Глава 21. Снова коты и лисы (2/2)

Саша водит нижней челюстью, и привычная маска на его лице идет трещинами. Вот-вот из-под нее выберется он истинный. И каким же окажется?

– Понять не могу, ты нас топишь или выгораживаешь перед своими? – вдруг говорит Шарет. – Но если выгораживаешь, то почему?

А он чертовски проницателен, и у Нила невольно мурашки бегут по спине. Саша же от этих слов резко поводит плечами, словно что-то сбрасывая. Что-то, невероятно тяжелое.

– Я не сторонник жестких решений и крайних мер. – Нил вздыхает. – Спасибо за конную прогулку, Саша. Она была замечательной.

Он выходит из номера. Телохранители, ждущие в коридоре, его не останавливают.

* * *

Снаружи уже начинают сгущаться летние сумерки, но еще достаточно светло, чтобы не зажглись фонари. Нил выбирается на обочину шоссе, ведущего в Мадрид, и неторопливо бредет. Если свои поблизости, то подхватят – как только оценят диспозицию и убедятся, что хвоста нет. А его быть не должно, Шура не идиот.

– Подбросить, чувак? – Из остановившейся машины улыбается Эш.

– Обяжешь. – Нил садится в салон, и автомобиль устремляется прочь. – Сколько вокруг наших?

– Добрый десяток. Я сказал им, чтобы свалили по-тихому, как только увидел, что ты выходишь из гостиницы на своих двоих. Как ты?

– Устал как собака. В остальном неплохо.

– Джон рвет и мечет, – докладывает Эш. – Прям страх. Никогда его таким не видел.

– Ничего, скоро успокоится.

Увы, Нил не угадывает. Стоит им явиться под очи начальству, как Джон командует:

– Выйдите, господа.

Эш и еще пара человек вылетают из номера недорогой гостиницы, где в данный момент обосновался «Довод», а Джон окидывает Нила колючим взглядом. Держится он явно из последних сил.

– Что было нужно этому ублюдку?

– Только поговорить. Я совершенно цел. – Нил разводит руки. – И меня даже не запугивали.

Ну, почти.

Джон подходит к Нилу почти вплотную.

– Что известно Ткаченко?

– Как и прежде, почти ничего.

– Насколько почти это ничего?

Нил мысленно вздыхает и рассказывает про Костю. В какой-то момент Джон зажмуривается, потом стискивает кулаки.

– Черт!

– Костя копал под Потапова для Ткаченко. Не знаю, каким образом, но исхитрился скопировать чертеж турникета. Однако он представления не имеет, что это.

– Но прекрасно понимает, что это важно. А теперь Ткаченко и Шарет убедились, что это именно так.

Нил кивает.

– Костя рассказал им и про… – он невольно сглатывает, – испытание, и про инцидент на болоте. Про странности, которые их сопровождали.

– Ты?

– Изворачивался как мог. Сейчас Ткаченко и Шарет полагают, что мы тайно работаем на МИ-6. Ввязались в это дело только из-за того, что сэр Майкл покровительствует Кэт.

– Ложь стандартная рабочая процедура, – отчего-то почти шепчет Джон.

Рассказать ему о Римини и выводах Саши? Но тогда…

– Вероятно, придется устранить Ткаченко, – озвучивает Джон самый большой страх Нила.

– За что? – не выдерживает он. – Мало ли, что Ткаченко полагает? У него никаких доказательств. Лучше выяснить, что у него за война с Потаповым, и использовать…

– Замолчи! – Джон вскидывает руку. – Секретность – наивысший…

– Прия так считала.

Джон весь подбирается, и на миг даже кажется, ударит, но лишь сжимает и разжимает пальцы, а по лицу волной прокатывается боль.

– Знаешь, это было подло с твоей стороны.

