Глава 11. Коты и лисы (1/2)
Первый раз незнамо за сколько дней Нила никто не будит и не тащит не пойми куда. Можно вволю поваляться на удобнейшей кровати и побездельничать… Не совсем. Нил все же заставляет себя усесться и принимается с любопытством рассматривать гостевую спальню, которую вчера выделил ему Ткаченко. Тогда поозираться не вышло: до полуночи Нил стенал не хуже баньши по поводу свалившихся на него неприятностей и коварства женского пола, прерываясь лишь на то, чтобы ответить на вопросы, которые время от времени вворачивал хозяин. Недурно, признает Нил, вот так, вроде бы не напрямую, Ткаченко умудрился узнать о госте довольно много. К сожалению, снова пришлось пить – подло обманутый жестоким миром Дикки обязательно залил бы горе алкоголем, так что когда Нил ощутил, что начал сдаваться перед хмелем, то изобразил резко навалившуюся дремоту. Ткаченко распорядился о чем-то по-русски, парочка каких-то типов резво оттащила гостя в спальню. И только когда за ними закрылась дверь, Нил осознал, насколько устал, так что честно завалился спать. Зато сейчас он бодр, впрочем, хозяину это лучше не демонстрировать, пусть сочтет, что у гостя пусть несильное, но похмелье.
Сегодняшний день нужно потратить с толком: изучить особняк и прикинуть, где в нем прячется сейф. Нил раздумывает, когда здесь завтракают, и тут в дверь негромко стучат.
– Входите, – не слишком твердым голосом откликается он, снова вытягиваясь на кровати.
– Прошу прощения, синьор Кросби, – внутрь заходит худой мужчина лет пятидесяти в темном костюме. – Синьор Аллесандро ожидает вас к завтраку.
Нил окидывает взглядом пижаму, в которую вчера все-таки облачился, затем шарит взглядом по спальне, якобы отыскивая костюм.
– Синьор Аллесандро распорядился отдать вашу одежду в чистку, синьор Кросби. Ее вернут буквально через полчаса. Однако синьор Аллесандро предпочитает завтракать в своих апартаментах, – докладывает слуга, – так что не беспокойтесь.
– Отлично, тогда, любезный, подайте мне халат. – Мысленно Нил хвалит себя за то, что вчера мгновенно перепрятал набор отмычек в укромное место между матрасами. Ночное вторжение он сквозь сон расслышал, но здешним слугам об этом знать необязательно.
Нил поднимается и позволяет помочь себе облачиться в халат. Да, занятия с Уильямом не прошли даром.
– Прошу, синьор Кросби, я покажу вам дорогу.
Увы, апартаменты хозяина рядом, так что по пути толком ничего изучить не удается. Хотя в гостиной есть, на что поглазеть. Ткаченко определенно питает слабость к зеленому и оранжевому различных оттенков. Рискованные цвета и не менее рискованное сочетание, но вкус у хозяина определенно есть. Нил отмечает статуэтки лис на каминной полке и мысленно хмыкает – как предсказуемо. Правая лисица покрупнее, а левая маленькая, еще лисенок.
– Прошу вас, синьор Кросби. – Слуга выводит его на просторный балкон, где прямо под утренним солнцем накрыт стол.
– О, вот и вы, Дикки. – Ткаченко, тоже облаченный в халат, приветствует гостя улыбкой. – Сегодня такой чудесный день, уверен, он развеет ваши беды.
– Надеюсь. – Нил опускается на отодвинутый слугой стул и откидывается на спинку.
– Завтрак не совсем в английском стиле, но, надеюсь, вам понравится. – Ткаченко что-то говорит слуге по-итальянски, и тот, поклонившись, удаляется. – Признаюсь, – хозяин интимно понижает голос, – не люблю трапезничать в окружении прислуги.
Нил не без любопытства разглядывает стол: панини с жареными яйцами, фритатта, на сладкое брискотти и свежие фрукты. И ни куска мяса.
– Сам я пристрастился к здешнему ячменному кофе, но вам приказал сварить традиционный.
– О, благодарю. И за костюм тоже.
– Пустое, друг мой. Кстати, это выпало из кармана вашего пиджака, когда слуги его забирали. Я счел своим долгом вернуть вам лично. – Ткаченко ставит на край стола розовую кошечку.
