Глава 15. Загадочный мафиозный босс (2/2)

Нил на всякий случай кивает. И тут в голову приходит мысль.

– Красин ведь, как и Ларин, русский.

Топор, методично обшаривающий полки, ненадолго открывается от своего занятия.

– И что? Или ты думаешь, все русские в Берлине друг за дружку горой?

– Я вообще не представляю расстановку здешних сил.

– Оно и видно. – Его собеседник выставляет на стол жестяную банку, в которой оказывается заварка, и небольшой фарфоровый чайничек. – Красин тут давно, немцы его своим считают, дела ведут. А Ларин и его люди – залетные, еще и раздражают дико. Внучкам они поперек горла.

– Внучкам? – эхом откликается Нил.

– Чувачкам, что на Михалыча подрабатывают. Он их так зовет. У него самого-то ни жены, ни детей никогда не было.

Чайник на плите принимается свистеть, и Топор ошпаривает фарфоровый чайничек, затем щедро бухает туда заварку и заливает кипятком.

– Пусть получше настоится, – объявляет он, прикрывая чайничек стащенной откуда-то прихваткой. – Михалыч крепкий любит. О, еще и конфеты надо.

Их Топор разыскивает в холодильнике и перекладывает в стеклянную вазочку.

Когда Нил и Топор возвращаются в гостиную, нагруженные чайниками и конфетами, партия в самом разгаре: ни Джон, ни Красин даже не поднимают головы от доски. Нил совершает вторую ходку, уже за чашками и блюдцами, а потом и третью, притаскивая в комнату не возражающую кошку. Та сворачивается у него на коленях и принимается громко мурчать, с удовольствием запуская когти в ткань брюк.

– О, ты понравился Марте, – замечает хозяин, хотя по-прежнему смотрит только на фигуры.

– Всегда умел ладить с кошками.

Красин неспешно кивает, затем переставляет коня, съедая одну из пешек Джона, нацелившуюся стать королевой.

– Кошки интересные создания. Собаки, скажем, чуют, хороший ты человек или нет. Но кошкам на это плевать. Им важно лишь, одной ли ты с ними крови, Котенок.

Нил не уверен, как реагировать на подобное прозвище, а потому сохраняет нейтральное выражение лица.

– Так я угадал? – Губы растягиваются в улыбке, снова демонстрируя крепкие для старика зубы.

Вместо ответа Нил достает из кармана розовую кошечку и показывает ее хозяину, и улыбка становится еще шире.

Топор тем временем разливает чай, переставляет чашки на столик, снабженный колесиками, и подкатывает к игрокам.

– Спасибо, Антоша. Посиди пока, тоже попей.

Джон расправляется с ладьей и выжидающе смотрит на Красина. Тот негромко фыркает.

– Недурно. – Хозяин все-таки разворачивается к Нилу. – Скажи мне, Котенок, как думаешь, твой босс намеревается выиграть или дипломатично свести партию к ничьей?

Нил некоторое время изучает доску. В шахматы он не играл со школы, да и тогда не сказать, чтобы блистал. По его непрофессиональному мнению позиция Красина не так уж плоха, хотя… Нет, у Джона все-таки есть шансы загнать его в угол. А если хозяин обидится? Нил пока не определился в его отношении, не считая того, конечно, что Красин здорово себе на уме. Но то же можно сказать обо всех присутствующих.

– Полагаю, к ничьей он постарается свести лишь в том случае, если почувствует, что проигрывает.

– А он у тебя очень не любит проигрывать. – Старик делает очередной ход, и ферзь Джона оказывается в уязвимом положении.

– Никто не любит.

– Но все переживают проигрыш по-разному, Котенок. – Красин манит Нила пальцем, и тот, переложив недовольно мявкнувшую Марту на соседний стул, подходит. – Покажи-ка мне свои руки.

Нил посылает Джону быстрый взгляд, но тот непроницаемо-равнодушен. Ладно – Нил протягивает руки, и старик берет их в свои и увлеченно разглядывает сначала тыльные стороны, затем ладони.

– А линия жизни-то у тебя не сказать, чтобы длинная, Котенок, – роняет Красин, и сбоку что-то звякает: это Джон, взявший было чашку, возвращает ее на блюдце и слегка потряхивает пальцами, похоже, обжегшись.

– Я не верю в хиромантию, – замечает Нил.

– Не верь, мне не жалко. У тебя хорошие руки, мальчик. Руки шулера или вора.

Нил лишь слегка приподнимает бровь.

– Шулеров и воров полно, но тех, у кого при этом правильные руки, не так уж и много. Ломать такие грех, но, признаюсь, пару раз в прежние времена я отдавал такой приказ.