– А разве «Довод» создан для того, чтобы направо и налево убивать людей? – Взять бы его за грудки и как следует встряхнуть! – Ответь! Ты сам сказал, хочешь, чтобы я оставался добрым… и есть Борз, есть Потапов. Они главная угроза…

– Достаточно!

Нил хватает ртом воздух.

– Немедленно вылетай в Англию. Ты хуже, чем засвечен. Майк заберет тебя к себе, и за две недели Шарет обязан потерять твой след. – Джон проводит обеими руками по волосам. – А там будет видно.

– Ты…

– Замолчи! Ты идиот, лезущий очертя голову в самое пекло. Без малейшего чувства самосохранения!

Нил долго выдыхает, заставляя себя успокоиться.

– Давай ты перестанешь на меня орать? Для начала. Если я идиот, зачем ты меня вообще здесь держишь?

Джон горбится, затем склоняет голову. Вид у него… невероятно усталый, настолько, что Нила невольно охватывает раскаяние. Однако черта с два он отступится!

– Ответь хоть что-нибудь! Чисто для разнообразия.

Тот молчит, а Нил продолжает стоять и ждать. Хоть что-то, хоть намекни…

– Уйди. Пожалуйста, – выдавливает Джон.

Нил качает головой, до боли прикусывает щеку изнутри.

– Как прикажешь.

И он все-таки выходит, умудрившись не грохнуть дверью. Идиот! И непонятно, кто из них больший. Эш, преданно ждущий в коридоре, пытается о чем-то спросить, но Нил только отмахивается, потому что в горле стоит здоровенный ком. А ведь начало казаться, Нил понемногу стал понимать Джона, и опять! Да что с ним такое?! И, главное, сколько это еще это терпеть?

* * *

База «Довода» не изменилась: народ по-прежнему исчезает и появляется, коты ластятся, а еда так себе. Нил сидит в столовой и вяло пережевывает то, что здесь считается обедом. Ты зажрался, в сотый раз напоминает он себе. Слишком быстро привык в хорошему. Ты не в Берлине или Мадриде, а в старой доброй Англии с ее неизменными картошкой, рыбой и пудингом.

– Какая редкость, – доносится сверху родной голос, и Нил поднимает голову.

Лесли садится рядом и сгружает с подноса свою порцию.

– Унылый вид, я имею в виду, – уточняет подруга. Она больше не носит очки, но рыжая краска на волосах еще осталась.

– Неужели я наконец-то застал тебя здесь? – Нил все-таки улыбается.

– Мне сказали отдыхать. А так как Айвз тоже тут, он снова позвал меня на свидание.

– И как? – Нил облокачивается о стол, не без облегчения отвлекаясь от еды.

– Пойду. Он у нас теперь герой. Но что мило, не гордится этим, а каждый раз так забавно смущается.

Нил невольно улыбается:

– Он точно на пути к исправлению.

– Пожалуй. – Лесли принимается гонять по тарелке кусочки картошки. – Айвз… в смысле, старший Айвз рассказал мне кое-что о нас. И теперь это ощущается еще страннее.

– Что именно?

– Секрет. – Лесли смотрит прямо перед собой. – Никогда не думала, что запутаюсь в двух парнях. В смысле, одном и том же, но… поганая инверсия.

– Ты обещала рассказать, что с тобой случилось.

– Тогда давай доедим и свалим в парк. Чуваки здесь милые, ну, большей частью, но слишком уж ушастые.

Так они и делают. В парке Нил усаживается на скамейку, но не успевает вытянуть ноги – ноющие, как и обещал Саша, как на колени тут же взгромождается Огрызок.

– Ты специально меня караулил? – интересуется Нил у кота, но тот лишь зевает, демонстрируя роскошные клыки, и сворачивается клубком, намекая, что нужно гладить.

Лесли усмехается и устраивается рядом в любимой позе Чумы – скрестив ноги.

– Я летала на Тайвань, – делится подруга, – и меня представили, иначе не скажешь, Венлинг.

– Кто это?