– О, слава богу, она не потерялась, – радуется Нил, а Ткаченко уже знакомо прищуривается. Поврежденный левый глаз у него всегда в легком прищуре, а сейчас уменьшается почти до щелочки.
– Признаться, я немного заинтригован. Это вроде тотема?
– В каком-то смысле. – Нил забирает деревянную кошку и недолго держит ее в руках. – Шуточный подарок, но отчего-то я привязался к этой безделушке. А вы, Саша? Любите лисиц?
– Заметили те статуэтки? Они принадлежали моему отцу. Когда-то у него был друг, на досуге развлекавшийся лепкой и отливкой подобных небольших статуэток. Его подарок. – Вроде бы Ткаченко беззаботен, делясь давней историей, но отчего-то у Нила по спине бегут мурашки. Кажется, с этими лисами все не так просто, как он решил.
– У того человека был талант, – беззаботно замечает Нил.
– У него много чего было. Впрочем, отчего вспоминать прошлое? Лучше жить настоящим.
– И правда. Кстати, у вас отличный кофе. – Нил улыбается. – Вчера я весь вечер стенал только о себе, боюсь, изрядно вам надоел…
– Вовсе нет, Дикки. Вы приятный собеседник.
– Вы упоминали, что занимаетесь меценатством.
«Ах, вот оно что!» – словно говорит улыбка Ткаченко.
– Здесь, в Италии, это широко известно. Но я поглядываю и на Англию. Мне кажется, ваш чудесный остров несколько обделен вниманием.
Нил приподнимает брови.
– Испанцы, итальянцы, французы, голландцы известны гораздо лучше, хотя отличных художников хватает и среди англичан.
– О, только не прерафаэлиты! – по-снобски закатывает глаза Нил.
– Гейнсборо? Рейнольдс?
– Седая древность.
– Именно. Но отчего громким именам не появиться и в двадцать первом веке? По-настоящему громким, а не тем, о которых забудут через сезон-другой?
– Не знаю, как нынешний век, а прошлый нас больше прославил музыкой. Я, кстати, как-то продюсировал одну многообещающую группу.
– И как?
– Оказались слишком хороши для масс, – Нил мрачнеет, и хозяин тут же любезно доливает ему кофе.
– За последние годы мне удалось отыскать несколько весьма оригинальных и смелых итальянских живописцев и графиков. – Ткаченко чуть мечтательно смотрит на раскинувшийся за перилами балкона сад. – Планирую попытать удачу в Англии.
– Было бы замечательно, – вздыхает Нил, – но вы ведь знаете репутацию моих соотечественников.
– Английский снобизм?
– Увы, в данном случае стереотипы отражают действительность. – Нил как можно небрежнее раскидывается в кресле, делая вид, что он уж точно не из таких. – Могу представить вас парочке своих знакомых.
– Буду иметь в виду. Вы ведь, если не ошибаюсь…
– О, нет! – снова закатывает глаза Нил.
– Прошу прощения?
– И так всегда! С кем я ни заговорю, все тут же бросаются расспрашивать меня про дедушку Майкла!
Ткаченко едва заметно хмыкает, затем достает из кармана халата пачку сигарет, и Нил жадно на нее смотрит.
– Прошу.
– О, благодарю вас! – Нил закуривает. – И это тоже. Дедушка на старости лет ударился в здоровый образ жизни, так что мне теперь еще и за это достается.
– Признаться, я хотел расспросить о вашем отце, а не деде. Слышал, он тоже ценит живопись.
– Исключительно замшелое старье. У него недурная коллекция, но для тех, кто с ума сходит по антиквариату.
– Тем не менее, ходит слух, он неравнодушен к творчеству Уильяма Нила.
Гость неопределенно пожимает плечами.
– Отец больше занят своими делами, а не чем-то стоящим.
Ткаченко иронично приподнимает бровь. В дверях появляется Шарет, и хозяин оборачивается к нему. Они быстро переговариваются о чем-то по-русски, затем Ткаченко снова сосредотачивается на Ниле.
– Кстати, Дикки, позвольте представить вам моего ближайшего помощника Александра Шарета.
При этих словах Шарет коротко кивает.
– Для простоты можете называть его Шурой.
Нил изображает некоторое удивление, и Ткаченко смеется:
– Дело в том, что «Шура» еще одно русское сокращение от Александра.