– У вас тоже интересные руки, – ровно отвечает Нил. – Словно моложе, чем остальное тело. – И это правда, чужие пальцы крепко придерживают его ладони, но при этом кожа кажется очень нежной.

– Руки ювелира, Котенок. Был такой итальянский детский писатель, Джанни Родари, его очень любили в Советском Союзе, потому что клеймил богатеев. И превозносил руки рабочих, перемазанные в масле и саже. Наши с тобой руки ему не понравились бы.

Нил невольно переводит взгляд на Джона, и Красин издает сухой смешок:

– Его руки не понравились бы синьору Родари еще больше. Руки убийцы.

Внешне Джон никак не реагирует, но в комнате повисает смутное ощущение угрозы.

– А это уже любопытно, – продолжает Красин как ни в чем не бывало, снова поворачивая руки Нила тыльной стороной вверх. – На левой такие характерные не слишком гладкие ноготки. Хм… И кто же так варварски обошелся с тобой, Котенок?

Нил заставляет себя не напрячься, а от взгляда Джона принимается чесаться щека. Красин же переводит глаза с одного на другого.

– Он?

Нилу чудом удается не сглотнуть.

– Опосредованно, – аккуратно отвечает он. А еще Нил не уверен, задай старик следующий вопрос, наплевать на все и нагрубить ему или, наоборот, не дать это сделать Джону.

Топор громко прокашливается, и все трое смотрят на него.

– Тебе мат через три хода, Михалыч. Ну… мне так кажется.

Красин выпускает руки к облегчению Нила и переводит взгляд на доску.

– Хм… пожалуй. А если так…

– Тогда через пять.

– А наш гость не согласен на ничью. – Красин горестно вздыхает. – И чай остывает. Что же, давайте его пить, а заодно и говорить о бриллиантах.

Обстановка, наконец, несколько разряжается. Нил снова усаживается, и Марта тут же забирается назад ему на колени.

– Не принимай близко к сердцу, Черныш, – говорит Красин Джону, отправляя в рот конфету. – Антоша для меня как внучок, должен же я подержать за потроха его таких важных приятелей. Проверить, годны они или так, шелупонь обычная.

Топор опять выразительно закатывает глаза.

– Так вот, – хозяин с шумом отпивает из чашки, – года полтора назад это случилось. Нужные люди передали мне весточку, что кое-кто очень-очень хочет обзавестись поддельной копией одного известного здесь бриллианта. Вещь не то чтобы редкая, замечу. Как думаешь почему, Котенок?

Нил как раз пытается распробовать конфету, но она оказывается слишком уж приторной.

– Некоторые хотят иметь такую копию, чтобы обезопасить себя от воров. Часто вопли о том, что подделку легко определить, именно что вопли. Нужен специалист.

– Правильно. А некоторые виды хрусталя, замечу, блестят даже лучше.

– Еще киношники, – предполагает Нил. – Они порой заказывают копии известных украшений. Опять-таки, как вы заметили, под софитами они выглядят выигрышнее.

– Молодец. Однако в нашем случае оба варианта отпадали. Подделку в большой тайне через подставных лиц заказал Ларин.

– Антон сказал, вы враждуете.

Красин негромко фыркает:

– Это не повод не взяться за выгодный заказ. А я лучший. – И старик не хвастается, просто констатирует факт. – Но, разумеется, мне стало весьма любопытно.

– Незадолго до этого Бингюль Оздемир проигралась в пух и прах в Монако, – замечает Джон.

– Именно. И я сложил два и два. И еще тебе в копилочку, Черныш: Ларин очень-очень неровно дышит к бриллиантам. Я поддерживаю связи с коллегами, так что в курсе, что он порой оценивает у них тот или иной камешек. Чтобы такой тип прошел мимо «Малого сердца Фукаумы» – да быть такого не может! Поется, что бриллианты лучшие друзья девушек, но это не совсем так. Страсти красоток меркнут перед страстями подобных Ларину. Он положит камешек на шелковую подушечку и будет им любоваться не хуже дракона, чахнущего над сокровищами. И ему не нужны зрители, только он и драгоценность.

– Ларин перекупил долги Бингюль Оздемир? – уточняет Джон.

– Вероятно. Припер турчанку к стене. Слушок, кстати, ходит, они какое-то время были любовниками.

– Как невежливо, – замечает Нил.

– Отчего же? Ларин проявил достаточно куртуазности, чтобы помочь этой мадам с подделкой. Впрочем, в результате он заполучил «Малое сердце Фукаумы» воистину по бросовой цене.

– А фрау Оздемир теперь приходится изворачиваться, – опять вступает Джон. – Если всплывет, что бриллиант поддельный, хлопот не оберешься.

