Глава 14. Прием и похороны (1/2)

Вечер чудесен, прием в турецком посольстве… наверное, недурен. Нилу попросту не с чем сравнить, ведь он никогда прежде не бывал на подобных сборищах. Зато Джон здесь как рыба в воде: здоровается, раскланивается, заводит разговоры, расточает комплименты дамам, и ни у кого из присутствующих ни на миг не закрадывается мысль о том, что этот тип здесь делает. Нил старательно ему подражает, а заодно вспоминает, как сегодняшним утром Джон в спешном порядке учил его танцам.

– Вряд ли ты столкнешься с чем-то сложнее вальса, – твердил тот. – Но его ты обязан уметь станцевать.

Если бы не поджимавшие сроки, это стало даже забавно. Но Нил тогда проглотил все вертевшиеся на кончике языка шутки и покорно следовал указаниям, вальсируя вместе с Джоном по номеру, пока ближе обеду не вернулся Бингвен, окинул обоих критическим взглядом и объявил, что по его мнению недурно. Что же, скоро проясним, насколько это «недурно» в действительности недурно.

Гости, отмечает Нил, весьма разнятся по достатку и повадкам. Некоторые блистают аристократическим величием, некоторые явно нувориши, также хватает и явно случайного народу, исхитрившегося раздобыть приглашения, так что ни Нил, ни Джон среди них не выделяются. А от кое-кого отличаются и в лучшую сторону – Нил искоса поглядывает на краснощекого мужчину около шестидесяти, жадно налегающего на фуршет и вина.

Дамы демонстрируют наряды и драгоценности, но Нила интересует ровно одно колье, однако его обладательница задерживается. Джон тем временем углядывает кого-то в толпе и едва ощутимо касается локтя Нила.

– Пойдем, познакомлю тебя с весьма примечательной особой.

Джон забирает у официанта два бокала шампанского и подходит, искренне улыбаясь, к невысокой даме в изящном обманчиво простом черном платье и недурственных, на взгляд Нила, жемчугах.

– Гретхен.

Та изображает суровое лицо, но в глазах явное удовольствие.

– Несносный мальчишка, – негромко фыркает она, забирая протянутый бокал. – Как ты здесь очутился, Руди?

Значит, Руди?

– Напомнил о старом должке Йозефу, и он меня пригласил.

Гретхен поджимает губы:

– Продолжаешь проворачивать темные делишки.

– Не здесь и не сейчас. Стоит мне тебя увидеть, и я становлюсь искренней младенца.

Женщина определенно тает и с удовольствием отпивает шампанское, кокетливо поглядывая на Джона. Ей за пятьдесят, может, и больше, прикидывает Нил, хотя для своего возраста она выглядит отлично. Похоже, в юности Гретхен была настоящей красавицей и до сих пор чертовски хороша.

– Как всегда, врешь, Руди. Впрочем, представь мне своего спутника.

– Гретхен, познакомься с Алексом Кинкейдом, моим хорошим другом. Алекс, это прекраснейшая Маргарет фон Кляйст, лучшая женщина во всем Берлине.

Мгновенно припомнив все, что вдалбливал ему в голову Уильям, Нил склоняется над протянутой рукой в темной шелковой перчатке.

– Большая честь для меня.

– Какой милый юноша. Значит, хороший друг?

Джон довольно кивает.

– И я должна поверить, что он шотландец? – Гретхен, понизив голос, склоняет голову набок.

– Отчего нет? Это очень романтичная страна. Нагорья, вереск, волынки, килты…

– Ну-ну. Что тебе надо, Руди?

– Когда наконец-то появится фрау Бингюль Оздемир, позволь Алексу пригласить тебя на вальс.

Гретхен окидывает Нила оценивающим взглядом и довольно улыбается:

– Что же, я не прочь вспомнить свои лучшие годы.

– Замечательно. Окажитесь неподалеку от этой дамы.

Теперь у Гретхен становится чуть скорбный вид:

– Эта особа невероятно вульгарна, чтобы ты знал.

– Обещаю возместить страдания и потом станцевать с тобой.

И Гретхен снова оживляется. Когда она отходит, чтобы переговорить со знакомыми, Нил интересуется:

– Кем она тебя считает?

