Глава 10. Дебют (1/2)

Уильяма отдают в распоряжение Нила… нет, это Нила отдают на растерзание Уильяму. И тот рьяно, даже слишком рьяно берется за дело.

– Вы – потомок благородного рода, сэр. У вас с детства был дворецкий, который помогал вам одеваться по утрам, – объявляет он, торжественно вступая в спальню Нила, стоит только рассвести.

– Но в Италии у меня все равно не будет дворецкого.

– Неважно, сэр. Вы обязаны демонстрировать повадки человека, у которого тот дворецкий был.

И Уильям выдает целую лекцию о том, какие костюмы уместно носить в первой половине дня, а какие – вечером. Потом обряжает Нила и заставляет ходить туда-сюда по комнате.

– Прошу прощения, сэр, но это ужасно.

– Все настолько плохо?

– Мистер Дикки, сэр, умеет носить костюмы. Вы нет.

Казалось бы – чего сложного? Надел и пошел. Но здесь все не как у обычных людей.

– Советую вам, сэр, обратить внимание на сэра Майкла. Он идеальный джентльмен.

– Расскажите мне об этом несчастном Дикки, – вздыхает Нил. – Не то, что в досье, которое мне дал сэр Майкл, а ваше впечатление.

Уильям некоторое время борется между желанием всячески оберегать честь семейства Кросби и приказом быть с гостем откровенным.

– Мистер Дикки был очаровательным ребенком, – скорбным голосом сообщает он, наконец. – И, боюсь, это сослужило плохую службу. Его слишком баловали.

– И он вообразил, что весь мир обязан стелиться ему под ножки.

– Хм, в целом вы правы, сэр. Пройдитесь еще раз и, прошу вас, держите спину прямо.

Уильям внимательно наблюдает за Нилом, а затем продолжает:

– Мистер Дикки совершенно не интересуется делами своего отца. К тому же он чрезмерно увлекающаяся личность.

Более чем увлекающаяся, если вспомнить, что сейчас торчит в частной клинике.

– Сначала он интересовался авангардистским, – осуждение в этом слове такое, что Нил весело смотрит на Уильяма, – балетом, затем пожелал продюсировать какую-то группу… Прошу прощения, сэр, я в этом совсем не разбираюсь. Но все увлечения заканчивались одинаково: мистер Дикки остывал и оставался без денег.

– Отцу не надоели траты сына?

Еще один скорбный вздох.

– Мистер Артур сильно урезал содержание мистера Дикки, но это привело лишь к тому, что тот залез в долги.

За три дня, что Нил торчит у сэра Майкла, его мнение о Дикки, и без того невысокое, падает ниже плинтуса. Зато появляется куча идей, как подкатить к Ткаченко. Пусть признавать это не слишком приятно, у Нила с Дикки есть и нечто общее – у обоих неплохо подвешен язык. И Дикки достаточно обаятелен, чтобы находить себе приятелей, даже когда лишался подачек от папеньки.

Каждая трапеза протекает под присмотром сэра Майкла и превращается в миниэкзамен. И дело не только в бесконечных вилках и вилочках, ложках и ложечках, ножах и ножичках, бокалах для того, сего и этого. Нила гоняют и по биографии своего альтер-эго.

– Кто нынешний директор Итона?

– Барон Уильям Уолдгрейв, и я считаю его никчемным пыжащимся ретроградом.

– Ваши друзья времен учебы?

– Билли Уйатклиф, второй сын лорда Спенсера Уайтклифа, и Хью Хейворд, наследник сэра Джозефа Хейворда. С Билли я разругался вусмерть, задолжав ему кучу денег, с Хью порой кутим вместе к вящему отчаянию его отца.

– Замечательно. Что вы думаете о внешней политике Великобритании?

Нил откидывается на спинку стула и широко разводит руками:

– А что, Индия теперь не наша колония?

– Чуть переигрываете, но в целом недурно.

А вечерами за Нила принимается заглядывающая по такому поводу к сэру Майклу Кэтрин.

– У меня впечатление, что Дикки из тех парней, кто нахватываются всего по верхам, но в действительности не разбираются ни в чем, – замечает он.

– Так и есть, – соглашается Кэт. – Твоя задача – выучить пару десятков имен и жонглировать ими, но все же не допускать грубых ошибок.

Уже во время второй беседы они перешли на «ты», и от этого разговоры только стали легче.

