влияние, которым мы располагали в Индии, зависело только от Прии. Сейчас там не осталось наших людей.

– Но если Сингх решит использовать турникет, не знаю, для помощи террористам?

– И я, и Джон, и Жаохуи постоянно думаем об этом. Жаохуи даже пыталась подослать своих агентов к Сингху, но неудачно.

– Насколько неудачно? – уточняет Нил.

– Их вернули живыми, но с отрезанными языками и намекнули, что следующие так легко не отделаются. С тех пор мы предпочитаем следить издалека. Сингх не дурак, не делает ничего, чтобы дать нам повод.

Однако старший Айвз уверен, что Сингх скоро устроит что-то поганое.

Наконец, появляется чай, и Нил медленно пьет его, размышляя, какой вопрос задать следующим.

– Тех индусов, с которыми ты вел переговоры, не беспокоит Сингх?

– В том-то и дело, что беспокоит. – Джереми вздыхает. Он колеблется некоторое время, затем продолжает: – Прежде у нас был индийский агент, не связанный с Прией. Я надеялся его отыскать, но пока без толку. Пришлось ограничиться тем, что оставить ему несколько намеков. Он обязан хоть как-то прореагировать на них, если жив, конечно.

И тут ничего, если, конечно, Джаггернаут не проявит себя. Чтобы Джереми не озадачился, отчего Нила так интересуют индийские дела, он заводит рассказ о местных событиях.

– Кажется, это первый случай, когда я абсолютно согласен с Джоном. – Джереми слабо улыбается. – И накричал бы на тебя. О чем ты задумался?

– О ком, – признается Нил. – О Кэтрин.

– Думаешь, она влюбилась в Ткаченко?

– Или где-то близко. Черт, отчего мы вообще влюбляемся?

– Чудесный вопрос. – Джереми ненадолго опускает взгляд в чашку. – Сначала философы, потом психологи, генетики и прочие ученые так и не могут дать ответ. Мы, люди, слишком сложны, чтобы ответ был лишь в желании размножиться.

– К тому же для этого мы слишком часто подбираем неподходящий объект, – выдыхает Нил.

– Это определенно связано с альтруизмом. – Джереми вроде бы шутит, но глаза у него серьезные.

– Мы недавно разговаривали с Кэт. Умом она все прекрасно понимает. И… не хочу видеть ее несчастной.

– Ты добрый человек. – Джереми пересаживается на диванчик к Нилу и кладет руку ему на колено. – Оставайся таким же, договорились?

Нил невольно опускает глаза.

– Когда-нибудь ты тоже влюбишься, – продолжает Джереми. – Кем бы ни был тот человек, ты точно сделаешь его счастливым.

– На такой работе? – заставляет себя усмехнуться Нил. – Не имею ни малейшего желания.

Скажи Джереми, приказывает он себе, но язык прилипает к гортани. Пауза затягивается, Нил смотрит на руку, лежащую на колене, то самое кольцо с забавной надписью. Кажется, Джереми никогда его не снимает.

– Твой друг… – выдавливает Нил, – который подарил это кольцо. Что с ним сейчас?

Тот молчит, и новая пауза становится вовсе невыносимой. И зачем Нил вообще спросил? Ответ ведь очевиден.

– Прости. – Нил резко встает, и рука соскальзывает на обивку дивана. – Прости, – зачем-то повторяет он, ставит чашку на столик и быстро выходит из апартаментов. Черт! Отчего временами он такой идиот? Нужно вернуться, извиниться и, наконец, нормально поговорить. Однако… часы намекают, что времени до встречи с Шаретом осталось не так уж много, а на нее нельзя являться в растрепанных чувствах. Это приносит облегчение, и тут же снова становится стыдно. Я обязательно переговорю с Джереми, обещает себе Нил, но позже. Честное слово. Как только разрешится ситуация с турникетом.

* * *

По пути в больницу Нил с любопытством изучает последние новости. Оказывается, Саша успел прийти в себя настолько, что дал интервью, пусть и совсем краткое. В нем он рассыпается в похвалах британской медицине, выражает уверенность, что британская же полиция вскоре задержит преступников, и скромно отнекивается от восторгов журналистки. О, на моем месте любой поступил бы так же! На этих строчках Нил выразительно закатывает глаза, а Джон, тоже поглядывающий на экран смартфона, раздраженно фыркает:

– Этот тип даже собственные похороны обернет себе на пользу.

– Можно подумать, на его месте ты вел бы себя иначе.

Джон молча скрещивает руки на груди, и Нил едва заметно вздыхает. Он уже в красках представляет себе грядущую беседу.

