Глава 16. Поединки и переговоры (1/2)

Возле соседнего квартала Варку и ее сопровождающего ждет темный фургон. Джон, а за ним Нил и Келда покорно устраиваются, и их куда-то везут. Не то чтобы Нил нервничает, но не так давно его уже запихивали в похожий фургон, и кончилось все гробом. Но коль скоро Джон хранит спокойствие, он и Келда тоже изображают невозмутимость. Внутри царит полумрак, который чуть развеивают лишь огоньки на приборной панели и поблескивающие глаза Варки, ни на мгновение не упускающие то ли гостей, то ли пленников из виду. Женщина молчит, как и Джон. Даже не пытается заговорить всю четверть часа, что фургон кружит по улицам. Наконец, машина останавливается. Первым наружу выбирается Гази, затем подает руку госпоже. Нил опять отмечает, насколько стремительно и вместе с тем изящно та двигается, хотя статью лишь немногим уступает Келде.

Варка что-то произносит окружившим фургон людям, и те опускают оружие. Впрочем, размышляет Нил, они готовы им воспользоваться в любую секунду. Варка и Гази первыми входят в старое двухэтажное здание, четверо мужчин занимают позиции по бокам гостей, отрезая им путь к бегству, а замыкает шествие водитель. Внутри царит характерный запах заброшенного строения: пыль и сырость. Света нет, но хозяева явно привыкли ориентироваться здесь и в полнейшей темноте. Процессия минует просторный пустой холл и останавливается в следующем помещении. Никакого электричества, по периметру расставлены прямо на полу толстые свечи. Варка проходит до самого конца комнаты, где стоит единственное кресло, и опускается в него, затем проводит в воздухе рукой, и мужчины рассаживаются, скрестив ноги, на циновках. Оружие никто их них не выпускает. Гости же остаются стоять прямо посередине под прицелом чужих взглядов, по крайней мере, не откровенно враждебных, скорее, изучающих.

– На каких языках ты говоришь, Дахил? – негромко спрашивает Варка. – Арабский? Суахили? Хауса? Йоруба?

– Немного на африкаанс. Чуть-чуть на зулу.

Варка произносит что-то, и Джон кланяется и отвечает. Та неопределенно хмыкает. Она по-прежнему не снимает хиджаб, и Нил вынужденно косится на ее людей, пытаясь понять хоть что-то по их лицам. Признаться, ему здорово неуютно – они с Келдой единственные белые в окружении темнокожих. А как Джон? Бывало ли ему когда-то так же неуютно в окружении одних светлокожих?

– Твоя кожа черна, как и наша, но ты не один из нас, – говорит Варка. – Ты чужак, без корней, без сердца.

– Обычно мы рождаемся в семье, но порой семьей становятся люди вокруг нас. И они наше сердце.

Голова Варки чуть склоняется набок.

– Эти белые твое сердце?

Джон снова отвечает на том же непонятном языке, и Варка откидывается на спинку кресла.

– Красивые слова, Дахил. Но это всего лишь слова. Ты готов сражаться за свое сердце?

Они долго смотрят друг на друга. Затем Джон кивает.

– Хорошо. Посмотрим, на что ты годен.

Нил кусает губы, чтобы не встрять в разговор, прекрасно понимая, что сделает только хуже. Келда тоже не открывает рта, хотя ее явно обуревают схожие чувства.

– Пусть твои спутники сядут и ждут. – Варка указывается на свободные циновки. – Хашим!

Один из мужчин вскакивает и тут же глубоко кланяется своей принцессе. Он высокий, пожалуй, выше Нила и с широченными плечами.

– Хашим один из лучших моих воинов, Дахил.

– Это честь для меня, – ровно отзывается Джон, слегка склоняет голову.

Они серьезно? Но Нил и Келда пока могут лишь устроиться на циновках. Оба копируют позы людей Варки, и Нил кладет руки на колени так, чтобы ненароком не впиться ногтями в ладони. Остается надеяться, Джон знает, что делает.