– Авантюристом, зато чертовски обаятельным. Время от времени мы оказываем друг другу мелкие услуги. Не то чтобы Гретхен в чем-то нуждается, ее это просто развлекает.

Спустя еще четверть часа в зал торжественно вплывает хозяйка. Воистину монументальная женщина, муж на ее фоне совершенно теряется, к тому же ниже на добрых полголовы. Пышное тело туго затянуто в красный шелк, густо подведенные глаза сияют, затмеваемые разве что блеском пресловутого колье, покоящегося на роскошной груди. Вопиюще неполиткорректно, но даме не мешало бы похудеть хоть на пару размеров.

– Что же, теперь присутствующие воочию могут убедиться, что бриллиант не продан, – негромко замечает Джон.

– Для такого декольте нужно не малое сердце, а самое что ни на есть большое, – отзывается Нил.

На его вкус, вырез весьма рискован, кажется, груди вот-вот вывалятся наружу. Невероятно вульгарна, да? Бингюль Оздемир оживленно приветствует знакомых, время от времени звонко смеясь. По крайней мере, смех у нее мелодичный и заразительный. А еще она отчего-то кажется встревоженной и довольной одновременно.

– Вальс, – напоминает Джон, хотя в этом нет никакой нужды. – Рассмотри как следует колье, а заодно и его хозяйку.

Нил залихватски вскидывает бровь и отправляется приглашать Гретхен. Оказывается, она замечательно вальсирует, а еще быстро понимает, что ее спутник не слишком опытен, так что по молчаливому согласию незаметно ведет Нила, и они постепенно подбираются все ближе и ближе к турчанке, танцующей с каким-то древним стариком. Все же колье не слишком вяжется с нарядом Бингюль Оздемир. Пожалуй, для него нужно более строгое платье темных тонов.

– Никакого вкуса, да? – нарочито грустно вздыхает Гретхен, впрочем, достаточно тихо, чтобы, кроме Нила, никто не расслышал.

– Говорят, прежде колье принадлежало какой-то аристократической семье.

– О, это не то чтобы известная, но и не тайная история. Несколько лет назад герр Оздемир приобрел его на аукционе в Испании. Мир меняется, причем чем дальше, тем быстрее. А с ним меняются и хозяева жизни. Я отношусь к этому философски.

Вероятно, потому что финансы самой Гретхен в полном порядке.

– Моя семья пережила императоров, республику, приход к власти нацистов, раздел Берлина союзниками, наконец, триумфальное объединение ФРГ и ГДР. Наши друзья и враги разорялись, богатели, блюли гордое имя, впадали в ничтожество… Такова жизнь, мой дорогой шотландец. Либо ты прилаживаешься, либо падаешь на дно. А кое-кто оказывается на коне.

Нил уже совсем рядом с Бингюль и, когда партнер турчанки делает поворот, встречается с ней взглядом. Нил рассчитывает разве что на мимолетный интерес, но жена посла буквально впивается в него глазами, а затем широко улыбается. Взгляд… пожалуй, лучше всего его описывает слово «приглашающий» или даже «предвкушающий». И Нил отвечает такой же широкой улыбкой, влагая в нее побольше многозначительности. Бингюль едва заметно кивает, затем якобы случайно устремляет взор на один из ведущих из зала коридоров, и Нил изображает понимающую физиономию. Что за черт… Хотя пора привыкнуть.

Вальс заканчивается, но пока турчанка отправляется к мужу, Нил же галантно возвращает заинтригованную Гретхен Джону.

– Исчезну на некоторое время, – заговорщицки сообщает он.

Джон, если и озадачен, никак этого не показывает. Музыка снова играет, и они с Гретхен присоединяются к танцующим. Нил же фланирует по залу, украдкой поглядывая на Бингюль. Та заканчивает разговор с парочкой разодетых женщин и неспешно идет в сторону указанного коридора. Нил выжидает примерно минуту, а затем направляется следом. В коридоре жены посла уже нет, мимо проходит лишь слуга, сосредоточенно тащащий поднос с закусками. На гостя он не обращает никакого внимания. Нил добирается до конца коридора и оказывается в небольшом полутемном атриуме.