– О, Саша и Шура, – важно кивает Нил. При попытке разобраться, отчего оба этих имени сокращения от «Александр», у него ломается мозг.
– Мне, к сожалению, придется оставить вас на несколько часов, те самые унылые дела. Шура пока покажет вам дом и сад. Надеюсь, вы не будете скучать.
Завтрак завершается, и Нил, переодевшись в почищенный костюм, отправляется в сопровождении Шарета разглядывать особняк. Экскурсовод из того… К тому же чувака явно больше заботит, чтобы гость не сунулся, куда не следует, чем его развлечения. Тем не менее, они посещают библиотеку, весьма недурную, хотя, конечно, не настолько поражающую воображение, как та, что в доме сэра Майкла, выбираются в живописно запущенный сад. Нил делает вид, что пялится во все стороны, а сам украдкой изучает местность и своего сопровождающего. Если хозяин полагает гостя котом, то приставил к нему настоящую овчарку. И разговорить такого типа чертовски трудно.
– И давно вы работаете на Сашу?
– Больше десяти лет.
– Откуда вы родом?
– Из Израиля.
– А почему у вас не израильское имя?
– Я родился еще в СССР, а в эмиграции решил не менять.
И все в таком духе.
– Знаете, это необычно, – не выдерживает Нил. – Я слышал, многие русские, когда Советский Союз начал распадаться, уезжали в Израиль. Но чтобы наоборот…
– Саша очень щедр, – роняет Шарет. В отличие от хозяина акцент у него чудовищный.
О, так Ткаченко для него просто Саша.
– Он не любит официоз, – расщедривается Шарет на следующую фразу.
– Я тоже, – радостно отзывается Нил. – Так что обойдемся без мистера Кросби.
Шарет неопределенно фыркает.
По крайней мере, Нилу удается составить в голове план особняка. В кабинет хозяина его никто не пустил, но методом исключения он его вычисляет. Только как туда пробраться, пока Шарет дышит в затылок? А тот бдит – когда ему приходится-таки отвлечься от гостя, на горизонте тут же принимается маячить еще один тип, явно его подчиненный. Нил подозревает, ночью здешняя служба безопасности тоже начеку. Проблема еще и в том, что у него мало времени, в идеале дня три. И с каждым часом вероятность того, что Нила раскроют, увеличивается в геометрической прогрессии. Впрочем, пока переживать рано, и он старательно изображает из себя лоботряса, судя по раздраженным взглядам Шарета, вполне достоверно.
– А вы что думаете об Англии, Шура? – улыбается Нил.
– Саша очень любит вашу страну, – сухо отвечает тот. – Мечтает когда-нибудь там поселиться. Но я не уверен, что климат пойдет ему на пользу.
– Да, у нас часто сыро. А вы, наверное, привыкли в Израиле к суши и жаре.
– Мои привычки не имеют значения.
Нил принимается вспоминать дурацкую семейную историю Кросби о дворецком отца сэра Майкла, который заработал ревматизм, всюду следуя за хозяином. Шарет выслушивает ее с каменной мордой. Похоже, он тоже готов заработать ревматизм, сопровождая Сашу.
Когда Ткаченко возвращается, Шарет сбагривает ему гостя с явным облегчением. Дальше легче не становится: Саша таскает за собой Нила, не отпуская буквально ни на шаг, и хочется уже застонать. Да, хозяин обаятелен, да, во время обеда они непринужденно болтают об учебе, и Нил витиевато выражает восхищение тем, что Саша пошел против воли отца, поступив на искусствоведческое отделение, но… как бы заставить его отлипнуть?