Хашим выходит в центр помещения, сбрасывает куртку, затем избавляется и от рубахи, оказываясь голым по пояс. Джон – по-прежнему воплощенное спокойствие – снимает пиджак, аккуратно кладет его на землю, потом избавляется от галстука и расстегивает рубашку. Как и Хашим, сбрасывает ботинки. Нил невольно осознает, что впервые видит его обнаженный торс. На темной коже хватает шрамов, как старых, так и относительно новых, и по комнате проносится одобрительный шепот. Варка… а черт ее знает. Она сидит, гордо выпрямив спину, похожая на черную статую.

Хашим достает из-за пояса два ножа: один протягивает Джону, а другой ловко перехватывает и принимает боевую стойку. Варка опять заговаривает – длинная фраза, после которой мужчины некоторое время согласно гудят. Джон занимает позицию напротив Хашима и тоже застывает.

– Начинайте, – командует Варка.

В полнейшей тишине Джон и Хашим принимаются кружить по центру помещения. Оба пока лишь изучают друг друга, и Нил снова кусает губы. Чего нужно Варке? Крови? Порезов? Серьезных ран? Чертов хиджаб не дает ни малейшей подсказки. Хашим делает выпад, и Джон ловко уклоняется, однако не нападает в ответ. Почему? Продолжает изучать противника? Пламя свечей пляшет на легком сквозняке, и тени мечутся, путают и сбивают с толку. Хашим снова нападет, и Джон опять лишь уклоняется. Но он ведь не может так делать вечно. Тем не менее, Джон словно вознамерился тянуть время. И, кажется, хозяева не слишком довольны этим.

Хашим гортанно восклицает и в очередной раз нападает. Джон… Нил не успевает толком осознать его молниеносное слитное движение, однако Хашим умудряется отпрыгнуть, и оба замирают, пристально глядя друг на друга. Люди вокруг тоже застывают, и Нил слышит шумное дыхание бойцов. На этот раз первым атакует Джон, заставляя противника отступать, но тот быстро спохватывается. Лезвие ловит отблеск свечи, и Нил лишь чудом умудряется не зажмуриться. Все в порядке, Джон увернулся!

Эти двое будто танцуют сложный танец, то замирая, то обмениваясь серией молниеносный ударов. Зрители уже не скучают: кто-то вскрикивает, кто-то хлопает ладонями по коленям, лишь Варка по-прежнему не шевелится. На следующем раунде нож прочерчивает на предплечье Джона длинный извилистый порез, и Нил то ли стонет, то ли выдыхает. А тот контратакует, тоже доставая противника. Несколько капель крови плюхаются на бетонный пол. Достаточно? Нет, Варка ждет продолжения.

Зрители только расходятся: голоса становятся громче, Нил ловит в возгласах как «Хашим», так и «Дахил». О, кто-то все-таки болеет и за Джона?

– Что думаешь, белая женщина? – вдруг спрашивает Варка, хиджаб поворачивается к Келде. – Красиво?

– Красиво, – ровно отзывается та, но Нил замечает, как бьется жилка на ее виске. – Когда-то мужчины моего народа тоже сражались: ради доблести, ради богатства.

– Ради женщин? – негромко фыркает Варка.

– Женщины моего народа тоже сражались, – безмятежно добавляет Келда, слегка поводя крепкими плечами.

– И ты сражаешься. За него? – Варка кивает в сторону Джона.

– Да.

– Теперь он сражается за тебя.

Женщины долго смотрят друг на друга, потом почти одновременно переводят взгляды на бойцов.

Красиво? Нил мысленно вздыхает. Он никогда не считал драки красивыми, особенно когда приходилось участвовать в них самому. Не то чтобы часто – но доводилось несколько раз, и как же ругался тогда отец! Может, не будь один из участников этого боя Джон, Нил сумел бы достаточно отстраниться, чтобы прочувствовать ту красоту, но сейчас он старается лишь не шевелить ни единым мускулом, когда ножи снова и снова касаются чужой плоти. Поверхностные раны, пустяки, убеждает он себя. И Джону такое не в новинку. Судя по шрамам, ему приходилось бывать и не в таких переделках! Оба бойца блестят от пота и крови из многочисленных порезов, но ни один не отступает, не показывает и намека на то, что готов сдаться.

