Глава 12. Налетчики (2/2)

– Стоп, – командует Нил. – Это кто?

На снимке угрюмый мужчина за пятьдесят. А может, и моложе, просто жизнь его не пощадила. Он тоже знаком Нилу, хотя и не тот, кто его интересует.

– Отец твоего Ткаченко. Помрет лет через пять, сердечный приступ.

На фото из сейфа этот мужчина стоял чуть поодаль от собственного сына. Необычное положение для любящего папы. Нил скорее заподозрил бы, что отец Саши тот, другой.

– Что-нибудь прояснилось? – любопытствует Чума.

– Нет, только больше запуталось. Ищем дальше.

– Да почти ничего не осталось. На русских, особенно предыдущее поколение, задолбаешься информацию искать.

Нил переводит взгляд на второй монитор Чумы.

– О, тебя допустили-таки к великим тайнам? Тоже роешь на Потапова?

– Златан попросил проверить одну фигню.

Нила вдруг охватывает нехорошее предчувствие.

– Покажи-ка мне фото Потапова.

– Будто ты его раньше не видел!

– Просто покажи! – Предчувствие сменяет уверенность.

Когда Чума разворачивает файл во весь экран, Нил сжимает губы. Да, это тот самый человек! Поседевший, раздавшийся вширь, а вместо беззаботной счастливой улыбки на физиономии выражение, как у готового наброситься бульдога. Жизнь переломала всех трех людей со старого фото.

– Ткаченко и Потапов знакомы, – шепчет Нил. – И, похоже, отец Ткаченко и Потапов дружили.

– Ничего себе!

Нил сглатывает.

– Поищи еще кое-что. У Потапова нет какого-нибудь хобби?

– Хобби?

– Да. – Нил неотрывно смотрит на монитор. – Скажем, на досуге делает небольшие скульптуры.

Чума принимается лихорадочно стучать по клавиатуре.

– Подожди чуть-чуть… Кажется… Ага, точняк. – На первом мониторе возникает статуэтка вставшей на дыбы лошади. – Это он в свое время Сатору преподнес.

Очень даже недурно, отмечает Нил, а перед глазами стоит пара лисиц на каминной полке в гостиной Саши. У того человека был талант… У него много чего было… Что же такого вытворил Потапов, что Саша его настолько ненавидит? Похоже, даже сильнее Борза, ведь, выходит, связался с чеченцем именно поэтому.

– Как умер отец Ткаченко?

– Я уже сказал – сердечный приступ.

– Точно?

– Насколько вообще можно быть хоть в чем-то уверенным с треклятыми русскими.

– Но он ведь был совсем не стар.

– По европейским меркам. А в России мужики и в пятьдесят мрут только так. Жизнь больно нервная.

Нил снова смотрит на фотографию Потапова.

– Попробуй выяснить, отчего Ткаченко чуть не сел в тюрьму.

– Это настолько важно?

– Очень может быть.

Чума пожимает плечами:

– Не вопрос. – И заговорщицки понижает голос: – Это хоть не поперек делам «Довода».

– Тебе здесь нравится? – улыбается Нил.

Чума некоторое время молчит, потом капюшон кивает:

– Они прикольные. Правильный градус безумия, мой белый друг.

Чума чертовски прав, как прав оказался и Джереми.

Нил выбирается от айтишников на свет божий, но на базе нет ни Лесли, ни Ратны, ни Джереми. Однако нужно чем-то заняться, так что он разыскивает знакомый народ и уламывает на тренировку в инверсии – давно хотелось освоиться там с оружием. В результате Нил отправляется спать за полночь, совершенно вымотанный, но счастливый. Следующий день проходит так же, а еще через день на базу возвращается Джон.

– Помнишь, ты обещал показать Максу, как работает астролябия?

Разумеется, Нил помнит, а еще был уверен, что пацана прокатят. Но вслух он говорит другое:

– Ух ты! Использование подчиненных в личных целях?

– Оно самое. Так что?