– Сюда, – выдыхают слева, и Бингюль приглашающе машет из очередного коридора. А вдруг она решила заманить гостя в здешние закоулки и убить?

Нил, улыбаясь, подходит. Турчанка и правда высока – немногим ниже его, а еще от нее одуряюще-сладко и тяжело пахнет духами.

– Я так рада, что вы пришли! – громко шепчет Бингюль, прижимая руки к груди.

– Я никогда не обманываю. – В любой непонятной ситуации выдавай максимально общие фразы и лови намеки: это Нил усвоил уже давно.

Жена посла проводит кончиками пальцев по колье, то ли машинально, то ли нарочно привлекая внимание. Увы, Нил ни черта не смыслит в бриллиантах, так что не в состоянии оценить великолепие камня. В жизни он не слишком впечатляет, если не считать необычной формы, впрочем, на фотографиях тоже не вызывал особых чувств.

Бингюль вдруг решительно хватает гостя за руку:

– Пойдемте же! Не здесь!

И жена посла тащит Нила в уже полнейшую темноту. Впрочем, недалеко – распахивает дверь в левой стене коридора, и они оказываются в неосвещенной комнате, похоже, каком-то кабинете. В следующее мгновение Нила притискивают к стене с вполне определенными намерениями, и остается либо малодушно заорать «На помощь!», либо… Он выбирает второй вариант, и рот запечатывают намазанные помадой губы.

Дальнейшее выливается в лихорадочную возню, в процессе которой Нил с переменным успехом пытается обнять даму за талию, одновременно стараясь разглядеть в кабинете хоть какую-то горизонтальную поверхность, кроме пола. Бингюль ориентируется в помещении несравненно лучше, так что заканчивают они на оттоманке. Нил вытянулся на спине, первый раз в жизни молясь, чтобы у него встал, а сверху его придавливает чертовски немалый вес, колышется, громко стонет, в общем, всячески демонстрирует, что на седьмом небе от блаженства. Господи, если они сверзятся с поганой оттоманки, то вздрогнет весь дом! Нила награждают очередным влажным поцелуем, и приходится отвечать, полузадушено шипя комплименты. Джон, я тебе это припомню! Нил уговаривает себя, что у Бингюль действительно красивые глаза, да и грудь офигенная, и дело идет на лад. То ли даму совершенно не удовлетворяет муж, то ли она от природы темпераментна, но чужой энтузиазм все-таки заразителен, хотя оттоманка стенает так, словно испускает дух. Наконец, Бингюль унимается, и, как ни странно, предмет мебели остается цел. Те самые прекрасные глаза таинственно мерцают в темноте, и Нил выдавливает, тяжело переводя дыхание:

– Это было незабываемо, Бингюль-ханым.

Турчанка довольно хихикает и все-таки сползает с кавалера. Одежда у обоих в беспорядке, к тому же Нил подозревает, у него вся физиономия в помаде.

Мило, что Бингюль подает руку, и Нил кое-как усаживается. Полная истомы дама сразу же пристраивается сбоку, хорошо хоть с того, где здоровая рука.

– Ты тоже хорош, – чуть ли не по-матерински ласково воркует турчанка. – Обычно вы, европейцы, рыбы дохлые, но я в тебе не сомневалась.

Бингюль отстраняется лишь для того, чтобы запихнуть Нилу что-то в карман пиджака, похоже, сложенные в несколько раз листки бумаги. – Вот. Как договаривались, дорогой.

– Конечно, – уверенно отзывается Нил. – Все будет в лучшем виде.

Бингюль горестно вздыхает и пристраивает голову ему на плечо. От волос духами пахнет особенно сильно, но Нил стоически не отворачивается, приобнимает ее.

– Керем абсолютно прав, я такая легкомысленная.

– Вовсе нет, – убедительно врет Нил.

– О, не спорь, дорогой. Главное, все наконец-то закончится к обоюдной выгоде.

Теперь остается только привести себя и даму в пристойный вид. Бингюль помогает Нилу оттереть физиономию от помады, пожертвовав платочком, тоже пропитанным духами.