– Репутация мужа точно развалится на куски. Не то чтобы я переживал, но с турками тут много кто ведет дела.

– Предположу, что Керем Оздемир для них удобен.

– Правильно предполагаешь.

Джон делает глоток и аккуратно отставляет чашку. Чай очень крепкий, Нил полагает, Джон от него не в восторге, однако ничем этого не показывает.

– Если бриллиант украдут, шум, конечно, поднимется страшный. Зато все концы будут обрублены, а Оздемиры, полагаю, получат недурственную страховку.

– Что в свете вечных долгов супруги послу только на руку, – задумчиво добавляет Красин. – Но тебе-то какая в этом выгода, Черныш?

– Ларин. Цель моего хозяина добраться до него.

– Что же, тут никто не будет по нему плакать. – Красин шумно втягивает чай, затем задумчиво смотрит на Нила. – Полагаешь, твоему Котенку под силу украсть настоящее «Малое сердце Фукаумы»?

Джон не отвечает, вместо этого спрашивает:

– Как выйти на посла и его жену?

– Сам я не знаю, не мой круг интересов, но могу полюбопытствовать у Внучков. Не за «спасибо», разумеется.

Теперь Джон и Красин пристально смотрят друг на друга.

– Я скромный человек, – продолжает старик, – удовлетворюсь десятью процентами. И еще пять процентов моим Внучкам, когда понадобится их помощь.

– Три с половиной миллиона долларов, – поясняет прежде молчавший Топор. – Такова стоимость бриллианта. Если его распилить, конечно, поменьше выйдет, но тут главное с умом распорядиться.

Ненадолго у Нила захватывает дух от такой суммы. Ему никогда не доводилось красть что-то, настолько ценное. Он давит невольную оторопь, а по телу уже разливается такой родной азарт. Это вообще возможно? И как именно?

– Мне определенно нравится твой Котенок. – Красин довольно склабится. – Глянь на него – уже весь в мыслях, как стащит камешек.

Джон хмыкает, и разговор переходит на насущные вопросы: связь, финансы, нужные люди. Под конец Красин довольно потирает руки. Он даже выбирается из глубин кресла, чтобы проводить гостей до двери. Напоследок – Джон и Топор уже вышли на лестничную площадку – он манит Нила.

– У тебя и правда очень любопытная линия жизни, Котенок, пусть ты в это и не веришь. В ней много странного.

– Все-таки я…

Красин снова манит, и Нил, сдержав раздраженный вздох, склоняется к нему.

– Берегись того, в кого влюблен, – шепчет старик в самое ухо.

– Я ни в кого не влюблен.

Тот скептически задирает бровь:

– Только молодежь вроде тебя способна выдать такую чушь.

Нил передергивает плечами и в два шага догоняет Джона и Топора.

– Чего Михалыч хотел-то?

– Так, чепуха. Снова хиромантия.

– Вообще, он крутой чувак в этом, – замечает Топор. – К нему прорва народу шляется, не только из простых.

Теперь очередь Нила выразительно закатывать глаза:

– Твой Михалыч просто очень недурственный психолог. Он считает, я вор на службе у криминального авторитета, а такие и правда часто плохо и рано заканчивают. Джон выше меня по иерархии, значит, может заниматься и устранением людей. Вот тебе руки убийцы.

Топор вроде успокаивается и отстает, зато Джон отчего-то никак не отводит тяжелый взгляд, и Нил еще долго чувствует его всей кожей. Берегись того, в кого влюблен… Нет уж, тут старик попал пальцем в небо. Нил проводит ладонями по брюкам и засовывает их в карманы. Нужно сосредоточиться на деле, а Красин со своими играми пусть катится к черту.

* * *

Ночью нагулявшийся по Берлину полковник изволит спать, его телохранители, установив порядок дежурств, бдят по очереди, а Нил и Джон работают, как проклятые, разгребая потоком льющиеся сообщения из штаба. Первой бодрствует Келда, и она то и дело заказывает им кофе. Джон, делая перерывы, уже знакомо заполняет их короткой зарядкой, а Нил, чувствуя себя все больше не в струе, сбегает на балкон покурить. Зато он любуется на город, тем более, вид отсюда открывается красивый.

Когда Нил в очередной раз возвращается в гостиную, замечает на губах Джона легкую улыбку.

– Что-то поймал?

– Похоже на то. Глянь-ка.

Нил огибает стол и склоняется к ноутбуку Джона. На мониторе фотография Крампе в компании вооруженных людей.

– Кажется, Бингвен уже…

– Да-да, Бингвен демонстрировал нам этот снимок, но тогда мы неправильно смотрели. Около двух с половиной лет назад, Сомали. Крампе продавал оружие «Харакат аш-Шабаб», сомалийским исламским террористам, и одновременно тем, с кем они воевали.