– Она же Жаохуи, одна из боссов. Древняя бабулька вот такого росточка. – Лесли вытягивает руку, демонстрируя. – Но жуткая, что сотня демонов.

– Честно?

– Почти. Точно страшнее моей инструкторши в балетной школе, а ее мало кто переплюнет. Устроила мне это чертово испытание…В жизни так не пугалась!

– Поделишься?

– А ты своим?

Нил некоторое время раздумывает, затем качает головой.

– Нет. Ты права, это та вещь, которой не делятся, а которую запихивают подальше и стараются поскорее забыть.

– В общем, старая карга вытрясла из меня всю душу и унялась, лишь когда я поверила, что проще сдохнуть, – говорит Лесли почти легкомысленно, но лицо бледнеет. – Неплохо, девочка, вот и все, что она мне сказала, когда я едва не обоссалась от ужаса. Зато теперь она типа согласилась, что я не ошибка.

– Ничего, мне тут сказали, что у меня неплохой потенциал, чтобы стать человеком.

Оба, не сговариваясь, невесело фыркают.

– Ты жалеешь? – спрашивает Лесли.

– Иногда. А потом происходит что-нибудь безумное, и я такой… оп-па! Как прикольно!

– Мы оба чокнутые, если нам это нравится, – вздыхает Лесли. – Венлинг однажды сказала, что таким, как мы, чем хуже, тем лучше. Мне очень захотелось обозвать ее старой дурой, но она права.

Нил гладит довольно мурчащего Огрызка, а Лесли снова вздыхает.

– Ладно, напарник, что произошло? Я оставила тебя в Мадриде счастливым и полным сил, а получила какую-то тень.

– Я поругался с Джоном. – Нил откидывается на спинку скамейки и прикрывает глаза.

– В смысле… ты успел с ним помириться?

– И не раз.

– Ну-ну! – От тона Лесли Нил снова распахивает глаза и смотрит на подругу. – Давай кое-что проясним. Мы говорим о типе, который изображает памятник самому себе…

– Это не так…

– …вечно пялится будто сквозь тебя и требует, чтоб ты в лепешку расшибся…

– Ну, не совсем так…

– …и который считает самим собой разумеющимся, что ты сдохнешь во имя великой цели под чудовищными пытками.

– Эта часть верная, – признает Нил.

– Да я придушить ублюдка готова!

Огрызок приподнимает голову и посылает разошедшейся Лесли недовольный взгляд.

– Ладно тебе, Джон не так уж и плох. – Нил с удвоенным усердием принимается гладить кота.

– Что? – Лесли горбится так, что ее глаза оказываются на одном уровне с глазами Нила. – Не так уж и плох? С чего бы?

– Мы разговаривали…

– И он тебе хоть что-то пояснил?

– Кое-что. Местами.

– В смысле, он по-прежнему держит тебя в темноте и кормит дерьмом, но ты теперь радостно причмокиваешь.

Нил проводит свободной рукой по лицу. Не то чтобы, но…

– Я тебя знаю, напарник, колись. Он тебя засосал. Он тебя облапал. Вы трахнулись.

Становится чуть ли не стыдно, а Лесли охает, прижимая ладони ко рту.

– Вообще-то, я пошутила. – Ее голос становится слабым. – Боже… Вы трахнулись! Ты с ума сошел?

– Не обязательно извещать об этом всю базу.

– Какого черта? – Лесли серьезнеет. – Нахрен ты залез в постель к типу, чуть не отправившему тебя на тот свет? У тебя стокгольмский синдром?

– Нет, конечно.

Лесли зло фыркает:

– Джорджиана!

– Чего?

– Помнишь тот придурочный романчик, который ты читал сразу после того, как чудом не отбросил коньки?

– Смутно, – признается Нил.

– Ничего, я освежу твою память. Там было два чувака: мудак и отличный парень. И ты согласился, что Джорджиана должна остаться с нормальным чуваком.

