Глава 24. Берегись того, в кого влюблен (1/2)

Обиталище Нила на базе «Довода» так и не приобрело жилой вид: хозяин сюда заглядывает лишь изредка, даже когда возвращается, как сейчас. Нил лучше освоился в апартаментах Джереми, чем здесь. Может, все-таки приволочь в комнатку хоть что-нибудь? Фотку на стену или горшок растений вроде суккулентов, которые точно не сдохнут, если забыть их полить? Нил раздумывает над этим, а потом откладывает мысль в долгий ящик. Доктор Гринвуд приказала явиться на медосмотр, и это сейчас важнее. Она привычно позволяет поцеловать себя в щечку и вполне благосклонно принимает маленький сувенир из Хорватии, который Нил исхитрился купить в последний день: изящную деревянную подвеску.

– Отлично выглядите, – довольно резюмирует доктор. – Но отдохнуть вам не помешает, о чем я обязательно извещу Джона. Дай ему волю, он и себя, и подчиненных до смерти загоняет.

Значит, Нилу предстоит вынужденное безделье.

– Что это у вас? – интересуется доктор Гринвуд напоследок.

Нил берет в руки папку, которую ему успел передать до осмотра Чума.

– Дело, над которым я думаю. Хотите поиграть в физиогномику?

– Четверть часа у меня есть.

Нил устраивается на стуле и выкладывает на стол три фотографии: Саша, Шура и Костя.

– Ваш вердикт?

– Френология давным-давно скомпрометировала себя. – Доктор слабо улыбается, но снимки изучает внимательно: то, приподняв очки, подносит к глазам, то откидывается, рассматривая издали. – Любопытный тип. – Она постукивает ногтем по фото Кости. – Но дело не в строении черепа, а в выражении лица и глазах. Я не психолог и, тем более, не психиатр, но насторожилась бы.

Не зря Нилу чертовски неуютно от одного вида Кости.

– Он врач, между прочим.

– Близко не подпустила бы его к пациентам, пока не прошел все возможные проверки. И тогда все равно не единожды подумала.

Наверное, русские смотрят на это проще.

– Остальные двое?

– По крайней мере, они вполне адекватные. Хм… какое интересное повреждение. – Доктор Гринвуд снова с любопытством изучает Сашу. – Он слеп на один глаз?

– Нет, – по крайней мере, ничего на это не указывает, – но подозреваю, видит им хуже.

– Тогда ему невероятно повезло. Вероятно, укол чем-то острым и очень тонким. Иголка? Или крошечный осколок стекла?

– Еще у него шрамы на правом плече и ноге. – Нил как можно точнее описывает их. – Следы аварии?

Доктор задумывается:

– По вашим словам сложно судить. Может, вы правы, но напоминает и следы пыток. Хотя для объективного заключения я должна увидеть их сама.

Следы пыток? Такая версия не приходила Нилу в голову. Вдруг с тех времен, как Саша чуть не угодил в тюрьму? Чума, погрузившийся в порядки, царившие в России в девяностые, успел поделиться парочкой ужасов.

– Любопытно, – почти шепчет тем временем доктор, – значит, это Ткаченко, а это Шарет. Между ними есть какие-то родственные связи?

– Насколько мы знаем, нет. И они не похожи друг на друга.

– Пожалуй.

– Шарет и Костя?

– Точно нет, – уверенно отзывается доктор.

Значит, «дядя» все же обращение к старшему, а не указание на родство.

– Похоже, я мало чем помогла, – заключает доктор Гринвуд.

– Однако пару идей заронили.

Та легко улыбается.

Джереми снова отправился по делам «Ихора», так что с расспросами об индийском агенте придется повременить. Однако скучать все равно не приходится. Нил застает Джона в компании худого мужчины с седой головой и рыжеватыми усами и бородкой.

– Арсен Легран, – представляется тот с едва заметным акцентом.

– Совершенно незаменимый человек, – поясняет Джон. Со времен Мадрида Нил видит его впервые, и сейчас Джон спокоен и непроницаем, как обычно, словно никакой ссоры не было. – Способен достать что угодно и где угодно.

Легран улыбается, явно довольный собственной репутацией.

– Даже луну с неба? – не удерживается Нил.

– Только свяжусь с поставщиками. Наверняка у китайцев уже есть пара предложений. – Легран снова улыбается, и Нил тоже. – Обращайтесь, если понадобится. Впрочем, сейчас вынужден откланяться, меня как раз отправили раздобывать астероиды из Пояса Койпера.