– Полагаю, не он первый, не он последний.

– Это так. – Джон медлит, затем добавляет: – Вероятно, тебе будет интересно, Ткаченко тоже там мелькал.

– Как переговорщик?

– Он сбывал оружие Сомалиленду, одному из здешних мини-государств, не признанных официально. Причем это не мешало ему одновременно помогать в переговорах Галмудуга, Пунтленда и того правительства Сомали, что все-таки признано другими странами.

– Это как-то связано с Крампе?

– Косвенно. Переговоры также велись и с одним крохотным образованием, иначе не назовешь, занимавшим, однако, стратегически важную позицию. Тамошний правитель эмир Анвар ибн Умар аль-Дин осознавал, что скоро его растопчут, так что готов был договориться с Сомали, вероятно, в обмен на то, что его оставят своего рода наместником или губернатором. Крампе пообещал ему оружие, чтобы тот смог продержаться нужное время, однако… – Джон хмурится, – то ли случился некий форс-мажор, то ли Крампе отчего-то передумал, но в результате Анвар оружие не получил, а боевики «Харакат аш-Шабаб» захватили земли и перебили всю его семью.

Келда, тоже слушающая Джона с большим интересом, раздраженно фыркает:

– Не верю я в форс-мажоры.

– Правильно. Потому что вскоре после случившегося коллекция Крампе пополнилась крайне любопытным ружьем, принадлежавшим, если верить слухам, прежде Анвару и передававшимся в его семье от отца к сыну.

– А ведь Крампе мне почти понравился, – вздыхает Нил.

– Никогда не доверяй коллекционерам, – скупо улыбается Джон, – особенно если у тебя есть то, к чему они питают страсть.

Да уж, Бингюль Оздемир прочувствовала это на себе. Воображение услужливо рисует пышную турчанку с колье на шее и копошащегося внизу Ларина, алчно пялящегося отнюдь не на монументальную грудь, а на бриллиант. Нил трясет головой, но чудовищное видение никак не желает развеиваться.

– Если вся семья перебита, то это конец истории, – замечает он. – Или нет?

– А дальше все загадочно. Ткаченко тоже знал Анвара. Вскоре после захвата его земель он вертелся поблизости, договаривался об обмене нескольких официальных лиц из правительства Сомали, оказавшихся там во время бойни. Вроде даже кого-то выкупили. Спустя год одного из командиров «Харакат аш-Шабаб» нашли убитым, причем весьма творчески: ему отрезали нос, оскопили и, прошу прощения, Келда, запихали яйца в рот, а член в задницу.

– Ха! – Та криво улыбается. – Ставлю свой месячный оклад, это женщина, сэр.

– Через три месяца такая же участь постигла еще одного командира. Еще пять месяцев, и не повезло третьему. Все они принимали участие в резне. Вернемся к фотографии. – Джон указывает на человека, стоящего рядом с Крампе. – Это тот самый Анвар. Видите пятерых людей позади?

– Тех, что прикрывают лица? – Келда прищуривается.

– Его сыновья и дочь.

Нил наконец-то углядывает ускользнувшую в первый раз деталь – один из боевиков женщина. Волосы и половину лица скрывает хиджаб, а мешковатая одежда скрадывает грудь. Если не знать, что ищешь, то можешь и не сообразить, что перед тобой не чисто мужская компания, тем более, дочь Анвара высокая, двое мужчин поблизости ниже ее.

– Варка аль-Дин или как будет правильно? – представляет Джон.

– Черт! – выдыхает Нил.

Джон посылает вопросительный взгляд.

– Когда Крампе катал меня на машине, за нами следовал мотоциклист.

– Ты рассказывал.

– А до этого я заметил странную женщину в хиджабе. Открыты были только глаза, даже переносица под тканью.

– Крампе грозит расставание не только со спертым ружьем, но и с яйцами. – В голосе Келды ни грамма осуждения.

– Те наблюдатели, которых заметил Бингвен, могли быть людьми этой Варки, – предполагает Нил. – Есть вероятность, она лично там присутствовала.

– Согласен.

– Справедливость справедливостью, но я могу лишиться основной части суммы, которую мне обещал Крампе.

– Это единственное, что тебя беспокоит?

– Рохау утверждал, деньги пойдут в казну «Довода».

– Вот уж не думал, что ты такой хозяйственный.

Нил выразительно пожимает плечами.

– Но было бы неплохо узнать, какими силами располагает Варка. – Джон опять смотрит на фотографию. – Завтра… нет, уже сегодня вечером перехватим их у апартаментов Крампе и побеседуем. Я, ты и Келда.