– Ну да.

– Так какого дьявола сам не следуешь своим же словам?

– Джон не мудак.

Лесли сокрушенно мотает головой.

– Нет, мудак. И как же Джереми?

– Но ты сама…

– Я передумала. Проф отличный мужик. И из-за него ты не сидишь со страдающей физиономией, как сейчас. Я переживаю за тебя, балда!

– Ты так говоришь, словно я замуж собрался. А я всего разок из любопытства переспал с Джоном.

– Из любопытства?

– Именно.

– Всего разок?

– Да.

– Больше никогда?

Теперь очередь Нила вздыхать. Но учитывая последнюю ругань с Джоном…

– Больше никогда.

Взгляд Лесли полон скепсиса, но она протягивает руку и гладит Нила по плечу.

– У тебя есть Ратна и у тебя есть Джереми. И так в два раза больше, чем у нормального человека. Успокойся уже. И не разбивай профу сердце.

Не разбивай ему сердце… Так Варка сказала о Джоне. Но ему-то чего? Нил порой не уверен, что сердце у него вообще есть. Хотя Джон переживал за Бингвена, чуть не расклеился тогда в Берлине… Черт, он снова ищет этому типу оправдания! Однако Лесли безобразно права по поводу Джереми – за эти недели Нил едва о нем вспоминал, а он такого не заслуживает.

– Пока не удостоверюсь, что ты взялся за ум, так и останешься Джорджианой, – грозит Лесли.

– Джереми сейчас здесь?

Она кивает.

– Загляну к нему вечером. Обещаю.

Вроде подруга немного успокаивается.

– Хей, чуваки! – К ним подгребает Чума с ноутбуком подмышкой, тяжело переводя дыхание. – Наконец-то!

– Неужели ты бегал? – веселится Лесли. – Полезно для тебя.

– Прекрати ржать, белая цыпочка. – Чума поправляет сбившийся капюшон. – Как Сун сказала, что Нил на базе, так я и рванул.

Лесли сгребает его обеими руками и тискает, и тот тут же принимается отбиваться:

– Ты спятила? Прекрати немедленно! Нил, скажи ей…

– Потерпишь разок. – Тот улыбается. – Мы рады тебя видеть, знаешь ли.

– А что со мной сделается? – Чума наконец-то выбирается из объятий Лесли. – Фу, гадость какая! – Он плюхается прямо на парковую дорожку. – Это вы бошки сворачиваете, а мы сидим себе спокойненько и работаем.

– Есть новости? – Нил заставляет себя окончательно выбросить Джона из головы.

– И не одна! – Капюшон лучится самодовольством. – Эксклюзивные, считай.

– Ткаченко? – выдыхает Нил.

– Он самый. Все ради тебя, мой белый друг.

– Тогда не томи! – тоже оживляется Лесли.

Может, наконец, хоть что-то прояснится! Почти позабытый Огрызок напоминает о себе, выпустив когти, и Нил снова принимается его гладить. Тот прекращает царапаться и довольно дергает рваным ухом.

– У русских с документами полный кошмар, а в их фамилиях сам черт ногу сломит. Но вот вам сенсация: мать Ткаченко была двоюродной сестрой Потапова.

Ничего себе! Но теперь понятно, как на том фото оказались вместе Саша, его отец и, получается, дядя.

– Потапов и Ткаченко-старший действительно когда-то дружили и вели совместные дела, – продолжает Чума.

– Но из-за чего-то разругались.

– Тут по-прежнему изрядный мрак, но в какой-то момент Ткаченко-старший почти полностью передал бизнес Потапову, а сам снова начал чуть ли не с нуля.

– Когда именно это произошло? – мгновенно спрашивает Нил.

– Щас… В девяносто восьмом году, в России тогда страшный экономический кризис жахнул. Официально они так выплыть пытались.

Нил хмурится. Саше тогда, получается, исполнилось лет девятнадцать-двадцать.