Отдыхать после обеда тут принято, так что Нил наконец-то выдыхает, а затем с недовольством осматривает свою спальню. И что предпринять? Здесь тоже есть балкон, и Нил выбирается на него и изучает соседние. Справа балкон Саши, и до него далековато – без страховки Нил перебраться не рискнул бы. Слева библиотека, а за ней как раз кабинет. Но сначала Нил возвращается в спальню, подкрадывается к двери и, присев, прижимается ухом к замочной скважине. Не сразу, но удается различить голоса, переговаривающиеся по-русски. Да, Шарет воистину параноик, но с чего бы? Черт, если бы Нил хоть чуть-чуть понимал русский! Он снова выползает на балкон под откровенно жарящее солнце. Внизу никого не видать, и Нил смотрит на левый балкон. Придется рискнуть – в запасе около часа. Он стаскивает пиджак, снимает обувь и забирается на перила. Перемахнуть на балкон библиотеки удается почти бесшумно. Некоторое время Нил стоит на коленях, вслушиваясь, затем осторожно заглядывает в одно окно за другим. Среди полок никого нет. Нил краткими перебежками минует весь балкон и перебирается на следующий. Он угадывает: это действительно кабинет, выдержанный в зеленовато-бежевых оттенках. Нил осторожно тянет за ручку балконной двери, и та предсказуемо заперта. Ночью, предполагает он, дверь наверняка на сигнализации, но днем вряд ли. Так и оказывается, и Нил проскальзывает внутрь. Где же сейф? На первый взгляд, на его присутствие ничего не намекает, и это означает лишь то, что прятали его мастера. Нил методично простукивает дверцы полок, занимающих почти всю левую стену кабинета, затем переходит к деревянным панелям на остальных стенах. Ага, попался. Нил позволяет себе довольную улыбку.
Из коридора доносятся приближающиеся голоса, и приходится отступить. Нил едва успевает выбраться на балкон и запереть за собой замок, как видит через стекло, что дверь распахивается, и в кабинет входят Саша и Шура. Снова русский язык! Но Нил хотя бы может попытаться уловить знакомые имена. Борз, доносится до его слуха, и он невольно выдыхает. Саша и Шура постоянно упоминают связку «Борз – Италия». Получается, чеченец здесь? Или, может, скоро прибудет? Как бы то ни было, оба явно обеспокоены. Шура, до сего момента казавшийся Нилу воплощением флегматичности, громко на чем-то настаивает, а Саша мотает головой, но не приказывает тому умолкнуть. В какой-то момент Шарет берет хозяина за предплечье и встряхивает, а тот лишь раздраженно машет рукой, никак больше не реагируя на подобную фамильярность. Нил мысленно присвистывает – все-таки странные у них отношения. Однако пора линять, Шура наверняка скоро почувствует чужое присутствие. Нил перемахивает на балкон библиотеки и несется на его противоположный конец, оборачивается на всякий случай и видит Шарета, выбирающегося наружу. Проклятье! И уже не прячешься… Нил плюхается на задницу у перил и, громко чертыхаясь, принимается тереть бедро.
– О, Дикки, – доносится прямо-таки ледяной голос Саши. – Вы что здесь делаете?
Нил поднимается и, прихрамывая, бредет к ним, затем пытается перелезть с балкона библиотеки на балкон кабинета. Шарет мгновенно вцепляется ему в плечо.
– Да не волнуйтесь так, – невинно произносит Нил, – я не разобьюсь. В нашем семейном особняке я в детстве все время так лазил.
– Если не ошибаюсь, с того времени вы несколько выросли. – Тон Саши по-прежнему напряженный, но он кивает Шуре, и тот выпускает Нила.
– Ну и что? Вообще-то я собирался еще раз посмотреть библиотеку, а потом найти вас, но те джентльмены, что дежурят под моей дверью… не хотел их тревожить.
Саша чуть кривит рот, и Шура отвечает ему мрачным взглядом.
– И в чем же такая настоятельная необходимость?
– Я придумал, как раздобыть денег!
– Любопытно. – Саша внимательно изучает расстояние, разделяющие балконы. – Говорите, это просто?
– Вообще-то, немного сложнее, чем мне сначала показалось. – Нил выразительно трет якобы ушибленную пятую точку. – При условии, что вы не боитесь высоты.
– Всего лишь второй этаж. – Физиономия Саши застывает.
Шура зло бросает что-то по-русски, но тот только передергивает плечами. Он действительно собрался перебраться на балкон к Нилу? Подтянувшись, Саша усаживается на перила.
– И что дальше?
– Поднимаешься в полный рост и перешагиваешь. – Но ведь… Нил посылает Шуре панический взгляд и получает точно такой же. – Сними обувь, носки тоже, еще не дай бог поскользнешься.
Только раскроенной головы Ткаченко сейчас не хватало! Что ему вообще ударило? А тот методично скидывает ботинки, затем забирается на поручни, благо, те достаточно широкие, чтобы уместилась почти вся ступня. Шура мгновенно протягивает хозяину руку и поддерживает, пока тот неловко распрямляется, опираясь свободной рукой о стену.