– Едем, конечно.

– Сегодня обещали ясную ночь, – объясняет по дороге Джон, – так что сэр Майкл пригласил Кэт и Макса в свой загородный дом, а заодно отправил туда Уильяма бдить за драгоценной астролябией.

– Здорово. – Нил смотрит на своего спутника, выглядящего чрезвычайно довольным, и добавляет: – В смысле, что сэр Майкл не забыл.

– Он никогда и ничего не забывает. Мечты должны сбываться, детские так уж точно. – По лицу Джона быстро пробегает тень.

– Мой отец с тобой не согласился бы, – ухмыляется Нил. – Кажется, он на полном серьезе считал, что моя заветная мечта – разнести наш дом.

– И с чего это он так считал? – не без некоторого ехидства осведомляется Джон.

– Ума не приложу. Я всего лишь поставил пару опытов из книжки, которую мне подарил дядя.

– Всего лишь?

– Еще я разобрал старый телевизор. Хм… как-то решил выяснить, что же такое интересное в розетке. Но я умный – надел резиновые сапоги и перчатки.

Джон смеется: крупные белые зубы блестят между темных губ. Это зрелище завораживает, и Нил заставляет себя отвести глаза.

Загородная резиденция рода Кросби оказывается невероятно уютным чуть запущенным зданием. Нил подозревает, та запущенность тщательно выверена и истово поддерживается. Вокруг раскинулся парк, заросший древними деревьями с могучими стволами.

– Сэр Майкл рассказывал, – делится Джон, – что раньше земли было больше. Его отец обожал лисью охоту и каждый год собирал на нее друзей. Сам сэр Майкл не поклонник, так что продал часть парка к некоторому огорчению семьи.

Стоит упомянуть про лис, как Нил тотчас же вспоминает о статуэтках Ткаченко. Лис постарше и лис помладше – это ведь неспроста? Если лисенок это Саша, то кто взрослый лис? Что-то Ткаченко-старший на него не тянет.

Но тут гости заходят в дом, и становится не до лис: Нила и Джона встречают невозмутимо-важный Уильям, счастливый Макс и оживленная Кэт. До того, как стемнеет, еще полно времени, так что сначала они разглядывают здание, затем гуляют по парку, наконец, ужинают в малой столовой, как называет это помещение Уильям, хотя усадить здесь можно добрый десяток человек. Нил почти все время болтает с Максом, тот делится, что физика в школе совсем уныла, а значит, это нужно немедленно исправить: если не обратить мальчика в свою веру, то хотя бы продемонстрировать, что это самая классная из всех классных штук в мире. Впрочем, это не мешает Нилу порой коситься на Джона и Кэт. Те держатся вместе и о чем-то негромко переговариваются. Однако ни один из них не делает ни единого жеста, позволившего бы предположить степень их близости. Руки Кэт почти все время опущены, лишь иногда она обхватывает ими себя. Этакий безотчетный жест самозащиты, предполагает Нил, не от людей вокруг, здесь ей никто не враг, а, вероятно, оставшийся еще со времен замужества. Джон почти не прикасается к своей собеседнице, разве что помогает ей сойти с крутых ступенек или позже придвигает стул. Образцовый джентльмен.

За ужином речь все-таки заходит об Италии, и Нил и Кэт обмениваются впечатлениями об опере.

– Великолепная постановка, – делится Кэтрин.

– Я не знаток, но мне тоже понравилось, – признается Нил.

Ему дико хочется расспросить Кэт о том, что за мужчина с ней был, узнать подробности истории о Томасе Арепо, а еще – и это точно невозможно – хоть как-то выяснить, как прошел разговор с Сашей. Выкинь Ткаченко из головы, сурово приказывает он себе. Это уже не твоя проблема.