Пусть Хашим повыше, но руки у них примерно одной длины, так что тут преимущества у него нет. А еще Джон терпеливее, предполагает Нил. Хашим постепенно раздражается, а тот продолжает хранить спокойствие, пусть и наверняка деланное. Все-таки поединок невольно затягивает, и Нил ловит себя на том, что губы сами собой шевелятся, шепча: «Джон, Джон, ну, давай, Джон!»

Атаки Хашима становятся более частыми, зато и более беспорядочными. Кажется, он теснит Джона, но Нил отмечает, что все наоборот, это Джон постепенно вынуждает того отступать. Хашим вдруг издает резкий вопль, кидается вперед, и та черная маска, что сейчас у Джона вместо лица, вдруг искажается. Все происходит в мгновение ока: Джон нагибается – клинок свистит над его головой – а потом распрямляется, как пружина. Его нож у горла Хашима, и Нилу кажется, он не остановится и сейчас…

– Достаточно! – Варка громко хлопает в ладоши.

Джон… Нил помнит, каким было его лицо, когда тот обещал придушить Изабеллу – та же самая чистейшая ярость, от которой сердце, кажется, пропускает удар. Он сейчас прибьет этого Хашима! Однако секунды сменяют друг друга, Джон не двигается, замерли и люди вокруг: подавшись вперед, вытянув руки. В гробовой тишине Варка поднимается с кресла.

– Я видела достаточно, демон. Оставь его.

Джон все-таки отступает. Его грудь вздымается и опускается, как кузнечные мехи, пот и кровь текут по ней буквально ручьями. Кадык Хашима судорожно дергается, и Нил видит на коже алую полосу, постепенно становящуюся шире. Джон медленно подходит к Варке и бросает нож ей прямо под ноги.

Мужчины поднимаются, и Нил с Келдой следуют их примеру. Теперь-то что?

– Твоими ранами займутся, – объявляет Варка. – Потом мы будем пить кофе и говорить. Ты, – она посылает взгляд Нилу, – сопроводи своего господина и помоги ему. А с тобой, белая женщина, мы пока побеседуем.

Значит, господина. Нил поднимает с пола рубашку, галстук и пиджак Джона, подцепляет ботинки и отправляется следом за ним и еще один мужчиной, остается надеяться, достаточно квалифицированным врачом.

Оказывается, в соседней комнате, гораздо меньшей, есть электричество. А еще она вполне тянет на жилую. Мужчина кивком указывает на узкую койку возле одной из стен и ненадолго исчезает, судя по шуму воды, моет руки.

– А как же Хашим? – спрашивает Джон, когда он возвращается.

– Им займется его брат, господин.

Нил отмечает, врачу определенно нравится, что Джон поинтересовался судьбой противника. А тот принимается обрабатывать порезы: методично, неспешно, но довольно ловко. Ему такое явно не впервые. Джон ничем не показывает, что ему больно или неприятно, только сосредоточенно смотрит прямо перед собой. Нил же не может оторвать взгляд от сети шрамов на его коже. Парочка явно от огнестрельных ран, но большинство ножевые. Вспоминается, как полковник говорил, что почти все в «Доводе» имеют боевое прошлое. У Ратны тоже хватает шрамов, но их несравненно меньше.

Врач что-то уважительно произносит, обращаясь к Нилу, и тот пожимает плечами:

– Прости, не понимаю.

– Настоящий воин, – повторяет тот уже на английском. – Как это? Черный ягуар, да.

Нил кивает и отчего-то сглатывает. «Кто я такой?» – задает он себе тот вопрос, что произнес тогда Пауэлл. «Что я вообще здесь делаю?» Я вор, а не убийца. Хотя… Нил уже убивал.

– Ничего серьезного, господин, – продолжает врач, хотя парочку длинных и довольно глубоких порезов все-таки приходится зашить. А Нил ловит себя на мысли, что и этому тоже неплохо было бы научиться. Все-таки он до черта всего не умеет и не знает. Наконец, врач перебинтовывает пациента и, отойдя, кланяется.

– Оставь нас, – командует Джон так, словно ему это совершенно привычно, и тот выходит, прикрыв за собой дверь.

– Боюсь, несмотря на перевязки, рубашку ты все-таки испортишь, – размыкает губы Нил. В паре мест на бинтах уже проступили темные пятна.