Да, лучше, чтобы среди них была женщина, это поможет несколько снизить напряженность.

– Полковник?

– Продолжит гулять и изображать многозначительность. Днем будешь крутиться возле него, чтобы заинтересованные лица убедились в вашей связи. Наши умники постарались: когда на вас начнут рыть, обнаружат много любопытного. А пока отправляемся спать, завтра нам понадобится много сил.

Нил подчиняется, хотя пальцы буквально чешутся от желания еще порыться в файлах на Ларина и, главное, его берлинский особняк. Где же этот дракон хранит свои сокровища? С этой мыслью Нил вырубается, а во сне бродит по темным пещерам, своды которых смыкаются все сильнее, пока ему не приходится протискиваться между ними. Впереди что-то сверкает и манит, но сколько Нил ни идет, не приближается.

Следующий день теплый и солнечный – в такой приятно гулять и перекусывать на открытом воздухе, чем полковник-мафиозо с удовольствием и занимается. Нил же не может не думать о том, что в это же время в другой части Берлина он сам и Бингвен собираются осмотреть апартаменты Крампе. Умом он понимает, что не разглядит в толпе туристов и местных прошлого себя, но представить лишь на мгновение…

– Ха, а вот и любопытствующие, – негромко произносит Пауэлл, и Нил тут же сосредотачивается, как и Айвз, следующий чуть сзади справа. – Ну-ка, мальчики, проверим вас. Отыщите мне их и сосчитайте. Только бошками не вертите.

Проиграть Айвзу дико не хочется, так что Нил осторожно осматривается, сразу подмечая первого типа, прогуливающегося вдоль витрин и старательно изучающего что-то в их стеклах. Второго он вылавливает, когда склоняется к полковнику, словно что-то негромко ему говоря. Этот шествует в фарватере их группы. Третий тоже обнаруживается сзади, пока Нил якобы рассеянно скользит по нему взглядом, он покупает у уличного торговца одну из множества разновидностей здешнего кебаба. Все? Из магазина одежды, мимо которого они проходят, выскальзывает женщина в светлом брючном костюме и идет прочь. Отчего же она привлекла внимание?

– Трое, – негромко докладывает Айвз.

– Келда, у тебя есть зеркало? – шепчет Нил.

– Поддерживаешь стереотипы? – хмыкает та. – Да, есть.

– Сзади нас женщина в светлом. Распущенные темные волосы, никаких украшений, на плече крупная сумка, тоже светлая.

– Полчаса назад, – вступает полковник, – ее волосы были закручены в пучок, а пиджак она, вероятно, прятала в сумке, потому что одета была в блузку.

Черт! И Нил ведь видел краем глаза, как эта женщина заходила в магазин!

– Украшения, – говорит он. – Редко увидишь женщину без них.

– Да, ей стоило хотя бы надеть какой-нибудь массивный браслет или, наоборот, снять его. И еще силуэт, – Пауэлл словно читает лекцию. – Всегда отмечаешь силуэт. Поэтому длинные волосы могут быть так полезны: уложи их в прическу, и силуэт изменится.

– Значит, четверо? – Айвз мрачнеет, явно не довольный тем, что упустил этот хвост.

– Пятеро. – Зато полковник довольно ухмыляется.

– И кто пятый? – любопытствует Нил.

– Сами ищите. Не найдете через десять минут, по сто отжиманий, когда вернемся в гостиницу.

Нил и Айвз с тоской переглядываются.

– А нам пора перекусить. – Полковник концом трости указывает на веранду летнего кафе неподалеку.

– Нас там ждут, – замечает Нил, разглядывая сидящего за одном из столиков мужчину, неподалеку от которого возвышаются два типа в черном.

– Тогда продемонстрируем наши лучшие манеры. Айвз, Келда, Сахим, встанете у веранды, Морген, ты с нами, чую, твой немецкий пригодится.

На террасе Пауэлл величаво опускается за свободный столик, вытягивая поврежденную ногу. Нил тоже усаживается, а Морген занимает позицию за плечом полковника. Тут же подскакивает официант, подавая меню. Пауэлл раскрывает винную карту, и в этот момент мужчина что-то произносит по-немецки. Морген чуть склоняется к полковнику:

– Вам посоветовали взять бокал рислинга. Говорят, оно здесь настоящее, из Рейнгау.

– Что же, не будем пренебрегать советом. Danke. – Пауэлл чуть склоняет голову. – Два бокала вашего чудесного рислинга, любезный. А мы пока поизучаем меню.