Сумерки постепенно начинают сгущаться, хотя до появления звезд еще далеко, и Нил упрашивает Уильяма показать им с Максом здешнюю коллекцию биноклей и подзорных труб, не чета астролябиям в городском доме, но все равно крайне занимательную. Нил надеется, может, у одной из труб окажется достаточное увеличение, чтобы продемонстрировать Максу парочку любопытных звезд, так что они заканчивают у окна, а дворецкий подает им один за другим приборы, и к каждому прилагается история.

– Это полевой бинокль времен Первой мировой войны, – объясняет Уильям, протягивая Максу массивный прибор, бережно извлеченный из поцарапанного корфа.

– Какой тяжелый! – восхищается Макс, обхватывая его обеими руками. – Ой, все такое размытое!

– Позвольте, мистер Макс, я подкручу кольцо фокусировки.

Нил же берет одну подзорную трубу за другой, прикладывает к глазу и отправляет назад. Неплохо, но вдруг найдется и получше? Из окна открывается замечательный вид на парк и приличных размеров холм за ним. На вершине темнеют какие-то развалины, и Уильям, стоит спросить, немедленно поясняет, что это местная достопримечательность, старый католический храм.

– Воистину невезучий, – продолжает он, пока Нил воюет с очередной трубой. – Его разрушили во времена Генриха Восьмого, начали восстанавливать при Марии, но забросили при Елизавете. Еще раз попытались при Карле Первом, но тут глянула революция. Последний раз храм стали ремонтировать перед самой Второй мировой, однако во время Битвы за Англию немцы сбросили на него бомбу. После этого больше попыток не предпринимали.

– По мне он хорош и так. – Нил опускает трубу, но в ней что-то мелькает, и он снова припадает к окуляру, настраивая его на не такое большое расстояние. Прямо в объективе Кэт. Она сидит на парковой скамейке, светлая в сумерках, зато Джона разглядишь уже с трудом. Он стоит возле Кэтрин, и они опять беседуют, кажется, о чем-то серьезном, потому что вид у Кэт невеселый. Джон опускается на одно колено и берет ее руки в свои: то ли убеждает, то ли успокаивает. Светлая голова склоняется к темной, и никакой ошибки нет – парочка целуется. Попались, голубки. Нил со вздохом отводит трубу, не слишком уверенный в том, что испытывает. То ли торжество, что подозрения подтвердились, то ли досаду. Хотя ему-то какое дело? Кэт заслужила счастье после Сатора или хотя бы имеет право развлекаться, как захочет. А Джон… он привлекателен, признает Нил. Мужчина в самом расцвете сил, спокойный, надежный… И ни за что ее не обидит.

– Сэр?

Нил смотрит на Уильяма.

– Так вы берете эту трубу, сэр?

– Да. Отлично подойдет.

Ближе к ночи они, уже впятером, выбираются из дома, и Нил показывает Максу, как моряки древности ориентировались с помощью астролябии. Потом они пытаются разыскать на звездном небе планеты, разглядывают созвездия.

– Бенетнаш, – Нил по очереди указывает на звезды, составляющие Большой ковш, – Мицар, Алиот, Мегрец, Дубхе, Мерак, Фекда.

– Какие странные названия, – Макс отчего-то понижает голос, и Нил тоже переходит на громкий шепот.

– Арабские. Если дальше проследить дугу, которую образуют Бенетнаш, Мицар и Алиот, можно найти Арктур.

– А Полярная звезда?

– Вам в школе не показывали?

– Показывали, но у меня никогда не получалось найти самому.

– Теперь получится.

И они с энтузиазмом, который разделяет Кэт и, кажется, самую малость Уильям, ищут Полярную звезду и находят, как и обещал Нил. Потом Макс все-таки принимается клевать носом, и приходится идти в дом. Нил почти уверен, что они останутся на ночь, однако Джон намерен вернуться на базу.

– Извини, – искренне говорит он Кэт, – но сейчас слишком много дел.

Уильям ушел укладывать Макса, так что в холле они втроем. Нил размышляет, что Кэт и Джон хотели бы попрощаться наедине, хотя эти двое снова подчеркнуто официальны.