– Да, действительно легко. – Зеленый глаз Саши широко распахнут, а губы побелели. Да он же боится высоты до истерики! Мысленно выматерившись, Нил тоже протягивает руку.
– Не смотри вниз и шагай. – Если уж ему так приспичило!
Саша шумно выдыхает, и его правая нога упирается о поручень балкона библиотеки. Еще мгновение, и другая тоже здесь. Пальцы до боли вцепляются в ладонь Нила и мелко подрагивают.
– Спрыгивай, – командует Нил.
Саша тяжело приземляется на балкон, затем оборачивается и деланно-беззаботно смотрит на Шуру.
– Никуда не годится, – роняет он. – Надо переговорить с архитекторами.
Немного пришедший в себя Шура разражается длинной фразой на русском, а Саша резко фыркает:
– Плевать на гребаную историческую ценность! Это безобразие нужно устранить. И подай мне чертовы ботинки. – Он оборачивается к Нилу, и на все еще бледных губах возникает улыбка: – Так что ты говорил про деньги?
Нил дожидается, пока хозяин обуется, и отвечает:
– Ты знаешь, кто мой дедушка? В смысле, не родной, а…
– Про сэра Майкла Кросби ходит множество любопытных историй, в том числе и о том, что некогда он был связан с британской разведкой.
– Секрет полишинеля, – хмыкает Нил. – Признаться, мы с ним здорово поругались в последний раз, но, думаю, он мне не откажет и не заложит перед отцом, если…
– Если?
– Разведка очень интересуется русскими олигархами. Давай скормим ему какую-нибудь фигню о тебе? Дедушка размякнет, может, даже сочтет, что я в кои-то веки…
«Идиот!» читает Нил в глазах Саши.
– Замечательная идея, но, подозреваю, твой дедушка и так знает обо мне какую-нибудь фигню. И не только фигню.
Нил со вздохом опускает плечи.
– Но вдруг…
– Нет, – жестко произносит Саша.
– И что тогда? – Нил посылает ему недовольный взгляд, потом вдохновенно говорит: – А может, мне удастся продать картину?
Саша слегка поводит челюстью.
– Должен же найтись ценитель. Может, даже парочка.
– Довольно редко первое полотно художника находит покупателя, – подбирает формулировку Саша.
– Давай вернемся на выставку. Вдруг…
– Вообще-то я планировал на вечер кое-что другое. Хочешь слетать в Милан?
Нилу даже не нужно изображать удивление.
– Сегодня вечером в «Ла Скала» дают «Севильского цирюльника» Россини, обожаю эту оперу. И у меня как раз нет спутника.
Подозрительно щедро. Но в чем подвох, Нил предположить не может.
– Классическая постановка? – с тоской вздыхает он, и Саша улыбается.
– Зато поют Антонио Сирагуза и Чечилия Молинари.
Подразумевается, что эти имена должны что-то говорить Дикки, и Нил делает вид, что смягчился.
– Уговорил.
Что за черт? И как из этого выкручиваться? И, главное, нужно ли? Пока же ясно только одно – Нил теряет очередной вечер, и времени становится все меньше.
* * *
К опере, да еще в роскошных интерьерах «Ла Скала», Нила никто не готовил, как и к полету из Римини в Милан на борту частного лайнера. Остается лишь делать вид, что эти шик и блеск ему, в смысле, Дикки, до лампочки. И не такое видали. Всю дорогу Саша рассуждает об оперных певцах, а Нил потихоньку потягивает водку с тоником и не без любопытства косится в иллюминатор. Костюма, подходящего для посещения театра, у него, разумеется, не нашлось, так что пришлось облачиться в тот, что буквально за час где-то раздобыл по приказу хозяина Шарет. Новое одеяние сидит лишь немногим хуже, чем уже ставший привычным наряд с Севил-роу, но Нилу порой кажется, что стоит ему зайти в «Ла Скала», как почтеннейшая публика тут же осуждающе уставится на него и возопит: «Самозванец!» Разумеется, ничего подобного не происходит, более того, Нил ничем не выделяется среди прочего бомонда. Пока они идут через толпу к зарезервированной Сашей ложе, Ткаченко пару раз останавливается, сердечно здороваясь со знакомыми, но надолго не задерживается. А Нил с тоской думает о Ратне – она сейчас могла бы здорово помочь с итальянским.