– Переживу. Брюки я точно испортил. – Джон слабо улыбается.

– Сплошные расходы. – Нил ставит ботинки на пол, откладывает пиджак и, копируя Уильяма, расправляет рубашку: – Прошу, мой господин.

– О, ты так серьезен.

– Эти ребята вряд ли оценят иронию.

Джон хмыкает, однако позволяет себе помочь. Сейчас, когда посторонних нет, он все же морщится.

– Ты знал, что этим все закончится, – замечает Нил, пока тот возится с запонками и пуговицами.

– С высокой вероятностью предполагал. По крайней мере, дело ограничилось малой кровью.

– Варка кажется разумнее Изабеллы.

– Похоже на то. – Джон поднимается, и Нил подает ему пиджак. – Галстук я в состоянии повязать сам.

– Как хочешь. Но Варке определенно нравится, когда белые прислуживают черным.

– Ей точно не понравится, если мы заставим ее ждать.

Джон затягивает узел, затем мягко касается локтя Нила и добавляет:

– Не переживай так. Я и правда я порядке.

– Я…

– Ты отлично держишься, но я все-таки тебя знаю.

– Ты не так уж долго меня знаешь, – замечает Нил.

Пальцы Джона на локте ненадолго сжимаются, а потом исчезают.

– Конечно. Тогда… считай, я читаю в сердцах.

Когда они возвращаются в помещение со свечами, там царит некоторое оживление. Мужчины собрались в одном углу, пьют кофе и негромко переговариваются. Зато Келда передислоцировалась к креслу Варки. Между женщинами на полу стоят джезва и две крохотные чашечки, но обе не обращают на них внимания. Варка склонилась к Келде, они оживленно перешептываются и… смеются? Нилу точно не послышалось?

– Не сомневался в Келде, – шепчет Джон, впрочем, не позволяя себе ни малейшей улыбки.

Заметив его, Варка обрывает разговор и выпрямляется, ее подчиненные тоже замолкают. Джон, приблизившись, останавливается и ждет. Та взмахивает и что-то приказывает. Один из мужчин резво приволакивает откуда-то из темноты стул.

– Усаживайся. – Голос Варки звучит уже явно благосклоннее.

Джон устраивается, и ему подают кофе. Нил уже привычно опускается на пол возле Келды. Ему-то хоть кофе полагается? О, все-таки полагается.

– Говори, что тебе нужно, Дахил.

Джон кратко излагает ситуацию с Лариным, а заодно описывает расстановку сил в Берлине. Варка внимательно слушает, ни разу не перебивая, и Нил пытается догадаться, какое впечатление оказывает рассказ. Ей скучно? Или она хоть чуточку заинтересовалась? Со своего места он видит лишь черный профиль, и что-то в нем кажется неправильным. Когда Нил осознает, что именно, то внутренне холодеет: на том месте, где должен быть нос, на ткани хиджаба почти нет выступа. Заметил ли это Джон? А Келда?

– Занимательно, – выносит вердикт Варка, когда Джон замолкает. – Но какое отношение это имеет ко мне?

– Нил, – командует Джон. Он мог бы изложить историю с Крампе и сам, но хочет, похоже, чтобы Варка перестала воспринимать Нила как бессловесное приложение.

Начать определенно стоит с похищенного пистолета. Услышав о нем, Варка негромко фыркает:

– Вальтер Крампе вор с мелкой грязной душонкой. – И добавляет, снова глядя на Джона: – Он мой.

– Несомненно, ваше высочество, – продолжает Нил, не уверенный, что угадал с титулом, но Варка не возражает, может, ей даже нравится. – Однако он везде ходит в сопровождении телохранителей, а после сегодняшнего происшествия усилит и охрану апартаментов.

– Происшествие. – Варка словно раскусывает что-то горькое. – Эти люди были безумны. Вам известно, кто они?

– Мы собираемся это выяснить, – безмятежно отвечает Джон. – Они сорвали и наши планы.

Варка молчит, обдумывая его слова.

– Я повторю свое предложение, принцесса. Мы можем помочь тебе с Крампе, а ты помоги нам с Лариным.

– Крампе мой, – повторяет она.

– Он хранит ружье твоего отца в сейфе, который не так просто вскрыть.