Джон посылает укоризненный взгляд, и Легран, ничуть не смутившись, добавляет:

– Почти.

Когда он отходит, Джон смотрит на Нила:

– Отлично, что ты здесь, как раз собирался тебя разыскать.

– Что-то случилось?

– Нет, на этот раз все мирно. Как насчет еще одного использования сотрудников в личных целях?

Нет, это точно не приглашение на свидание.

– Макс очень хочет с тобой повидаться. Он… – Джон слегка хмурится, – сильно капризничает в последнее время, и Кэт переживает. Сэр Майкл снова готов пожертвовать своим загородным домом.

Нил оказывается прав и тут же жалеет об этом к собственному глубокому неудовольствию. О чем он только думает, идиот? Ведь сам торжественно обещал Лесли, что с Джоном все кончено. Правда, это было еще до откровений Айвза. Хотя… разве это не весомый довод в пользу того, чтобы держаться от Джона подальше?

– Я только за, – отвечает Нил вслух.

– Отлично. А на обратном пути поработаешь курьером.

На следующее утро Нил выезжает с базы совершенно один, тем более, дорогу он теперь знает. Погода так себе: небо хмурится и периодически разражается мелкий дождик, впрочем, быстро унимающийся. В отличие от Чехии и Хорватии в Англии листва уже вовсю желтеет. Нил с некоторой оторопью осознает, что еще месяца полтора, и можно будет отметить свое первое полугодие в «Доводе». Ощущение, что целая жизнь прошла.

Загородный дом сэра Майкла приветствует Нила в лице неизменного Уильяма.

– Рад вас видеть, сэр. – И звучит это совершенно искренне.

– Я тоже, – улыбается Нил.

– Я провожу вас с миссис Кэтрин и мистеру Максу. Кофе? Чаю?

– Чаю. И погорячее.

Кэт выглядит гораздо лучше, чем в последнюю их встречу в Мадриде, ее сын при виде Нила мгновенно оживляется.

– Давай я покажу тебе дом! – выпаливает он.

– Макс, будь вежливым, – с легкой укоризной произносит мать. – Дай Нилу перевести дыхание и выпить чаю. – Она посылает мягкую улыбку. – Уильям по разрешению сэра Майкла водил Макса на чердак, а там…

– Там столько старых вещей! – Макс даже взмахивает руками.

– Обязательно сходим.

Уильям как раз приносит чашку, и Нил с удовольствием отпивает. Все-таки у сэра Майкла действительно самый лучший чай в Англии.

– Чем закончилась история с Калво-и-Руисом и его приятелями? – любопытствует Нил.

– Суд все еще длится, – отвечает Кэт спокойно, значит, все и правда хорошо, – но уже очевидно, что Калво-и-Руис и несколько его друзей сядут, причем надолго. Инспектор, который вел расследование, вскрыл настоящие бездны. Газетчики от него в полном восторге и чуть ли не на руках носят.

Нил мысленно хмыкает. Что же, инспектор Кастильо имеет право торжествовать и чувствовать себя отомщенным. Главное, чтобы слава в голову не ударила, и он не вообразил, что ему теперь море по колено. Даже любопытно, остановится инспектор вовремя или не устоит?

– Ты сама?

– Мое заключение подтвердили еще несколько именитых экспертов, в том числе и испанских. Как раньше они поддерживали коллегу, так теперь рьяно открещиваются от него. Ничего нового. – На лицо Кэт ненадолго словно набегает облачко, но потом она снова улыбается. – Спасибо.

Только в конечном итоге благодарить ей надо совсем не «Довод».

Стоит чашке опустеть, как Макс мгновенно тащит Нила демонстрировать секреты особняка. Мальчик буквально светится, пересказывая все то, что узнал о старом доме от Уильяма.

– Вчера вечером облаков не было, – докладывает Макс, – и мы еще раз ходили смотреть на небо. И я уже сам нашел полярную звезду.

– Молодец.

– И еще несколько созвездий. Но тут Уильям помог.

Чердак здесь не такой, как в домах попроще, на него не нужно карабкаться по узкой крутой лестнице, она вполне себе широкая и удобная. Внутри царит полный порядок: вещи разложены по полкам, старая мебель укрыта чехлами и ни следа пыли. Нил и Макс рассматривают старинный сервант в неоготическом стиле – кто-то потратил кучу сил, затаскивая сюда это чудовище, скрипучее кресло-качалку, на которое Макс тут же забирается, деревянные игрушки с чуть облезлой краской. Находится и шахматы, фигурки которых выточены из красного дерева и слоновой кости. Нил даже прикинуть боится, сколько может стоить такой набор.