– На каком курсе учился Ткаченко?

– Секунду. – Чума пристраивает ноутбук на коленях и раскрывает его. – Третий курс этого их Санкт-Петербургского университета.

– Это важно? – Лесли посылает Нилу вопросительный взгляд.

– Именно тогда что-то произошло. – Нил объясняет друзьям про ненависть Саши к весне и о том, как разгадал код сейфа в Римини. – Что-то поганое.

– И это может быть связано, – резюмирует подруга.

– Может, на самом деле Потапов отжал бизнес у Ткаченко-старшего? – предполагает Чума. – Русские вечно тогда так делали.

– А как же мать? В смысле, кузина Потапова? – удивляется Лесли.

– Да плевать! К тому же она умерла к тому времени.

– Нет, есть что-то еще, – мотает головой Нил. Одного этого маловато для настолько всеобъемлющей ненависти. На той фотографии Потапов обнимал Сашу, они явно были очень близки, похоже, даже ближе чем Саша и его родной отец. Но в какой-то момент все изменилось.

– Тогда попробую покопать дальше. Теперь о том, как твой Саша чуть не присел.

– Ты все-таки нарыл!

– В общих чертах, конечно, но да, – довольно доносится из-под капюшона. – Прикол в том, что сначала Ткаченко, похоже, пытался играть по-честному, не хотел договариваться с кем надо, вот его и взялись топить и едва не утопили.

Лесли присвистывает, а Нил вспоминает, как старший Айвз говорил, что всех честных среди русских перебили.

– Но все-таки ему удалось вывернуться, – продолжает Чума, – хоть и в последний момент. Договорился с какими-то бандитами, главный из них потом депутатом стал не без помощи денег Ткаченко. Ну и еще про Потапова. Похоже, это он чуть не довел Ткаченко до тюрьмы.

– А те бандиты враждовали с Потаповым, – предполагает Нил.

– Угу.

Отличные отношения дяди и племянника. Получается, именно тогда Саша начал метаться между добром и злом и с тех пор никак не выберет путь. Нил хмурится, затем кратко пересказывает друзьям приключения в Берлине и Мадриде и завершает встречей с Сашей.

– По крайней мере, этот чувак не бросился тебя пытать, – замечает Чума.

– Просто он не дурак, – бросает Лесли. – Сложись обстоятельства иначе, черт его знает.

– И он подобрался слишком близко, – добавляет Чума. Капюшон обращается к Нилу. – Но ты все равно не хочешь, чтобы Ткаченко грохнули. Отчего?

– Потому что это не лезет ни в какие ворота! – не выдерживает Лесли.

– Тсс, подруга, не только в этом дело. Ткаченко любопытный чувак, конечно, но что его выделяет среди прочих любопытных?

Неожиданная проницательность от Чумы.

– Может, то, что он не скрутил меня и не запугивал? – Нил хмурится. – Что спас Варку, хотя совершенно не обязан был это делать? И я до сих пор не уверен, что Саша помог Кэтрин Бартон, только чтобы подобраться к ней поближе.

– Он просто из той же породы, что ты, – предполагает Лесли. – Рыбак рыбака и прочее.

– И это тоже.

Пока Джон еще раздумывает, но как только узнает о том, что Саша подозревает Нила в краже чертежа турникета, мгновенно перестанет колебаться. А если Нил снова ошибается, если недооценивает противника?

– Давненько я не видела тебя в чем-то неуверенным, – вздыхает подруга.

– Ненавижу это чувство.

– Что бы ты ни решил, мы с Чумой тебя поддержим.

Тот с готовностью кивает, и Нил невольно улыбается. Как бы паршиво ни шли дела, есть два человека, на которых он всегда может рассчитывать. А это многое значит.

* * *

Слово надо держать, так что ближе к вечеру Нил заглядывает к Джереми. Тот так радостно улыбается, что в очередной раз становится стыдно.