До ложи они добираются, когда раздается первый звонок. Нил усаживается в кресло, а Саша замирает возле перил и внимательно изучает зал. Он определенно кого-то высматривает, значит, явился сюда отнюдь не только ради Сирагузы и Молинари, как утверждает. Публика постепенно заполняет партер и ложи, и Нил ловит себя на том, что не без любопытства изучает чужие костюмы. До эксперта от моды ему еще далеко, но общение с сэром Майклом и Уильямом принесло плоды: порой он вполне способен отличить пиджак, пошитый на заказ, от, скажем, «Макс Мары».
– О! – вдруг выдыхает Саша. – Мимолетное виденье…
Нил мгновенно смотрит туда же, куда и он.
– …гений чистой красоты, – почти шепотом заканчивает Саша, а Нил холодеет, потому что в ложе, на которую неотрывно глядит Ткаченко, показывается Кэтрин Бартон в сопровождении невысокого полного старика.
Какого черта никто не предупредил Нила, что она будет в Италии?! Хотя… кому могло прийти в голову, что он сам окажется в Милане вместо Римини? Зато теперь ясно, отчего Саше так приспичило посетить оперу в компании гостя. Так, думай! Резко чертыхнувшись, Нил сползает с кресла и горбится под зашитой балкончика ложи.
– Что такое? – На физиономии Саши искреннее удивление, а Нил втягивает голову в плечи.
– Это же Кэт! – трагически восклицает он.
– Да, Кэтрин Бартон…
– Господи, да если кузина меня увидит… – Нил тяжело сглатывает. – Она меня ненавидит!
– Ну-ну, Дикки, ты преувеличиваешь.
Нил отчаянно мотает головой.
– Кэт в очень хороших отношениях с дедушкой Майклом и моим отцом, – поясняет он. – А меня она считает…
– Лоботрясом? – предлагает Саша. Он снова щурится, и пока не поймешь, верит или нет.
– Хуже, – признается Нил. – Боюсь, я… После истории с ее мужем я повел себя как идиот. – Он опускает взгляд на покрытый ковром пол.
– Хм, есть хоть один родственник, с которым ты еще не повел себя как идиот?
– Не уверен. – Нил обхватывает руками колени, затем посылает Саше пристальный взгляд. – Ты что, хотел, чтобы я представил тебя Кэт?
– Идея показалась мне вполне удачной. – Саша снова бросает взгляд на ложу, где сидит Кэт. – Я увидел Кэтрин Бартон в прошлом году, когда был по делам в Лондоне. – Он делает паузу, затем шепчет: – Чистейшей прелести чистейший образец, разве нет?
– Снова твой поэт?
– Александр Сергеевич Пушкин.
– Что-то слышал, – честно признается Нил. Еще в университете одна из его девушек обожала русскую поэзию, кажется, Пушкина она цитировала.
– Солнце русской поэзии, при том что в нем текла мавританская кровь. Вернемся к твоей кузине, как ты ее называешь. Еще с тех пор я мечтаю с ней познакомиться, однако…
Нил сочувственно вздыхает:
– Никто тебя к ней не подпустит. К тому же, извини, она не захочет с тобой знаться, даже если бы тебя ей представила сама ее величество.
– Неужели? – Саша задирает сразу обе брови.
Нил манит его, и тот усаживается в кресло и склоняется, явно несколько заинтригованный.
– Все дело в покойном муже Кэт, – делится Нил страшной тайной.
– Знаю, Андрей Сатор. Я думал, как раз поэтому…
– Именно поэтому. – Нил делает серьезное лицо. – Сам понимаешь, я никогда не был конфидентом кузины, но и со стороны было видно, что их брак ужасен.
Раздается второй звонок, и Нил добавляет уже быстрее:
– Только между нами, но Кэт и правда здорово сглупила, выйдя на Сатора. Я не про то, что он Бартонам не ровня, а про то, что он действительно оказался мерзким типом. Отец и дедушка намекали на всякое. А сама Кэт… Уже после смерти мужа она как-то прямо сказала, что больше даже близко не подойдет к русским олигархам.
Саша в очередной раз косится на ложу.
– Так вот почему мне так вежливо отказали в консультации… Жаль. А ведь мои намерения были более чем чисты.