– Завтра ночью, – таинственно шепчет она на прощание.

Нил ловит полную ручку и запечатлевает на ней поцелуй к восторгу обладательницы.

– Завтра ночью, Бингюль-ханым, – многозначительно подтверждает он.

По пути к залу Нил заруливает в укромный угол, вытаскивает из кармана подарок жены посла, вглядывается в строчки и чудом не присвистывает, затем несется разыскивать Джона. Тот по-прежнему в компании Гретхен, причем обоим общение доставляет искреннее удовольствие. Что же, хоть кому-то здесь хорошо. При виде Нила вид у Гретхен становится озадаченно-веселым, Джон же ограничивается чуть приподнятыми бровями. Уж извините, мысленно вздыхает Нил, понимая, что благоухает духами Бингюль Оздемир не хуже парфюмерной лавки.

– Похоже, Алекс, вы неплохо провели время, – замечает Гретхен.

– Главное, с пользой. – Нил забирает у проходящего мимо официанта с подноса бокал шампанского и жадно пьет.

– Боюсь, нам пора уходить, – говорит Джон.

– Жаль, – вздыхает Гретхен. – Если задержишься в Берлине, Руди, заглядывай как-нибудь.

– Обязательно.

Оказавшись в машине, Нил буквально растекается по сиденью.

– Бингвен, трогай, – распоряжается Джон, устроившийся позади рядом с Нилом, потом сосредотачивает все внимание на нем. – Ты как? Жив?

– Частично. Тебе когда-нибудь доводилось трахаться с асфальтоукладочным катком, причем каток был сверху?

– Моя жизнь, конечно, богата событиями, но не настолько.

– Поверь, это не тот опыт, что я жаждал приобрести, однако… – Нил кряхтит, но садится более-менее прямо, – посмотри. – Он протягивает Джону записки Бингюль.

Тот некоторое время молча их изучает:

– Это то, о чем я подумал?

– Оно самое. План жилых помещений посольства, код сейфа и указания, как обойти патрули охраны. Бингюль Оздемир узнала меня. Более того, она была уверена, что некто прислал меня именно за этим. И, вероятно, за тем, чтобы поразвлечь ее. – Нил устало проводит рукой по лицу. – Все-таки инверсия.

Джон кивает:

– Да, уже без сомнений. Осталось только понять, когда и зачем.

Нил посылает ему внимательный взгляд:

– И как ты понимаешь, когда и зачем?

– Интуиция, опыт. Ты тоже научишься. Сразу срываться не стоит, рискуешь упустить что-нибудь важное, кажущееся, на первый взгляд, малозначительным.

– В смысле, мне таки предстоит завтра наведаться в посольство и совершить кражу десятилетия?

Еще один кивок.

– Ты ведь понимаешь, что это означает? – Взгляд Джона чуть ли не лукавый.

Нил фыркает, затем, сдавшись, смеется:

– «Малое сердце Фукаумы» подделка.

* * *

То, что бриллиант, вокруг которого кипят такие страсти, подделка, забавляет, но и порождает множество вопросов. Главный из них – когда именно он той подделкой стал. Изабелла считает семейное украшение подлинным, к тому же камень, уплыв из рук семейства Хименес де Наварро, успел миновать несколько специалистов, заверивших его подлинность. Так что остаются те самые три года, когда Бингюль Оздемир не надевала колье.

– Узнать бы, что на самом деле произошло с «Малым сердцем Фукаумы», – мечтает Нил.

– Похоже, придется, – соглашается Джон. – Пока же довольствуемся тем, что жене посла нужно избавиться от подделки и получить страховку.

И можно без проблем украсть колье и обменять его на инвертированный ствол.