Официант мгновенно выполняет заказ, и полковник, чуть взболтав вино в бокале, полюбовавшись на его цвет и оценив аромат, наконец, отпивает. Затем удовлетворенно кивает. Нил тоже пробует, хотя в винах совершенно не разбирается. На его вкус рислинг недурен и только.

– Морген, скажи нашему новому знакомому, что это лучший рислинг из тех, что я пробовал с тех пор, как прибыл в Берлин.

Тот переводит. Бедолага, многовато ему сегодня приходится болтать. Мужчина в ответ на реплику довольно улыбается и разражается очередной фразой.

– К сожалению, мой спутник не в состоянии отличить хорошее вино от воды, в которой моют бокалы, – отвечает Пауэлл, не дожидаясь перевода Моргена. – И это несмотря на все мои старания.

Так он понимает немецкий! А его собеседник прекрасно понимает английский.

– В наше время ценителей все меньше, – подтверждает догадку Нила мужчина. Акцент у него есть, но не слишком сильный. – С другой стороны, хватает и лютых снобов, которым подавай лишь вина Старого света. А я полагаю, чилийские весьма недурны.

Пауэлл соглашается, потягивая рислинг, и они принимаются обсуждать вина Южной Америки, а затем переходят на африканские. А полковник-то, оказывается, специалист. Нил тоже делает маленькие глотки и заодно изучает их собеседника. Около пятидесяти, чуть полноват, волосы немного отползли от линии лба, но до лысины еще далеко. Темно-серый костюм просто-таки отличный, на галстуке узор виде турецких огурцов, как и на платочке, чей угол торчит из нагрудного кармана. На состоятельность мужчины намекают золотые запонки с камнями и массивные швейцарские часы на правом запястье. Получается, левша? Хотя вилку и нож он держит как правша. Но, быть может, дело в этикете.

– Стейки тут так же недурны, как вина? – интересуется Пауэлл.

– Больше десяти лет сюда хожу, и еще ни разу не подводили. – Мужчина откидывается на спинку стула. – Мы, немцы, ценим добрый кусок мяса. Все эти новомодные увлечения вегетарианством… – Он презрительно фыркает.

– И это тоже пройдет, – замечает полковник.

– Золотые слова, воистину верные в любое время.

Пока Пауэлл заказывает стейк, мужчина пристально на него смотрит.

– Этот город, герр гость, видел многое, – негромко произносит он. – Войны и мир, разруху и процветание. Все они… проходили. А Берлин оставался. Может, он не заслужил звания вечного города, как Рим, но кто знает?

– Берлин прекрасен, – отвечает полковник. – Впрочем, как и Европа в целом. Я, знаете ли, собираюсь полюбоваться не только на Германию. Надеюсь, дела меня здесь не задержат и я успею все, что запланировал.

– Позвольте заказать вам и вашему спутнику еще по бокалу. Выпьем за то, чтобы дела устраивались гладко и нас не задерживали.

– С большим удовольствием.

Официант резво приносит три бокала, и мужчина пересаживается за столик полковника и Нила. Что же, с расшаркиванием и прощупыванием покончено, пора и к делу переходить.

– Мы не будем препятствовать вам любоваться Берлином, – говорит их собеседник.

– Поддержка туризма по нынешним временам дело важное.

Мужчина хищно улыбается, наконец-то являя подлинную натуру:

– Однако некоторые… туристы чертовски раздражают, особенно когда воображают, что могут распоряжаться здесь, как дома.

– Согласен, неприятная ситуация. Особенно когда подобный турист заигрывает с властями.

– Заигрывает, ха! Забавный выбор слова. – Мужчина отпивает вина. – Впрочем, в какой-то мерее отражает. Однако есть еще один аспект, тесно связанный с так раздражающим нас и вас туристом.

Пауэлл чуть склоняет голову. Его лицо тоже становится жестким, и собеседник, хоть и не показывает виду, определенно оценивает это выражение.

– Знаете, герр, немцы за всю историю успели не по одному разу разругаться и помириться как с русскими, так и с англичанами, – продолжает мужчина. – А тут и вовсе любопытный расклад. Есть некий объект, которым некоторое время назад владела русско-британская фирма. Проблема же в том, что владела она им не то чтобы слишком законно, как теперь выясняется, однако тогда на это закрывали глаза.

– А теперь глаза внезапно открылись, – не без иронии замечает Пауэлл.

– Можно их снова закрыть, особенно если туриста здесь больше не будет. Мы, немцы, любим стабильность, а тогдашнее сотрудничество нас вполне устраивало.

Нил вспоминает, как Джон рассказывал, что Сатор использовал фрипорты не только для хранения и растормаживания ценных грузов, но и для незаконных сделок и контрабанды. А что «Довод»? Насколько они… мы хорошие ребята? И насколько важен турникет? Однако Пауэлл продолжает держать непроницаемую физиономию, и Нил тоже изображает спокойствие.