– Умеешь играть?

Макс мотает головой.

– Хочешь попробовать?

Мальчик несколько мгновений колеблется, затем кивает.

Они устраиваются прямо на полу, и Нил принимается объяснять, как ходят фигуры.

– Папа умел играть в шахматы, – вдруг объявляет Макс. – Обещал меня научить, но…

Он хохлится.

– Скучаешь по нему? – осторожно спрашивает Нил.

Макс хмуро смотрит на доску с выстроившимися белыми и темно-красными войсками.

– Все будто забыли о нем, – тихо отвечает Макс, – даже мама. Когда я говорю о папе, все время переводит разговор на другое. Думает, я не замечаю, но я замечаю!

– Она просто не хочет бередить раны. Твой ход.

Макс неуверенно передвигает пешку.

– Какой твой папа?

– Мы не слишком ладим, – признается Нил. – Так уж вышло, что нас с ним интересуют совсем разные вещи.

Похоже, это для Макса своего рода откровение: он посылает Нилу удивленный взгляд, затем опускает глаза на доску.

– Он часто бывает дома?

– Всегда, сколько я себя помню. Коренной лондонец, для которого поездка в соседний город – событие. Это я поступил в Бирмингемский университет и удрал.

– А мой папа редко бывал дома. Дела, – значительно выдыхает Макс, явно копируя кого-то взрослого. – Но иногда брал нас с мамой и Анной на яхту, и мы вместе катались по всему миру. Это было так здорово!

– И где вы бывали?

Средиземное море, Таиланд, Вьетнам, Индия… Вспоминая давние поездки, Макс оживляется, а его глаза блестят. Но дело не только в рассказах о белом песке, приветливом море или бескрайнем небе, главное здесь отец: папа то, папа се, папа – тот, на ком сконцентрировался весь мир Макса. И в этом мире тот не чудовище, собравшееся уничтожить людей, а обожаемый родитель, да, далекий и весьма строгий, но от этого обожаемый еще больше. Лучше всех ловящий рыбу, спасающий сына и маму от каких-то страшенных экзотических пауков, учащий нырять с аквалангом и кататься на катамаранах. И, конечно, знающий все на свете. Сам Нил… он усомнился в том, что дражайший родитель знает все и обо всем, наверное, лет в семь, а дальше авторитет отца только таял, пока не исчез окончательно. Джеффри продержался немногим дольше, хотя брат, в отличие от Нила, быстро решил, что спорить с папой бессмысленно, и просто пропускал нотации мимо ушей. Это Нилу из чувства противоречия всегда хотелось отыскать словам отца опровержение и ткнуть его в это. Пожалуй, Джеффри все-таки занял более разумную позицию: нельзя переубедить того, кто отказывается слушать.

– Томми… Это… мы вместе учимся, сказал, что мой папа был русский бандит. – Макс буравит взглядом шахматную доску. – В какой-то передаче так объявили.

– И что? – Нил поддается, чтобы Макс не проиграл слишком быстро. Надо отдать мальчику должное, он сразу запомнил, как правильно ходят фигуры, его почти не надо поправлять.

– Я ему врезал. Такие вопли поднялись! – Макс морщится. – Учитель кричал, директор тоже. Даже маму вызывали. И все требовали, чтобы я извинился. Почему я? Это Томми первым сказал гадость про моего папу. – Он поднимает голову и с отчаянием смотрит на Нила, ища поддержки. – И дедушка Фредерик как-то спорил с мамой. Они тогда думали, я сплю, но я подслушал. – Макс слегка краснеет. – Дедушка обзывал папу всякими нехорошими словами, а мама стояла напротив него совсем бледная. Думал, она скажет, чтобы дедушка не говорил так, а она молчала. Почему?

И что на такое ответишь?

– Знаешь, чего я больше всего ненавидел в детстве?

Макс мотает головой.

– Когда мне говорили: «Ты обязательно поймешь, когда вырастешь» Я быстро осознал, что это такая замечательная отговорка, когда взрослым сложно что-то объяснить или даже они сами не знают ответа.

– Мама тоже так иногда говорит.

– Когда я подрос, осознал, что мир действительно очень сложное место. Та же физика – в ней есть куча вопросов, об ответах на которые мы можем только догадываться. Мы строим теории, опровергаем их или, наоборот, находим подтверждение.