Доставив Нила и Джона в гостиницу, Бингвен снова исчезает. Удается даже немного поспать, а затем Нил засаживается планировать ограбление: пусть у него на руках все козыри, это не значит, что можно расслабиться. Он изучает на гугл-мэпс подступы к посольству, прикидывает разные варианты и пытается предусмотреть вероятные подвохи. Пока Нил работает, устроившись с ноутбуком, пачкой бумаги и карандашом в гостиной, Джон занят своими делами: переговаривается по телефону, ненадолго исчезает, возвращается, а потом снова исчезает, уже на более долгий срок. Помещение же тем временем постепенно превращается в хаос: на полу скапливаются смятые забракованные варианты планов и распечатки, а более удачные идеи устраиваются на диване, столике и даже стульях. Заварив себе кофе, Нил бродит между ними с чашкой в руках и размышляет. Приятно, что Джон, когда возникает в номере, не задает вопросов, не предлагает прибраться и даже аккуратно обходит беспорядок по краю, чтобы ничего не сместить. А ведь даже многотерпеливый Стив в свое время не выдерживал и требовал переместить весь рукотворный хаос куда-то еще, где он точно не будет мешаться. Впрочем, спустя четыре часа хаос и так уменьшается по мере того, как Нил останавливает свой выбор на единственном идеальном – или почти идеальном – варианте. Все прочее можно донести до мусорки, но лучше сжечь.

– Куда запропастился Бингвен? – любопытствует Нил. – Он бы пригодился.

– Обещал вернуться к семи, – вспоминает Джон.

Однако парень не объявляется ни в семь, ни в восемь. Джон пытается связаться с ним, но без малейшего успеха.

– Звоню Рохау, – объявляет он. – Пусть напряжет своих доверенных людей.

Нил наблюдает, как в пепельнице догорает последняя улика – та самая бумага, что передала им Бингюль Оздемир.

– Я справлюсь сам, а ты ищи Бингвена.

– Не лучшая идея.

Нил пожимает плечами:

– Отчего же? Мы точно знаем, что уйдем в инверсию, и я буду цел, так как встречусь с женой турецкого посла еще до вчерашнего приема. А ты, в отличие от Рохау, в курсе планов Бингвена, сумеешь догадаться, где его искать.

Джон хмурится.

– Мне доводилось ходить на дела в одиночку, – продолжает Нил. – Причем более сложные, чем это. Что тебя смущает?

– Не что, а кто. Твоя приятельница Изабелла.

– Полагаешь, она собирается меня нагреть?

– Один раз ей это удалось.

Нил невольно кривится:

– Она не знает, на кого я работаю, однако, как и Крампе, уже обязана меня связать с тем таинственным авторитетом, якобы прибывшим в Берлин. Для начала ей следует поинтересоваться этим.

Джон опускается возле Нила на диван.

– Ты рассуждаешь с позиции человека, считающего, что у окружающих есть хоть немного мозгов. В случае с Крампе это оправдано – мозги у него действительно имеются. Но что насчет Изабеллы?

– Она терпеть не может воров, сама мне сказала. – Нил задумывается. – Ладно, предположим, она и правда попробует обуть меня во второй раз. Тогда ее слуги должны дневать и ночевать у посольства, чтобы не пропустить одного конкретного вора. – Он снова выводит на монитор карту турецкого посольства и его окрестностей. – Как бы ты расставил своих людей для слежки?

Джон подается к монитору:

– В распоряжении Изабеллы, как нам удалось выяснить, не больше четырех человек. Пусть она задействует всех, даже себя… Нет, одновременно пятеро – это рискованно. Люди должны перемещаться и сменяться, чтобы не привлечь внимания той же охраны. Здесь ее полно – посольский квартал.

Фасадом здание выходит на парк Большой Тиргартен, по бокам Итальянский культурный институт и посольство ЮАР.

Джон протягивает руку и указывает:

– Один ближе к началу Хильдабрандштрассе, второй на углу улицы и переулка позади посольства, третий в конце этого переулка. Так у них будет обзор почти на все здание.

– Именно что почти. Пространство между турками и посольством ЮАР для них слепая зона. – Нил изучает места, указанные Джоном. – Зато я знаю, как там шляется охрана и расположены ограды. И главное, в этот раз люди Изабеллы не посмеют стрелять.

Джон еще полон сомнений. Пока Нил собирает все необходимое, он опять пытается связаться с Бингвеном, затем звонит Рохау, долго слушает взволнованный голос в смартфоне и мрачнеет.

– Что такое? – спрашивает Нил.