– Если люди хотят договориться, они договариваются, – ровно отзывается полковник.

– Согласен. Главное – не затягивать с этим. – Мужчина прищуривается. – Пока мы открыты к сотрудничеству. В разумных пределах, конечно.

Он первый раз за весь разговор переводит взгляд с Пауэлла на Нила:

– Где лежит мой бумажник?

– У вас его нет, – таким же ровным голосом, как и Пауэлл, отвечает Нил. – В левом кармане портсигар, в правом ключи, во внутреннем кармане пиджака, полагаю, карточки. Под левой брючиной…

– Достаточно. – Мужчина поднимает руку – как Нил и предполагал, левую.

– Вы переученный левша, так что хорошо владеете обеими руками, хотя все-таки предпочитаете левую.

– Я застал еще те времена, когда полагали, что левшей нужно обязательно переучивать, – хмыкает мужчина. – Инаковость, пусть даже в мелочах, раздражала всегда. – Он комкает бумажную салфетку и кидает Нилу. Тот ловит – тоже левой. – Теперь все увлеченно играют в толерантность, но чуть надавишь, и старое доброе дерьмо лезет по-прежнему.

– Человеческая натура, – замечает Пауэлл.

– Ничем ее не задавишь, хотя все пытаются. О! – Мужчина косится на вернувшегося официанта, несущего тарелки. – Вот и стейк. Не буду открывать вас от такого наслаждения. – Он поднимается. – Наша беседа была весьма интересна.

– Ее плоды, полагаю, тоже. – Подбородок полковника чуть покачивается.

– Мои люди свяжутся с вами.

Мужчина ухмыляется и идет прочь, его телохранители устремляются следом. Нил и полковник наблюдают, как они неспешно минуют выстроившихся в ряд Айвза, Сахима и Келду.

– Они хотят, чтобы им снова дали использовать фрипорт для контрабанды, – говорит Нил, когда немцы растворяются в толпе.

– Разумеется. Они ж не идиоты.

– Но…

– Это головная боль Джона, а не моя. – Полковник отрезает кусок от стейка, отправляет его в рот и щурится от удовольствия. – Не обманул, засранец. Великолепно. А ты не зевай, присоединяйся.

Нил покорно пилит мясо. То средней прожарки, и из разреза на тарелку сочится сок и немного крови.

– Чуть меньше, чем через двадцать лет, неподалеку от Бранденбургских ворот взорвется грязная бомба, – вдруг поизносит полковник, и Нил едва не давится куском. – Зараженным окажется почти весь город, жертвы будут исчисляться миллионами. Это станет не единственным террористическим актом, но самым крупным.

– Вы… – начинает Нил и замолкает, не зная, что сказать.

– Мне тогда исполнится пятнадцать лет. Как и многие, я увижу это в новостях. Поэтому наслаждайся стейком, парень, пока можно. – И полковник как ни в чем не бывало налегает на мясо. И, осознает Нил, больше от него ничего не добьешься.

На обратном пути Пауэлл оживляется:

– Так, я ведь ничего не забыл! Так что насчет пятого хвоста?

На щеках Айвза проступают желваки.

– Прошу прощения, сэр…

– Сто отжиманий!

– Вообще-то, никакого пятого хвоста не было, – замечает Нил. – Вы просто решили подурачить нас.

Айвз посылает полковнику чуть ли не обиженный взгляд, а тот принимается хохотать.

– Ты совершенно прав! Но все равно сто отжиманий.

– За что?

– Слишком умный. – И Пауэлл снова хохочет.

Да, Нил начинает понимать, почему Айвз его побаивается. А еще понимает, отчего полковник так радуется всему происходящему. Этот человек видел, как мир вокруг рухнул. Теперь он наблюдает его еще целым, но уже обреченным и не догадывающимся об этом. Пауэлл замечает его состояние и говорит так, чтобы больше никто не услышал:

– Цени, что имеешь, парень. Каждую секунду. Часы судного дня уже тикают, только слышат их немногие.

А знает ли об этом Джон? Нил косится на полковника, а тот принимается беззаботно посвистывать. Не ответит, по крайней мере, сейчас. Ничего, мысленно обещает Нил, и твои секреты я тоже вытяну, дай только время. Но времени, похоже, не так уж и много.