– Ты меня путаешь? – слегка насупливается Макс.

– Пытаюсь подобрать слова. Взрослым это порой сложно.

– Почему?

– Потому что слов слишком много. А вопрос «Почему?» чудесен тем, что его очень просто задать, а сформулировать ответ не так легко. Скажем, я мог бы тебе сказать, что нельзя бросаться с кулаками на одноклассников, даже если они говорят гадости. Но, во-первых, тебе это уже и так сказали, а, во-вторых, я и сам в школе пару раз дрался.

– Правда? – пораженно выдыхает Макс. – И как?

– Никогда не был хорошим драчуном, так что оба раза отметелили. С тем парнем, с которым я подрался в первый раз, мы потом даже подружились. Его отец, в отличие от моего, считал, что нет ничего страшного в драках между мальчишками.

– А во второй?

– Там было все серьезней. Мы дрались из-за девочки.

Макс закатывает глаза – да, ему еще только предстоит познать все прелести драк из-за девчонок.

– Мама говорит, мы должны быть выше этого. Мало ли кто и что болтает о папе? Но если молчать, то они просто будут болтать себе дальше.

Макс снова смотрит на доску: как ни выкручивайся, а потянуть дольше не получится, надо есть его короля, что Нил и делает.

– Твоей маме сейчас очень непросто. Думаю, это уже не раз говорили, тебе надоело слышать, но это действительно так. Она старается оградить тебя от всех трудностей, как умеет. Просто хочет, чтобы ты был счастлив. И… ладно, это редко когда работает.

– Ты мне тоже соврешь? – чуть ли не смиренно спрашивает Макс. – Как Анна? Как Уильям? Как Роджер? Скажешь, папа был хорошим, а на него просто наговаривают?

– Нет. – Нил берет ферзя и вертит его в руках. – Хочешь, дам тебе урок лицемерия?

Макс посылает озадаченный взгляд, однако кивает.

– Окружающие продолжают болтать только тогда, когда видят, что их слова причиняют тебе боль. Можешь не огрызаться в ответ, молчать, но они чуют твою реакцию и продолжают. Так что первейшая задача убедить их, что ты не ведешься. Второй момент – у всех есть уязвимое место. И тут все зависит от того, чего ты хочешь добиться. Если разругаться со всеми, то можно просто ткнуть в него. Увы, это закончится лишь тем, что ты настроишь против себя других.

– Тогда что?

– Если действовать достаточно тонко, можно, наоборот, подружиться. Люди, даже когда несут полную чушь, в общем-то, неплохие. И на свете есть множество интересных вещей, которыми можно заняться.

– А папа? – Макс обхватывает пальцами своего съеденного короля. – Ведь то, что про него говорят, правда?

Кэт так не хочет, чтобы ее сын докопался до истины. Но тот не глухой и не слепой.

– Ты ведь и сам рылся в интернете.

– Угу. Но маме не говорил. Она очень расстроится.

– Знаешь, как работают исследователи? Собирают информацию из разных источников и делают выводы. Плохой исследователь ограничивается лишь теми, что поддерживают его точку зрения, хороший изучает все, даже те, что ломают его картину мира.

– Ты ведь уходишь от ответа? – серьезно произносит Макс.

– Да.

– Лицемеришь?

– Самую чуточку.

Макс возвращает короля на доску. Некоторое время мальчик горбится, затем тяжело, по-взрослому, вздыхает:

– Давай сыграем еще одну партию.

– Конечно.

Больше о Саторе они не заговаривают, болтают только о физике и учебе Макса. Нил не представляет, сделал он хуже или лучше, но мальчик, по крайней мере, снова улыбается. Хотя, может, это урок лицемерия пошел ему впрок.

* * *

После обеда Макса к его огромному неудовольствию отправляют поспать, а Кэт просит Нила помочь ей в здешней библиотеке.

– У сэра Майкла есть несколько антикварных альбомов, – поясняет она, стоя на специальной невысокой лесенке у полок и вынимая то одну, то другую книгу. Некоторые Кэтрин возвращает назад, а некоторые передает Нилу, в руках которого уже скопилась приличная стопка. – Давно хотела их изучить. И подруга попросила помочь с выставкой.