– Выпьешь со мной?

– Конечно. – Нил устраивается на диванчике у журнального столика. – Как дела у Стива и Рут? И у тебя, конечно?

– Доктор Гейтман по-прежнему весь в расчетах. – Джереми усаживается рядом и протягивает бокал виски. – Доктор Магая сейчас помогает еще одному нашему агенту, но не волнуйся, ничего опасного. Я же буквально вчера вернулся из Франции, что приятно, ездил исключительно по делам «Ихора», а не «Довода». Но о берлинских событиях наслышан, по всей Европе о них судачат. Поделишься подробностями?

Разумеется, Нил делится – почти всеми и, признаться, изрядно смягчая произошедшее.

– Сложно вам пришлось. – Джереми мрачнеет. – Джон все-таки должен был тебя отослать.

– И как бы выкарабкивался? В конечном итоге я же справился. – Нил легкомысленно пожимает плечами.

Тот слегка покачивает головой:

– А если бы сорвался? Мне доводилось видеть, как это бывает. Поверь, жуткое зрелище.

Джереми выглядит очень серьезным, даже обеспокоенным.

– Зачем рассуждать о том, что могло бы произойти? Ведь закончилось все хорошо. Зато завтра я отправляюсь в распоряжение полковника Пауэлла, и куча народа смотрит на меня так сочувственно, что не знаешь, что и думать.

Причем на все вопросы, что же такое страшное полковник устраивает, никто так внятно и не ответил. Вроде как сам оценишь.

– На мой вкус, Майк порой перегибает палку, – признается Джереми. – Но я не военный, о чем он мне не устает напоминать.

– Переживу. – Нил оставляет допитый бокал и смотрит на собеседника. – Слушай, у нас с тобой открытые отношения.

– Тебе виднее, – приподнимает брови тот. – Я в таких вещах не слишком-то разбираюсь.

Нил ненадолго опускает глаза, затем снова смотрит. Он добрую половину дня раздумывал, стоит ли вообще затрагивать эту тему, но Джереми заслужил знать о Джоне.

– В общем, это предполагает…

– Мне совершенно не интересно, с кем ты проводил время, – мягко перебивает Джереми.

– Я немного о другом. – Нила охватывает некоторая нервозность, обычно ему не свойственная. – Не об интрижках ради миссии. Они неважны.

Тот чуть натянуто улыбается:

– Помнишь, я говорил, что старомоден? В этом плане тоже. Миссия – не миссия, но я никогда не умел легко сходиться и, тем более, расходиться с людьми. Есть те, для кого секс как еда, питье… не знаю, что-то простое и естественное. Я не осуждаю, не думай. Но сам не из таких.

Конечно, однако…

– Я просто стараюсь быть честным, – говорит Нил. – В этом весь смысл.

– Какой? – Джереми тоже отставляет бокал, а взгляд становится напряженным и колючим. – Я не хочу ничего знать.

Заготовленные слова и объяснения расползаются и растворяются. Нил всегда считал, что искренность в таких вещах – главное. Не заставляет чувствовать себя придурком. Но Джереми продолжает буравить его этим своим взглядом.

– Мне достаточно, что сейчас ты здесь и со мной. – Он протягивает руку и накрывает ладонь Нила.

Джереми имеет полное право… и все-таки что-то ощущается неправильным.

– Ладно, – соглашается Нил. – Я просто не хотел, чтобы между нами оставались какие-то недомолвки. Они вечно все портят.

– Я ценю твое доверие, однако есть ситуации, когда недомолвки нужны. – Джереми грустно улыбается. – Договорились?

– Договорились.

В конце концов, это действительно не так уж и важно. И Нил обещал Лесли, что больше никаких сомнительных интрижек с Джоном. К черту его. Джереми умеет успокоить и утешить, отвлечь, наконец, а это теперь невероятно ценно. У них есть целая ночь, и надо сосредоточиться на ней. Прочее подождет.