Пальцы Варки вцепляются в подлокотники.

– Ты многое знаешь.

– Многое, но явно недостаточно.

– Именно. Крампе гнусный предатель, собака. Я верну ружье своего отца и убью ублюдка.

– Позволь нам помочь в этом, – настаивает Джон. – Твои люди отличные воины, но здесь действуют другие законы и другие силы.

– Силы те же. – Варка подается вперед. – Пусть белые извратили их, но они те же.

– Ты хочешь свершить свою месть и будь что будет? Или ты собираешься вернуться со своими людьми на родину и продолжить борьбу?

После вопроса Джона повисает долгая тишина. Мужчины пристально смотрят на свою принцессу, а та беззвучно постукивает кончиками пальцев по подлокотнику.

– Мои люди все, что у меня осталось, Дахил. Ты говорил про семью. Ту, в которой родился, и ту, что приобрел. Я потеряла всех, кто был одной со мной крови: отца, мать, братьев. Но у меня остались они. – Она широко разводит руки, словно обнимая всех присутствующих. – Ты прав, я собираюсь вернуться. Вместе со всеми ними.

На лицах мужчин такое обожание, что Нилу на миг даже становится немного завидно.

– У меня есть цена. – Варка поднимается, и Джон тоже встает.

Она снова что-то резко командует, по помещению проносится дружный вздох, и подчиненные Варки все как один склоняют головы, а она нарочито медленным жестом разматывает и стаскивает хиджаб. Нилу каким-то чудом удается не вздрогнуть, у Джона тоже не дергается ни единый мускул. У Варки действительно нет носа, а вместо щеки мешанина шрамов. Господи, как можно сотворить такое? Как?!

– До ночи предательства, – негромко говорит Варка, – у меня было другое лицо. Отец и братья говорили, я прекрасней всех в Восточной Африке.

Джон что-то отвечает, кажется, снова на африкаанс, и Варка горько усмехается.

– Все-таки ты умеешь гладко говорить.

Она склоняется к самому лицу Джона и что-то шепчет. Увы, Нил не в состоянии расслышать ни слова, а сам Джон не дает ни малейшей подсказки. Когда Варка замолкает, он отступает на шаг и низко кланяется:

– Мы договорились.

Варка удовлетворенно кивает и надевает хиджаб. Кажется, все это время Нил едва дышал.

– Ружье и Крампе, Дахил. А я и мои люди выступят на твоей стороне против Ларина. Мое слово.

– Мое слово, – повторяет Джон.

Варка опять опускается в кресло.

– Тебя и твоих людей проводят, но глаза мы вам завяжем.

Неужели все? Конечно, не совсем, но когда Джон, Нил и Келда оказываются, наконец, посреди ночного города, у них на лицах одинаковое выражение облегчения. Джон наконец-то перестает изображать бодрячка и устало приваливается плечом к стене дома.

– Вызову нам такси, – объявляет Келда.

Пока она возится со смартфоном, Нил подходит к Джону и прикладывает тыльную сторону ладони к его лбу.

– Тебя лихорадит.

– Из-за потери крови. Передохну, и все будет в порядке.

– Будь любезен, в следующий раз предупреждай, мой господин.

Джон слабо улыбается.

– Это, конечно, льстит моему самолюбию, особенно из твоих уст, но заканчивай.

– А вот и такси. – Келда указывает на приближающуюся машину. – Прошу, мой господин.

– И ты туда же.

Келда довольно ухмыляется.

– О чем вы говорили с Варкой? – любопытствует Нил по дороге.

– Девчачьи тайны. – Келда делает загадочное лицо. – Вам, мальчишкам, не понять.

А в гостинице их встречает выспавшийся и до безобразия бодрый полковник Пауэлл.

– Ну что, полуночники? Есть толк?

– Есть. – Джон неловко стаскивает пиджак, и полковник присвистывает.

– Вижу. Позвать врача?

– Нет, незачем привлекать внимание. Обойдусь помощью Моргена и Сахима. – Джон оборачивается к Нилу и Келде. – А вы живо спать.

– Именно. – Пауэлл довольно потирает руки. – Через девять часов у нас встреча с четой Оздемиров.