– Понимаю, – Кэтрин слабо улыбается. – Ткаченко связывался со мной вчера, обещал приехать в следующий понедельник.

– Все будет хорошо, – обещает Джон. – Если удастся подловить Калво-и-Руиса, сэру Майклу это будет на руку.

– Очень на это надеюсь. – Кэт обхватывает себя руками. – А еще больше надеюсь, это последняя подделка Арепо.

Джон посылает ей тревожный и вместе с тем нежный взгляд:

– Не волнуйся, никто больше не испортит тебе жизнь.

«Может, мне подождать на крыльце?» – хочет предложить Нил, но Джон уже разворачивается и идет к двери.

– Хорошей ночи, – произносит Нил, и глаза Кэт теплеют.

– До встречи. – Она словно и правда снова хочет его увидеть.

Сначала они катят на базу в полнейшей тишине. Джон о чем-то размышляет и не спешит включать радио или плеер, а в голове Нила кипит слишком много всего. Переизбыток вопросов, тайн и недосказанностей, а человек рядом упрямо хранит секреты. Нил заводит руки за голову и принимается насвистывать «Uptown girl» Билли Джоэла. После первого куплета и припева Джон морщится:

– Ты фальшивишь.

– Боюсь, если я запою, будет еще хуже.

Джон вздыхает с преувеличенным отчаянием.

– Нет.

– Что именно?

– Мы с Кэт только друзья.

– И какое дело мне должно быть до этого?

– Действительно, – теперь в голосе Джона сарказм.

– Однако ты счел нужным сообщить мне это. Отчего же?

– Так проще, чем ждать, когда ты взглядом продолбишь дыру у меня в виске.

– Хорошо, друзья. – Нил покорно смотрит перед собой. – Дружеский секс, все такое.

– А это точно не твое дело.

– Именно так мы и решили.

Джон вдруг резко бьет по тормозам, и машина застывает посреди пустынной дороги. Темноту в салоне развеивает только свет фонарей вдоль трассы. Повисает звенящая тишина, но Нил не успевает ее разбить – Джон хватает его за галстук и рывком притягивает к себе. В этот раз он целует зло, чуть ли не отчаянно, и губам почти больно от той силы, с которой к ним прижимается чужой рот. Нил вцепляется в плечо Джона с намерением оттолкнуть, но как-то само выходит, что вместо этого пальцы сжимают ткань пиджака и тянут ближе, еще ближе. Ладонь ложится на затылок, не давая отстраниться, но Нил уже и сам не хочет, пытаясь вслепую отстегнуть безумно мешающийся ремень безопасности и прижаться, наконец, всем телом. Воздуха обоим не хватает, но Джона, кажется, это совершено не волнует, а его язык словно вознамерился добраться до самого горла Нила. И все-таки они вынуждены отпрянуть друг от друга. Нил жадно втягивает ртом воздух, пристроив подборок на плече Джона, а в ухо тяжело и жарко бьет чужое дыхание.

– Мы продолжим? – Собственный голос звучит непривычно слабо.

Тело Джона каменеет, и он все-таки отстраняется, откидывается на спинку своего кресла.

– Не самая лучшая идея.

Отчего же? Нил ждет пояснений, а Джон снова кладет руки на руль, и машина едет дальше.

– У тебя хобби такое – вызывать у людей недоумение? – Нил рассеянно проводит рукой по волосам, приказывая себе успокоиться.

– Прости, – неожиданно выдает Джон, и Нилу кажется, он ослышался. – Мне не следовало…

– Три раза. Это не спишешь на «прости, случайно вышло».

Джон едва заметно передергивает плечами:

– Тем не менее. К тому же ты и Джереми…

– То, что у меня с Джереми, касается только нас двоих, – замечает Нил.

– А наши отношения с Кэт касаются только меня и ее.

– Вот и отлично. – Нил с раздражением поправляет галстук.

Черт, это уже откровенно бесит. Да что такое с Джоном?!