Кэт не спрашивает, как прошел разговор с Максом, и к лучшему, потому что Нилу особенно нечего ответить. Он смотрит на высокую изящную фигуру в темно-синем костюме. Двигаются только руки: достают очередной альбом, листают его, порой замирая на странице, потом закрывают с приглушенным хлопком.

– Джон сказал, что Ткаченко хотел познакомиться со мной по приказу Борза, – наконец, произносит Кэт.

– Это правда.

Кэтрин оборачивается и посылает Нилу долгий взгляд.

– Что вся история с негативами затеяна только для того, чтобы подобраться ко мне как можно ближе.

– С большой вероятностью так.

Очередная книга возвращается на полку, а Кэт обхватывает себя руками.

– Может, это со мной что-то не так?

Нил посылает ей удивленный взгляд.

– Да, со мной. Меня ведь предупреждали насчет Андрея: и друзья, и дядя. А я не слушала, влюбилась по уши.

– Ты была совсем молодой.

– И ни черта не разбиралась в людях. Знаю. Андрей, когда ему надобилось, умел быть очаровательным. Как сам говорил, всегда добивался того, чего хотел. И чем сложнее, тем настойчивей он становился. Другие люди были для него инструментами или статусными игрушками, как я.

– Кэт…

– Не прерывай. Когда я познакомилась с Томасом, подумала, он иной, искренний, настоящий. Но и для него я оказалась точно таким же инструментом. Теперь я встречаю очередного мужчину, и снова ему от меня чего-то нужно. Нужно меня использовать.

– Джон… – зачем-то начинает Нил.

– Изначально Джон совершенно не собирался меня спасать. Нет, я бесконечно благодарна ему за все, что он сделал. Без него я бы умерла, все мы умерли. Он стал мне первым другом за долгое время, настоящим другом. Но я прекрасно отдаю себе отчет, что если придется, он снова использует меня в своих целях. Что «Довод» для него всегда на первом месте. В каком-то смысле, так даже проще. Честнее.

– Дело вовсе не в тебе.

Кэт вздыхает и передает очередной альбом Нилу.

– Одна моя подруга непременно сказала бы, что я слишком романтична и старомодна. Что для людей вообще-то нормально так или иначе использовать друг друга. Великая любовь есть только в книжках, которые читаешь лет в шестнадцать.

Она спускается с лесенки и передвигает ее к следующему стеллажу.

– Обещай, что не расскажешь Джону.

– Обещаю. – Нил пристраивает стопку книг на верхней ступеньке лесенки, а Кэт достает из нагрудного кармана пиджака брошку: серебряная проволока соединяет кусочки разноцветного стекла, собирая их в лепестки цветка – незабудки. Признаться, брошка несколько кривовата, да и лепестки разнятся по размерам и окраске, но есть в ней что-то милое.

– Неделю назад я была на банкете, устроенном «Шипли», Ткаченко тоже там присутствовал. Нашла эту брошку возле своего бокала в конце вечера.

– Не знал, что Саша умеет работать со стеклом.

– Похоже, он давно не практиковался. – Цветок вертится туда-сюда, и тусклый свет бликует на стеклянных лепестках. – Еще одна попытка очаровать. Андрей в свое время заваливал меня дорогими подарками, это не сработает снова, так что надо попробовать что-то оригинальное. – Голос Кэт становится подозрительно звонким. – Я верну Ткаченко эту брошку на следующей встрече. Плевать, если он будет отнекиваться.

– Это будет правильно.

– Совершенно правильно.

Но отчего-то оба смотрят на несчастную брошку с видом заговорщиков. Нил гонит от себя малейшую мысль, что это может быть и такая отчаянная попытка извиниться. Какая разница? Нужно оградить Кэтрин от Саши, и точка.

– Расскажи мне про Борза, с которым сотрудничает Ткаченко, – шепотом просит Кэт. – От Джона почти ничего не добьешься.

И тут даже не надо сгущать краски – на истории о вилле Дробняка Кэтрин сереет.

– Я могу только догадываться, что произошло между Сашей и Потаповым, – заключает Нил, – но что бы ни было, это не повод связываться с Борзом.

– Согласна. – Кэт сжимает брошку, затем решительно убирает ее в карман. – Идея сбежать в Австралию нравится мне все больше и больше.

На языке вертится вопрос – уж если они сейчас друг с другом настолько откровенны.

– Ты знала меня? Два года назад?

На мгновение в глазах Кэт мелькает растерянность и почти испуг. Она снова обхватывает себя руками.

– Джон тебе рассказал?

– Нет. Я сам кое-что выяснил.