Вообще-то, это должно радовать и бодрить, но сил Нила хватает лишь на то, чтобы добраться до кровати и вырубиться. На этот раз хотя бы ничего не снится.

* * *

Как поясняет полковник, встречу с турками организовал один из Внучков Красина. Мероприятие – благотворительный обед в пользу… признаться, Нил пропустил мимо ушей, а теперь рассеянно вслушивается в речь распорядителя, выискивая среди собравшихся чету Оздемиров. В роскошнейшем ресторане сверкают драгоценности и переливается всеми оттенками шелк платьев, даже кавалеры щеголяют друг перед другом дорогими костюмами отнюдь не только официальных черного, коричневого или, на худой конец, серого цветов. Нил отмечает мужчину в темно-синем с муаровым отливом пиджаке, еще одного в ярко-желтом, а парочка, решив продемонстрировать оригинальность, нацепили вместо галстуков шейный платок и узкую ленту – черт ее знает, как такая правильно называется.

– Ярмарка тщеславия, – едва заметно морщится полковник. Посреди буйства красок и фасонов он потрясающе консервативен в темно-серой тройке.

– Если эти ребята продадут все свои блестяшки, точно выйдет сопоставимо с годовым бюджетом Африки, – не удерживается Нил.

– Только эти ребята забывают, что камешки на хлеб не намажешь.

Между столиками, за которыми собралась воистину блистательная публика, скользят важные официанты в белоснежнейшей форме, реагирующие на малейший жест посетителей. Один из них, парень немногим младше Нила, ставит перед полковником заказанный бокал вина и, дождавшись благодарственного кивка, растворяется.

– И как? – любопытствует Нил.

– Хуже, чем мы пили с нашим немецким союзником, – фыркает Пауэлл, – зато дороже. И это все, что нужно знать о собравшейся компании.

Наконец, Нил находит взглядом чету Оздемиров. Сегодня Бингюль вырядилась во что-то душещипательно-зеленое, но такое же обтягивающее. Полковник не спешит, потягивая вино и делая вид, что слушает очередного выступающего, распинающегося о голоде и нищете. По мнению Нила, звучит как издевка. Тем не менее, публика охает и ахает в положенных местах, перешептывается и выразительно закатывает глаза.

Наконец, Пауэлл делает едва заметный жест, и возле почти сразу возникает официант.

– Подайте бутылку этого же вина вон за тот столик, любезный.

Тот кланяется и опять исчезает.

– Из него вышел бы хороший вор, – замечает Нил.

– В каком-то смысле, парень, мы здесь в окружении сплошных воров. Но они мне нравятся гораздо меньше тебя.

Керем Оздемир получает бутылку, смотрит в указанную официантом сторону и едва заметно кивает. Полковник приподнимает бокал. Супруга посла мгновенно впивается взглядом в Нила и Пауэлла. Не помешало бы ей немного выдержки. Может, именно поэтому она все время проигрывает.

А обед все тянется и тянется. Нил покорно ест подносимые деликатесы, но едва различает их вкус, потому что в памяти то и дело оживают слова полковника о грозящей Берлину катастрофе.

– Трапеза смертников, да? Так об этом думаешь?

Нил передергивает плечами. Все-таки Пауэлл чертовски проницателен.

– Воспринимай это иначе, парень. С момента рождения мы все смертники, разве нет?

– Вы действительно так считаете?

– Именно. Наша жизнь – краткий миг посреди вечности забвения. Все, что мы можем, это распорядиться этим мигом так, чтобы ни о чем не жалеть на смертном одре.

– Да вы поэт.

– Нет, поэт у нас Айвз.

Нил мгновенно вспоминает томики в спальне лейтенанта, а полковник продолжает, ухмыляясь:

– Отвратительный, замечу. Из тех, кто в состоянии срифмовать только «любовь» и «кровь». На худой конец, «попа» и «жопа».

Нил невольно улыбается.

– Вы его и этим третируете?

– Я? – Физиономия Пауэлла – полнейшая невинность. – Я никогда и никого не третирую. Только излагаю честное взвешенное мнение. Ладно, парень, отставить. Пятиминутная готовность.

Чета Оздемиров как раз поднимается из-за стола и идет из зала.

– Это не привлечет внимания? – шепчет Нил.