Их снова пропускают без слов, кажется, даже делают вид, что не замечают. Джон, как и всегда в подобных ситуациях, воплощенное спокойствие, Нил тоже принимает безмятежный вид. У палаты дежурят Гильермо и один из парней Ткаченко, поглядывающие друг на друга напряженно, но вроде без откровенной враждебности. Внутри уже ждут Шура и Костя. Саша сидит на постели, опираясь спиной на поднятое изголовье. Он по-прежнему бледен, но хотя бы не той мертвенной бледностью, что прежде. Зеленый глаз с любопытством изучает Джона, придвигающего себе стул и усаживающегося возле кровати. Нил встает у стены и заставляет себя опустить руки вдоль тела.

– О, значит, вы тот самый человек, волею которого я жив, – негромко произносит Саша. – И как же мне к вам обращаться?

– Это не имеет никакого значения, мистер Ткаченко.

С избранной позиции Нил видит профили обоих: черный и белый, полнейшие противоположности.

– Тем не менее, я хотел бы поблагодарить вас, хоть вы, полагаю, не нуждаетесь в этом.

Джон чуть наклоняет голову.

– Вы правильно полагаете. Перейдем к делу.

Саша переглядывается с Шурой, затем оба некоторое время смотрят на Нила. Черт знает, что видит на его лице Шарет, однако он поворачивается к Косте:

– Рассказывай.

Тот тоже держит себя в руках – ни следа ярости. Впрочем, это не мешает Косте поглядывать на Джона… нехорошо так.

– Потапыч по-настоящему доверяет только двоим, – все же начинает он. – А раз Ларина кокнули, один Булат Садырович и остался. Месяцев пять назад они совсем таинственными стали. Федор Иванович, ну, которому я подчинялся, прям извелся весь, кажется, даже обиделся немного. Незадолго перед Дувром его и нас всех вызвали в Восточную Европу, мол, помочь надо.

– Куда именно? – уточняет Джон.

– Румыния, прямо в гости к графу Дракуле.

– Значит, Южные Карпаты.

– Да ты лучше меня все знаешь. – Глаза Кости кажутся стеклянными.

– Продолжай, – только и роняет Джон.

Нил полагает, Саша и Шура слышат эту историю не впервые. Он старается не слишком пристально рассматривать их лица: теперь, когда доктор Гринвуд объявила о родстве, становятся очевидными некоторые моменты. Они действительно несильно похожи друг на друга, но общие черты все же есть; прежде из-за поврежденного глаза и вызванного им прищура Нил их не отмечал. Сходная линия подбородка – короткая борода Шуры ее почти не скрывает, одинаковые лбы, расстояния между глазами. Сейчас Шура стоит, облокотившись на приподнятое изголовье, и его поза определенно защищающая, пусть и обманчиво-расслабленная.

– Местечко называется Бэйле-Еркулане, известный курорт, – снова заговаривает Костя. – Только Потапыча не здоровье интересовало, а что-то в горах поблизости. Туда он своих и поволок. Мол, надо что-то забрать. Сам я не совался, я ж врач, но спустя три дня ко мне и моему тогдашнему корешу, тоже врачу, приволокли чувачка. Блюет, башка трещит, рожа покрасневшая, температура повышенная. На ногах, правда, держится, но так, погано. Мы сначала решили, какую-нибудь местную лихорадку подхватил. Но тут кореша моего, он дядька пожилой, успел на всякое полюбоваться, в том числе на народ, нахватавшийся мирного атома, осенило. О-эл-бе. – Последние буквы Костя, похоже, выговаривает на русском.

Мирный атом? О чем это Костя?

– Чернобыль, – поясняет Джон.

– Он самый, – невозмутимо вставляет Саша и добавляет: – Острая лучевая болезнь.

– Ага, она. Здорово кореш психанул, к Потапычу понесся. Когда вернулся, сказал, тот и бровью не повел. Мол, все под контролем. Вылечите чувачка, если сумеете, а прочее не ваше дело.

«Вылечили?» – хочется спросить Нилу, но по лицам Джона и Кости он догадывается, что нет.

– Еще несколько таких было, но дозу меньше отхватили. Их мы на ноги поставили, – продолжает Костя. – От них я и наслушался всякого. Мол, какая-то шайтан-машина, а откуда взялась, только Потапычу и Булату Садыровичу ведомо. И они вроде как ее налаживают. Потом все притихло, и Федору Ивановичу приказали в Англию возвращаться и не высовываться. И помалкивать, конечно.

– Сумеешь показать на карте, где именно вы были? – спрашивает Джон.

Костя кидает взгляд на Сашу и Шуру, затем кивает.