– Крупная перестрелка в Панкове – похоже, снова русские и одна из местных группировок. Бургомистр рвет и мечет, требует, чтобы всех участников поймали и посадили. Учитывая, что подобное здесь не случалось уже очень давно, я не удивлен.

– В смысле, Рохау сейчас не до нас.

Джон кивает с явным неудовольствием.

– Тогда решено: ты занимайся Бингвеном, я – турками и Изабеллой. А потом отправимся в инверсию. – Нил улыбается, хотя встревожен не меньше Джона. Бингвен не тот парень, что пропадает вот так, без предупреждения, а значит, произошло что-то поганое. И чувак точно нуждается в Джоне больше, чем Нил.

– Ты будешь крайне осторожен, – и это самый что ни на есть приказ.

– Обещаю.

Джон, наконец, кивает, хотя его по-прежнему гложут сомнения.

* * *

Зря ты беспокоился, ведет с Джоном мысленный диалог Нил, все отлично. Это действительно так: пробраться в посольство удалось не то чтобы без труда, но вполне гладко. Нил знает, куда свернуть, где можно переждать, где, наконец, перевести дыхание, ощущая себя в почти полной безопасности. Если бы не сведения Бингюль Оздемир, предприятие стало бы чистой воды авантюрой, потому что охрана тут вполне приличная. Зато сейф так себе, середнячок, с таким Нил попробовал бы совладать и сам, хотя, конечно, вышло несравнимо дольше. Специально для полиции он оставляет достаточно улик на то, чтобы следователи поверили – сейф именно взломали, а не просто открыли. Колье покоится в темном бархатном футляре, и Нил несколько мгновений любуется на поддельный бриллиант. Наверняка мастеров, способных изготовить нечто подобное, не так уж много, так что вполне можно восстановить всю цепочку событий. Но сейчас пора сматывать удочки. На прощание Нил подбрасывает еще несколько улик для ложного следа и невольно хмыкает: несчастный бургомистр Берлина точно взвоет, когда узнает еще и об этом. А может… идеально стало бы, если немцы решили, что это ограбление – дело рук русских, а то и людей Ларина. Тогда их планы завладеть землей, на которой находится турникет, изрядно пошатнутся. Надо будет предложить это Джону.

Нил выбирается из здания так же бесшумно, как и вошел, и притаивается во внутреннем саду, пока мимо проходит очередной патруль. Турки, надо отдать им должное, молчаливы и настороже. Извините, парни, утром вас ждет неприятный сюрприз. Стоит им скрыться за углом здания, как Нил подбирается к ограде и взбирается на нее. Еще на пути сюда он углядел двоих претендентов на людей Изабеллы: один, как и предполагал Джон, шатался по Хильдабрандштрассе, а второй засел в переулке за посольством. Обоих Нил миновал так, что его не засекли. Остался до сих пор невидимый третий, если он вообще существует, конечно.

Ночную тишину разрывают выстрелы, и Нил с оторопью осознает, что доносятся они с территории посольства ЮАР. Что за… мгновенно вспыхивает свет, и Нил, сиганув через ограду, несется прочь. Ему нужно перебраться через Хильдабрандштрассе и затеряться там, потому что здесь укрыться негде: либо другие посольства, либо открытая всему и вся вертолетная площадка. Пока Нилу удается: он пулей летит в темноту, пока не оказывается на параллельной Хиросхимаштрассе, где неподалеку припаркована спасительная машина, но тут ему наперерез вываливается обшарпанный минивен. Автомобиль с визгом тормозит, а возле самых ног Нила в асфальт вонзается пуля.

– Стоять! – рявкает знакомый голос. – Руки поднял!

Изабелла. Ну тебя к черту! Однако удрать не получается – слева показывается Хавьер, держащий Нила на мушке.

– Живо сюда! – командует Изабелла, и Хавьер, схватив Нила за шиворот, пихает его к отъехавшей дверце кузова.

Стоит им оказаться внутри, как минивэн срывается с места. На Нила, брошенного на колени, направлено сразу два ствола: Хавьера и еще одного типа, полного седоусого испанца. На месте водителя еще один, гонит изо всех сил так, что автомобиль заносит на поворотах, Изабелла же, отстегнувшись, перебирается с сиденья в кузов и склоняется над пленником и достает пистолет.