– Ни малейшего. Тут все секретничают.

Спустя некоторое время они тоже встают и неспешно идут в том же направлении, что и посол с женой. У выхода из зала их ждет очередной официант:

– Прошу вас, господа.

Он проводит их в небольшой уютный кабинет, где из мебели только две широкие удобные софы и стол, на котором уже заботливо расставлены закуски и вина. Керем Оздемир поднимается, приветствуя гостей, жмет им руки, затем полковник и Нил прикладываются к ручке чуть раскрасневшейся Бингюль.

– Не буду тянуть, господа, – заговаривает турок, стоит официанту оставить их наедине. – Очень уважаемые люди заверили меня, что вы в состоянии разрешить одну весьма деликатную проблему.

– Несомненно. – Полковник кивает Нилу, и тот, спохватившись, наливает собравшимся вина, увы, и в половину не так ловко, как официант. Тем не менее, Бингюль посылает ему кокетливый взгляд, и Нил улыбается. Хей, а ничего, что здесь ее муж? Но тот словно ничего не замечает.

– Какая услуга вам требуется в ответ? – Керем не кажется настороженным, но, полагает Нил, это маска. В конце концов, дипломаты обязаны уметь владеть собой.

– Это будет не слишком обременительно для вас. – Пауэлл тоже воплощенное спокойствие. – Полагаю, вы даже сочтете себя и свою прекрасную супругу отомщенными.

Муж и жена быстро переглядываются.

– Нам нужны сведения о Ларине. Абсолютно все, что вам известно. – На этих словах полковник смотрит на Бингюль. Та не меняется в лице, даже не краснеет сильнее, а супруг посылает ей снисходительный, но совершенно не удивленный взгляд. А Керем-то в курсе, осознает Нил.

– Что же, достойная цена. Дорогая?

Спустя полчаса Нил оказывается в курсе, что представляет собой берлинский особняк Ларина изнутри, и получает пару догадок, где русский может хранить свои сокровища.

– Илья как-то не устоял, показал мне часть своей коллекции. Тогда мы сидели с ним в комнате, которую он называет малой гостиной, это на втором этаже. Он отсутствовал не больше пяти минут, так что вряд ли успел бы спуститься вниз, – говорит оживившаяся Бингюль, и Нил признает, что несмотря на страсть к азарту, дама весьма наблюдательна и сметлива. – Судя по звуку шагов, Илья уходил по коридору вправо, в той стороне как раз его спальня и гардеробная. У них есть как двери, открывающиеся в коридор, так и смежная. – Турчанка слегка грустнеет. – Тогда я была восхищена, а теперь понимаю, он то ли хотел так продемонстрировать, что мой камень окажется в достойном окружении, то ли решил поиздеваться. Впрочем, одно не отменяет другого.

– Дорогая. – Муж заботливо берет ее руку и легко похлопывает.

– Жестоко с его стороны, – замечает Нил.

Бингюль вздыхает так сильно, что монументальная грудь колышется.

– Русские могут быть ужасны. Но я сама виновата. – В голосе маловато сожаления, зато хватает кокетства.

– Ты просто немного легкомысленная, дорогая.

Немного? Гребаные три с половиной миллиона! Однако Нил изображает сочувствие. Если отвлечься от цены вопроса, то чета Оздемиров почти милые. И явно обожают друг дружку, что, впрочем, не мешает Бингюль… Хотя кто такой Нил, чтобы судить? Он ловит очередной игривый взгляд жены и заинтересованный – мужа.

– Еще что-нибудь? Если Ларин хотел над вами поиздеваться, подразнить вас, может, он на что-то намекал? Обронил что-то странное? – Нил подается вперед.

– Он называет свои бриллианты цветочками. – Вид у Бингюль по-прежнему легкомысленный, но чувствуется, внутри она сосредоточена. – Необычно, не находите?

– Знавал я мужчин, которые называли любимые машины и оружие девочками, – замечает полковник, – но цветочками?

– Илья неравнодушен к цветам, пусть и не так, как к бриллиантам, – раздумывает Бингюль. – Позади особняка есть небольшой садик, и там много полевых цветов. Когда я спросила, Илья сказал, что так борется с ностальгией по родине. Это имеет какой-то смысл?