Нил все-таки поднимается с пола и снова занимает свое кресло. Отсюда Кэт не видно, а она не должна заметить его самого.
– Шепчутся, Сатор по уши увяз в незаконных делах, – негромко продолжает Нил. – А дедушка чуть ли не прямым текстом говорил, что с Кэт он обращался отвратительно.
– А что же лорд Фредерик Бартон? – Лицо Саши становится жестким.
Нил морщится:
– В то время Бартоны разорвали все отношения с Кэт. Разве что семейное проклятие ей вслед не послали.
Саша склоняет голову набок:
– Ты их осуждаешь?
И Нил в очередной раз пытается покраснеть:
– Это случилось больше десяти лет назад, и все вокруг только и болтали, какой это чудовищный мезальянс. Тогда я думал так же. В конце концов, лорд Фредерик оказался прав, ничего хорошего из этого брака не вышло. Но он мог хоть как-то помочь Кэт!
Раздается третий звонок, и свет в зале постепенно гаснет. Нил замолкает, Саша тоже. Когда занавес отъезжает и действие начинается, кажется, Ткаченко полностью погружается в происходящее на сцене, а Нил лихорадочно раздумывает. Нужно выяснить, что именно Саше нужно от Кэт. Любопытно, но история брака Кэтрин, похоже, задела его за живое. Что ему вообще известно о Саторе? И только ли в нем дело? Все эти мимолетные видения и гении красоты предназначены лишь для того, чтобы Дикки развесил уши и вообразил, что прелестная англичанка поразила русского олигарха в самое сердце? Хотя… Ткаченко падок на высоких блондинок, напоминает себе Нил. Может, решил совместить приятное с полезным. А еще у хозяина, пожалуй, уже накопилось многовато вопросов к гостю. Все по отдельности достаточно невинно, но в совокупности обязано насторожить если не самого Сашу, то Шарета точно.
А на сцене тем временем Розина заканчивает арию «Una voce poco fa», повисает недолгая тишина, и зал разражается громкими «Брава!» Саша присоединяется к ним, и, Нил, очнувшись, тоже. Он смотрит на профиль Ткаченко, бледный под светом софитов, и, наконец, решается. Если уйти в глухую несознанку, Саша точно усомнится в госте, а если… Да, у Джона будет очередной повод наорать на Нила.
Первое действие заканчивается, и зажигается люстра. Нил всем телом разворачивается к своему спутнику.
– Отчего тебе так нужно познакомиться с Кэт? – серьезно спрашивает он.
Сначала лицо Саши становится легкомысленным, затем он раздумывает о чем-то и тоже серьезнеет.
– Не скрою, Дикки, твоя кузина восхитительна, однако мне действительно нужна консультация первоклассного эксперта. А Кэтрин Бартон считается лучшей, в Англии так точно.
– Матисс?
Саша вздыхает:
– О, ты в курсе? Матисс был пробным камнем, о нем мне и так все известно. Дело в гравюре Брейгеля Старшего. Ее подлинность заверена самим Мелхором Калво-и-Руисом, очень уважаемым испанским экспертом, сотрудничающим с Прадо. Сомневаться в нем все равно, что сомневаться в господе боге, если ты, конечно, не атеист.
– А ты сомневаешься.
– Вот такой я Фома Неверующий. Не такие маститые эксперты либо не станут толком перепроверять после мастера, либо вообще не пожелают влезать в это дело.
– И ты считаешь, Кэт рискнет.
Саша дергает правым плечом.
– У нее безупречная репутация.
Похоже, сейчас Ткаченко откровенен.
– Попробуй, – вздыхает Нил. – Не пытайся ее обаять, она мгновенно от тебя отшатнется, а расскажи правду.
– Уверен, что это сработает? – хмурится Ткаченко.
– Понятия не имею. Но если есть хоть крошечный шанс, то он таков.
Саша вдруг широко улыбается, кажется, это первая искренняя улыбка, которую Нил от него получает.
– Тогда рискну. – Он поднимается.
– Эй, – Нил тоже посылает ему улыбку, – купи мне вина по такому поводу.