– Хавьер, свяжи его и забери колье.

– Ты спятила! – не выдерживает Нил. – На твоем хвосте будет вся полиция Берлина!

Джон оказался чертовски прав насчет людей без мозгов.

– Не волнуйся так, вор. – Ствол в руке Изабеллы касается лба Нила, впечатывается, когда минивэн очередной раз круто поворачивает, и людей внутри резко кидает влево. Если у этой психованной дрогнет палец на спусковом крючке… Но машина катит дальше, а Хавьер стягивает руки Нила за спиной так, что те мгновенно немеют.

– Сеньорита Изабелла. – Слуга протягивает хозяйке бархатный футляр.

Та мгновенно убирает пистолет в кобуру, открывает футляр и выдыхает:

– Gracias a dios!

На ее лице чистый восторг и торжество, и на миг хочется сказать, что камень поддельный, просто чтобы стереть это выражение.

– Знаешь, чего ты не предусмотрел? – чуть ли не счастливо произносит Изабелла. – У меня есть знакомые в посольстве ЮАР. Мимо Хесуса и Рубена ты проскользнул, но наблюдателя оттуда не заметил.

Она и правда радуется, как ребенок, от того что ей удалось обыграть Нила.

– Ты с самого начала планировала так поступить. – Ему не столько страшно, сколько разбирает злость. Прости, Джон, я все-таки оказался слишком самоуверен.

– Только понял? – Изабелла захлопывает футляр и прижимает его к груди. – Я не заключаю сделки с ворами. А пистолет продам русским.

– А ты уверена, что им стоит доверять?

Изабелла презрительно фыркает, аккуратно откладывает футляр на сиденье, затем снова оборачивается к Нилу и бьет его наотмашь по лицу. Удар довольно сильный, но Нил заставляет себя лишь слегка сморщиться:

– Так себе.

– Заткнись, ублюдок. Знаешь, русские еще чертовски заинтересованы некоем воре, объявившимся в Берлине. Обещают недурственно заплатить за сведения о нем.

Внутренне Нил холодеет. Ларин может подозревать, что люди «Довода» в городе, и пойдет на что угодно, чтобы заполучить хоть одного агента. Вот к кому ни в коем случае нельзя попадаться!

А Изабелла явно думает о чем-то своем:

– Не волнуйся, к русским ты не попадешь, не доставлю им такого удовольствия после того, как уроды отказались от моих услуг. Я разберусь с тобой сама, и никто даже следов не найдет.

– Неужели откажешься ради меня от денег? Как благородно.

Девица скалится так, что по коже бегут мурашки.

– Меня будут искать, – замечает Нил, и та ухмыляется еще шире.

– Пусть хоть до скончания веков ищут.

Недолгое облегчение от новости о том, что русским его не сдадут, сменяется тревогой, усиливающейся с каждым мигом. Еще одно Нил недооценил – ненависть Изабеллы к ворам.

– Ты будешь гореть в аду, – обещает она, и ее лицо становится совершенно ровным. – Хавьер, выруби эту тварь!

* * *

Нил приходит в себя в полнейшей темноте. Голова все еще гудит от удара Хавьера, под языком свернулась вязкая кислота, и Нил бездумно втягивает воздух и лишь потом осознает, насколько тот затхлый. Где он? Теперь связаны не только запястья, но и щиколотки, и Нил может только извиваться как гусеница, пытаясь нащупать границы своей тюрьмы. Та крохотная – чуть длиннее его роста, локти упираются в боковые стенки, а стоит приподнять голову, как она врезается в потолок, такой же деревянный, как и все остальное. Несколько мгновений разум пасует, борется, не желая признавать очевидного, а затем все внутри срывается на истошный вопль – ты в гробу! Нил бьет коленями по крышке, и та издает глухой звук, не желает поддаваться. Господи, так бывает только в идиотских фильмах! Нил тяжело сглатывает, борясь с внезапным приступом удушья и тошнотой, а по щекам принимаются течь слезы.

«Думай!» – приказывает он себе. Немедленно сосредоточься!