Очень может быть.

– Еще он говорил, что цветы в отличие от людей всегда все делают вовремя. У него есть отдельная клумба, и Илья твердил, что по ней можно определить, какой сейчас час.

Цветочные часы Линнея, вспоминает Нил. Набор из растений, цветки которых раскрываются и закрываются в определенное время. Что же, хоть какая-то зацепка.

– Вы нам очень помогли, фрау Оздемир.

– О, называйте меня по имени.

– Бингюль-ханым, – улыбается Нил, явно доставляя ей удовольствие.

– Мы позаботимся о том, чтобы полиция и страховщики уверились, что это настоящее ограбление, – говорит тем временем Пауэлл.

– Очень нас обяжете. – Оздемир позволяет себе чуть-чуть облегчения.

– С вами приятно вести дела, Керем-бей, – ровно произносит полковник. – Меня в этом заверяли, а теперь я и сам в этом убедился.

Улыбка турка становится самую малость натянутой.

– Искренне надеюсь, так будет и дальше.

– Несомненно, как только мы разберемся с насущной проблемой. – Пауэлл отпивает вино. – Послезавтра в турецком посольстве прием, насколько я слышал.

Оздемир кивает.

– Тогда и передадите моему человеку нужные сведения.

Турок не спрашивает, как Пауэлл собирается доставать приглашения, кивает еще раз, а его супруга довольно-таки плотоядно смотрит на Нила. Надо признать, он успел проникнуться к даме неким подобием уважения: азартна, легкомысленна, однако далеко не дура. К тому же Нил и так знает, чем закончится их следующая встреча, поэтому улыбается к явному ее удовольствию. Чем не пожертвуешь ради дела?

Увы, приходится вернуться в зал и еще битый час тосковать, случая очередного типа, живописующего ужасы третьего мира. Нилу кажется, присутствующие просто-таки упиваются описаниями таких далеких и чуждых им кошмаров. Тем не менее, он терпит, как и полковник. Наконец, обед подходит к концу, и оба выбираются на свободу.

– Этот Оздемир странный тип, – замечает Пауэлл, с явным удовольствием ослабляя галстук. – Его жена чуть ли не слюнями на тебя капала, а он и в ус не дул.

– Просто он куколд.

– Чего?

– Есть мужья, которым в кайф знать, что жены им изменяют.

Полковник даже ненадолго притормаживает.

– Блядь… Ты ведь не шутишь?

Нил выразительно пожимает плечами:

– Люди разные.

– Хм… Это точно не та вещь, которую я хотел бы узнать.

– Да ладно вам. Это вполне безобидно.

Полковник смеривает Нила изучающим взглядом, затем обеими руками изображает в воздухе пышный силуэт Бингюль:

– Хочешь сказать…

– Это вы узнать еще больше не пожелаете.

– Пожалуй. Староват я для такого дерьма. – Пауэлл медлит, а затем добавляет: – Но ты отважный парень. – И он несильно пихает Нила локтем в бок и смеется.

Что же, с проблемой Оздемиров они разобрались. Пора повстречаться еще кое с кем.

К братцам Майерам Нила берется сопровождать Красин собственной персоной. В их контору они отправляются на машине, которую ведет одни из Внучков русского – здоровенный краснощекий блондин. Возле него спереди устроился и Топор.

– Признаюсь, ты удивил меня, Котенок, – негромко произносит старик. – Майеры – не то имя, которое известно абы кому.

– У нас свои источники, – ровно отзывается Нил. Он вынужденно сидит вместе с Красиным сзади, и это соседство не сказать, чтобы уютное. По случаю визита к чистильщикам русский сменил пуховый платок на ношеное пальто, словно за окном не лето, а середина осени, а лысину по-прежнему прикрывает феска. Этакий чудаковатый потрепанный жизнью пенсионер – не догадаешься, что перед тобой не последний человек в криминальном мире Берлина.

– Я заставляю тебя нервничать, Котенок?

Нил внутренне напрягается.

– О, не дергайся так. Ты недурственно притворяешься, но мне, мой мальчик, уже семьдесят два года. За такое время навостришься читать чужие души как книги.

– Вам нравится заставлять окружающих нервничать.