– Да, все собирался сказать тебе. Позавчера неподалеку от Римини всплыл труп одного из тех типов, которые напали на особняк Ткаченко. Со следами пыток.

– Что же, в израильском спецназе, оказывается, и этим занимаются. То ли дело мы – всегда куртуазно относимся к противникам. Да и к своим тоже.

Они обмениваются взглядами, и Нил не уверен, в котором больше злости – у него или у Джона.

– Твой Саша, как ты его называешь, отнюдь не ангел.

– Спасибо, что сообщил то, о чем я и так в курсе. – Нил отворачивается и смотрит в темноту за окном, и до самой базы в салоне висит угрюмая тишина. Чтобы тебя черти взяли, наверное, в сотый раз думает Нил, выбираясь из автомобиля. Только начинает казаться, что ты нормальный чувак, как ты сам все портишь.

Надо бы завалиться дрыхнуть, тем более, на базе пресловутый комендантский час, но сна ни в одном глазу. К себе Нил идти не хочет, но, может, Джереми вернулся? Надо бы заглянуть. Замирает Нил у самых апартаментов, соображая, что даже если Джереми и здесь, уже далеко за полночь. Но из-под двери льется свет, и Нил рискует постучать.

– Я тебя не разбудил? – покаянно, впрочем, не слишком искренне спрашивает он.

Джереми, облаченный в старомодную пижаму, мотает головой:

– Собирался лечь, но вместо этого засиделся за бумагами.

– Хорватия? – Зато сочувствие самое настоящее.

– Пришлось понервничать. – Джереми отступает, давай гостю пройти. – А как Италия?

– Пришлось понервничать. – И оба смеются.

На столике ноутбук и бумаги, и Джереми сдвигает их в сторону.

– Чаю или кофе?

– Чего-нибудь покрепче. – Нил почти с облегчением падает на диван.

Они пьют виски, курят, делятся тем, как прошли задания, и Нил наконец-то ощущает умиротворение. Все-таки с Джереми невероятно спокойно: никаких подвохов, двойного дна и бесконечных секретов.

– Полевая работа совсем не мое, – вздыхает Джереми.

– Разве? – Нил вспоминает, как тот резво командовал ребятами, перебившими в Кембридже чеченцев.

– Я в первую очередь ученый. – Джереми слабо улыбается. – И предпочел бы оставаться им всегда. Однако два года назад в Сибири полегла половина «Довода».

– Ты там был?

Джереми качает головой.

– Только путался бы под ногами. Новые люди вроде мисс Пейдж и Чумы постепенно появляются, но их все еще мало. Зато врагов хватает.

– Хороших парней должно быть больше.

– Я тебе завидую, – вдруг выдыхает Джереми.

– Отчего?

– Ты оптимист.

Нил легкомысленно фыркает:

– Как говорил один приятель, оптимизм – следствие недостаточной осведомленности.

Джереми посылает непонятный взгляд, и Нил ловит себя на мысли, что поспешил с отсутствием секретов. Все же у профессора Митчелла тоже их хватает. А, к черту все!

– Скажи мне остаться. – Нил старается, чтобы вышло не слишком просяще.

Джереми ненадолго отводит глаза, словно ему неловко, и быстро кивает.

Мне хорошо, думает Нил, когда они добираются до спальни, мне покойно, и он придерживает обеими руками бедра Джереми и берет его член в рот, чудесно, особенно сейчас, когда в уши льются чужие стоны. Секс универсален, можешь ощущать себя живым и не рисковать собственной головой. В темноте Нил склоняется над распростертым под ним телом, жадно целует, одновременно входя и чувствуя, как на пояснице стискиваются чужие лодыжки. И больше ничего не надо. Нил продолжает целовать – уже лихорадочно, смазано, стирая с губ призрак ощущения совсем другого рта. А оно отчего-то не пропадает, даже когда много позже Нил засыпает, уткнувшись лицом в затылок Джереми. Наваждение какое-то – первый раз в жизни он не представляет, что с ним делать. И сдается.