Джон достает планшет, выводит на нем карту и протягивает. Нил видит, Косте очень не хочется делать этого, однако он покорно увеличивает изображение и нажимает указательным пальцем на какую-то область.

– Эта вещь все еще там?

– А хрен я знаю? – все-таки огрызается Костя, и Шура предупреждающе хмыкает.

– Дальше, – невозмутимо говорит Джон.

– Уже после той свалки на болоте меня вызывали к Потапычу. Я ж один из немногих тогда уцелел. И, блин, это уже становилось несколько подозрительным: с Федором Ивановичем не подорвался, тут снова живехонек. В общем, линять было пора. Ну, я и решил напоследок как следует пошариться, терять-то уже нечего. Повезло, что тогда у Потапыча Булат Садырович был, снова они о чем-то секретничали. Вот я и исхитрился порыться в бумагах, над которыми они тряслись. Увидел чертеж и сразу вспомнил о той шайтан-машине. Тем более, слухи ходили, что Булат Садырович в Румынию прямо-таки зачастил. В общем, скопировал чертеж на скорую руку, и поминай, как звали. Конец истории. – Костя посылает Джону угрюмый взгляд.

– Это оружие? – негромко спрашивает Саша. – Ядерное оружие?

– Нет. – Джон выключает планшет и убирает его.

– Я еще застал самый конец Холодной войны. Помню, как в школе у нас вели предмет, который назывался гражданская оборона. Последствия облучения, стадии лучевой болезни, люди, превращенные в тени и угли. Как надо поступить, если противник сбросил на тебя атомную бомбу. – Лицо Саши становится жестким, а зеленый глаз широко распахивается.

– Нет, это не оружие, – повторяет Джон. – Никакого ядерного апокалипсиса. – Он поднимается со стула. – Забудьте об этом.

– Серьезно? – На висках Саши выступает пот. Он все еще слаб, осознает Нил, невероятно слаб, но злость придает ему сил. – Эта вещь убивает.

– Убивают люди, а не вещи.

– Сейчас мы все особенно нуждаемся в трюизмах. – Саша смотрит на Нила. – Ты? И дальше будешь молчать?

Нил ловит предупреждающий взгляд Джона.

– Это не оружие, – произносит он, ощущая себя попугаем. – Мы позаботимся обо всем.

– Не сомневаюсь, – саркастически отзывается Шура.

Нил надеется, ни одна из сторон не скатится до банальных угроз. Слава богу, Джон ничего не произносит, понимая, что они только раззадорят Сашу.

– Что же, – пожимает плечами Саша, – вы получили, что хотели. Убирайтесь.

Джон поднимается и идет к двери. На пороге он оборачивается:

– Сомневаюсь, что вы внемлете, но ваше присутствие возле Кэтрин Бартон крайне нежелательно.

Каким-то чудом Саша удерживается от ругательства.

– Вы говорите от ее имени? О, таки нет. Тогда катитесь к дьяволу. – Он улыбается, почти скалится. Руки, лежащие поверх одеяла, принимаются мелко подрагивать.

Джон едва заметно пожимает плечами. Нужно последовать за ним, но ноги Нила словно приросли к полу. Он жмурится, затем тяжело сглатывает и смотрит на Сашу. В голове абсолютная мешанина, однако…

– Кто сильнее: Бармаглот или Брандашмыг?

В палате повисает пауза, а Джон замирает в коридоре.

– Ты угашенный? – громко спрашивает Костя по-русски.

Однако злость на лице Саши сменяется озадаченностью, он шумно выдыхает, кажется, несколько облегченно, и дергает правым плечом:

– Какая разница? Сильнее тот, у кого вострый меч.

Нил кивает и выходит из палаты к Джону.

До лифта они добираются в гробовом молчании. Стоит створкам закрыться, как Джон сгребает Нила за шиворот и зло целует. Это больше похоже на укус, чем на поцелуй, и нижняя губа не выдерживает, во рту отдается металл. Надо запротестовать, но ноги, как в дурацких романчиках, словно обращаются в кисель, и Нил только жадно отвечает, крепко сжимая лацканы пиджака.

– И что это, по-твоему, доказывает? – Джон отстраняется, тяжело дыша.

– Что Саша не идиот? – пробует Нил. Что вы мыслите похоже? Что можете договориться? Нет, бесполезно. И он добавляет: – Я думал, ты мне врежешь.

– Стоило бы. – Джон неожиданно нежно проводит пальцами по губам Нила, стирая кровь и словно извиняясь. – Забудь. Никаких дел с Ткаченко. Если эта история его ничему не научила, его проблемы.

Нил опускает голову. Впрочем, им всем сейчас будет совершенно не до Саши. Турникет в Румынии – нужно сосредоточиться на нем и на Потапове.