* * *

– Ты все-таки решил заняться собой, а не курить, как дымовая машина? – улыбается Джон. Он успел застать Нила и Айвза покорно отжимающимися сто раз. Любопытно, размышляет Нил, отчего не пришло в голову оспорить приказ полковника или просто не подчиниться? Формально он ведь не его начальник. Авторитет – само собой, конечно, но дело не только в нем. Иерархия может быть построена на чистом насилии, а может, как в «Доводе», на соглашении. Ты соглашаешься подчиниться, и тебя за это учат и делятся важным. А секреты, которыми владеет полковник, определенно подразумевают подчинение и никаких протестов.

– Я практически убедил себя, что Пауэлл имеет право надо мной издеваться, – делится Нил. – Это начало стокгольмского синдрома?

– Это рациональный подход.

– А ты знаешь…

– Все, что хочешь узнать о Майке, спрашивай у него, – в голосе Джона предупреждение. – И считай, что такова наша с ним договоренность.

– А как договориться о твоих секретах?

Тот уже привычно отводит взгляд.

– Ты когда-нибудь узнаешь.

– Но не сейчас.

Джон лишь кивает и переводит разговор на насущное:

– Нам пора знакомиться с наблюдателями. Будьте готовы через полчаса.

Нил, Келда и Джон прибывают к апартаментам заранее, быстро проводят рекогносцировку и изучают то самое место, которое, по словам Бингвена, облюбовала таинственная парочка. Нил занимает позицию неподалеку, а Джон и Келда караулят в тех переулках, по которым наблюдатели наверняка станут отступать.

Время близится, и Нил заставляет себя не проверять часы каждые пять минут. Наконец, парочка является. Одна из незнакомцев, несомненно, женщина. Она смотрит на окна апартаментов через бинокль, наверняка со встроенным прибором ночного видения, а спутник водит туда-сюда головой. Через четверть часа Нил замечает и себя самого, лезущего по стене. Он машинально касается предплечья, которое вот-вот прострелят, но тут же отдергивает руку. Это уже неважно, на этом витке важны наблюдатели. Похоже, предполагает Нил, появление вора спутало их планы, однако пока они не уходят, продолжают наблюдение. А вот и Изабелла со слугами. Нил начинает обратный отсчет, и на двенадцати слышится звук разбиваемого стекла, а тишину разносит вопль сигнализации. Наблюдатели мгновенно переглядываются и срываются прочь, и Нил устремляется за ними. В темноте черные силуэты упустить очень легко, приходится буквально не отрывать от них взгляда. А еще вопрос, как быстро они заметят слежку. Ночь продолжает звенеть и выть на все лады, так что пока задача парочки как можно дальше унести ноги. Но вскоре шум, оставшись позади, приглушается, и добыча замедляет бег. Нил ненадолго застывает в подворотне и передает Джону по гарнитуре название переулка, который выбрали наблюдатели, затем осторожно выглядывает. Те уже не несутся, а стоят, причем мужчина держит пистолет. Нил выходит из подворотни, медленно приближается, подняв руки.

– Достаточно. Замри, – приказывает женщина. У нее низкий чуть хриплый голос почти без акцента.

Нил подчиняется.

– Что тебе нужно?

– Поговорить.

Мужчина продолжает держать Нила на мушке, а женщина стремительно подходит и стаскивает маску с лица Нила, затем бросает ее на землю.

– Белый. Я не разговариваю с белыми.

– А со мной? – Джон, уже без маски, выходит из переулка чуть выше по улице.

Мужчина дергается, неуверенный, в кого теперь целиться, но женщина плавно взмахивает рукой.

– Спокойно. Кто-то еще?

– Келда, – зовет Джон. Та тоже покидает свое укрытие.

Женщина чуть склоняет голову набок.

– Белый мужчина, белая женщина, но подчиняются они тебе. Любопытно. – Она неспешно приближается к Джону. – Гази, убери пистолет. Они и правда хотят поговорить. Что же, я слушаю.

Их трое против двоих, но женщина держится так величественно, словно располагает целой армией, а они явились смиренно просить ее о милости.

– Ты хочешь смерти Вальтера Крампе, Варка аль-Дин, – произносит Джон. – А я хочу союза с тобой и твоими людьми.

Нил едва замечает молниеносное движение, и вот уже у шеи Джона клинок, а все тело Варки напряжено, как струна.

– Кто ты такой?

– Если перережешь мне горло, не узнаешь.

Та раздумывает несколько мгновений.

– Пока я буду звать тебя Дахил, что значит пришелец или посторонний. – Она все-таки отводит нож. – Хорошо, ты и твои люди следуйте за мной. Мы продолжим в более подходящем месте, и по итогам я решу, что с вами делать.

Потрясающе, думает Нил, и это мы, считай, в центре Берлина! Варка и ее спутник устремляются вверх по улице, и Джон идет за ними, Нил и Келда, переглянувшись, присоединяются к нему. Похоже, эта ночь будет чертовски непростой.