Почти весь антракт он, потягивая отличное красное вино, проводит в ложе, чтобы не попасться на глаза Кэт, и гадает, чем обернется дело. С одной стороны, лучше бы Кэт Ткаченко завернула, с другой – для легенды важнее, чтобы все получилось. Двойственные чувства как они есть. Саша возвращается одновременно с третьим звонком и без единого слова усаживается на свое место. Его лицо совершенно непроницаемо, и Нил вынужденно сосредотачивается на втором действии. Он уже видел «Севильского цирюльника», но давным-давно, и тогда Нил откровенно скучал, сейчас же он не может не признать, что история невольно захватывает, а голоса хороши, так что в конце искренне присоединяется к летящим со всех сторон «Брави!» и «Брави тутти!»
– Прогуляемся? – предлагает Саша, когда они выходят в ночной город.
Они бредут по залитому электрическим светом Милану, а машина с Шаретом и еще одним телохранителем неспешно катит следом. Саша сходит с полнящегося людьми популярного туристического маршрута, и толпы редеют. По обе стороны по-прежнему хватает ресторанчиков и ресторанов, баров и забегаловок, но из них доносится почти исключительно итальянский.
– Спасибо тебе, – после долгого молчания произносит Ткаченко.
– Получилось? – Нил по-прежнему не определился, радует его это или нет.
– Стоило мне упомянуть в одной связке Брейгеля и Калво-и-Руиса, как прелестная леди весьма заинтересовалась. Признаться, я даже несколько удивился. – Правое плечо едва заметно дергается. – Мне предложили заглянуть в «Шипли», когда я в следующий раз буду в Лондоне. Подозреваю, букет будет лишним?
Нил кивает.
– Жаль. Но я честно последовал твоему совету, был исключительно деловит и не позволил себе ни единого комплимента.
– Молодец.
Саша негромко смеется.
– Знаешь, для меня это как-то… дико. Она очень красивая.
Признание совершенно безыскусное, наверное, поэтому Нил в него верит.
– Тем не менее, для Кэт после ее мужа ты еще один жуткий русский.
– Черт, мне стыдно за всех наших мужиков.
Однако и Кэт, и сэр Майкл, и Джон уверены, что Саша действительно еще один жуткий русский. Но каков он на самом деле? Нил вспоминает, как тот с полумертвым от ужаса лицом перебирался с балкона на балкон. Что и кому он доказывал? Похоже, в первую очередь себе. А еще в памяти всплывает пресловутый Костя. Все критяне лжецы, а русские, получается, поголовно психи.
Ночь уже уверенно вступает в свои права, и толпы прохожих все больше и больше редеют. Но, признает Нил, прогулка приятна и не хочется, чтобы она заканчивалась. Саша из тех редких людей, что умеют компанейски молчать, так что они продолжают променад, без цели, без смысла, а потому чудесный и в чем-то таинственный.
Навстречу медленно бредет пожилая женщина, а возле на поводке крутится крохотная собачка и время от времени звонко лает, но хозяйка словно не слышит. Нил невольно замедляет шаг, всматривается в рассеянное лицо, изборожденное глубокими морщинами. На женщине лишь легкое платье, но пусть все еще довольно жарко, странно, что она не захватила хотя бы шаль.
– Саша, – зовет он.
Тот тоже глядит на женщину, затем негромко фыркает.
– Какая-нибудь разводка для жалостливых туристов. Оставь.
Но Нил не может отвести взгляда от растерянного лица, от мечущейся и явно обеспокоенной собачки.
– А если нет? В конце концов, у тебя на буксире Шура и тот второй парень.
Саша закатывает глаза, однако когда Нил направляется к женщине, следует за ним.
– Buonasera, signora, – здоровается Нил, на чем его познания в итальянском иссякают.
Растерянный и какой-то беззащитный взгляд женщины фокусируется на нем, и она вздрагивает, а собачка звонко тявкает на приблизившихся чужаков. Саша вздыхает и вступает в разговор. Нил может только гадать, о чем они беседуют, но женщина явно отвечает невпопад, делая большие паузы, ее глаза скользят то по лицам, то по окружающим зданиям.
– Саша, смотри. – Нил кивает на широкий шнурок, свисающий с шеи женщины. На нем болтается какой-то бейдж.
– Mi scusi, signora, – произносит Саша и тянет руку. Собачка заходится злым лаем, но женщина, поколебавшись, позволяет незнакомцу рассмотреть бейдж.
– Черт, – с чувством произносит Саша и, достав смартфон, принимается быстро набирать номер.