– Чего-то не хватает. – Нил задумчиво проводит рукой по подбородку. – Если я просто появлюсь на этой выставке, сыпля именами, в которых едва разбираюсь, и светя дырявыми карманами, то меня никто не заметит. Спорю, фриков там хватает, причем они гораздо занятнее, чем какой-то британский аристократишка.

– Твои предложения? – Кэт посылает любопытный взгляд.

– Дикки ведь увлекающаяся личность? Да еще считает, что не обделен талантом ни в одной области?

– Одинаково плох в писательстве, стихосложении, сочинении музыки, режиссуре, актерской игре, всех видах любительского спорта, – принимается загибать пальцы Кэт. – Разве что в университете сносно играл в поло.

– Воистину многогранная личность. А что если он захотел попробовать себя все в той же живописи?

Кэтрин ненадолго задумывается:

– Вполне в его духе.

– Если я заявлюсь на эту выставку как участник, Ткаченко вынужден будет уделить мне хоть немного времени.

– Участие – не вопрос, – замечает Кэт. – Есть прослойка людей, жаждущих потешить самолюбие при отсутствии таланта, так что достаточно лишь заплатить взнос, и твою картину примут.

– И на эту плату смогут участвовать те, у кого с деньгами совсем худо, а талант есть?

Кэтрин улыбается и кивает.

– Отлично. Тогда мне всего лишь надо нарисовать картину.

Она смеется:

– Ты думаешь, это так просто?

– Я самовлюбленный придурок. Для меня все просто. А теперь объясни, почему это сложно?

Кэт начинает лекцию о холстах и красках, прочих материалах, необходимых художнику.

– И это я не говорю о знаниях законов композиции, перспективы, анатомии…

– А вот на это все мы наплюем, потому что великие абстракционисты.

Как ни странно, сэр Майкл ничуть не возражает против идеи с картиной.

– Да, это в духе моего внучатого племянника. – Он чуть задумывается. – Раздобыть все необходимое не представляет сложности, даже загрунтовать холст. Вопрос лишь в том, что изобразить.

Нил снова обращается к досье на Ткаченко и изучает его художественные предпочтения. Что же, выдать нечто бездарное, якобы вдохновившись подобными полотнами, он сумеет. Наверное.

Еще Нил пытается аккуратно расспросить Кэтрин о Джоне.

– Он спас меня, – откровенно отвечает она. – И всех нас, конечно, и лично меня.

– Так ты знаешь…

– Что мой муж собирался уничтожить мир? А вместе с ним и собственного сына? – Кэт говорит ровно, но в конце тон ей чуть-чуть изменяет. – Он был чудовищем.

Нил не задает вопрос, как Кэт угораздило выйти замуж за этого человека, вместо этого спрашивает о другом:

– А что знает Макс?

– Что его отца убили конкуренты. – Кэт поводит плечами так, словно ей холодно. – Макс… ирония в том, что Макс очень по нему тоскует. А я не могу рассказать правду. И к лучшему, если Макс никогда ее не узнает. – Она смотрит на Нила так, словно ищет его поддержки.

– Наверное, – осторожно отвечает он.

Как вообще объяснить ребенку, что его отец был полным психом?

– Дядя так и не простил мне этого брака, – вздыхает Кэт. – Ему в радость рассуждать, каким негодяем был Андрей. Однажды Макс услышал… С тех пор я не приглашаю к себе дядю.

То, что Кэт с ним откровенна, Нилу безмерно льстит, однако он совершенно не понимает причин этой открытости.

– А еще дядя жаждет выдать меня замуж за кого-нибудь достойного, – горько усмехается Кэтрин. – Но я скорее сбегу в Австралию.

– Тамошнее искусство весьма оригинально и самобытно, – замечает Нил. – Тебе будет, чем заняться.

И Кэт все-таки смеется.

Три дня действительно проносятся в один миг, и на исходе последнего Уильям позволяет себе одобрительный кивок:

– Весьма неплохо, сэр. Мистер Ткаченко ни о чем не заподозрит.

Нил готов его чуть ли не расцеловать. Однако вопрос с картиной продолжает висеть в воздухе.

– Я договорилась с одним хорошим знакомым, – объявляет Кэт. – Он уехал из Лондона на пару дней и оставил свою студию в нашем полном распоряжении. Холст тоже готов, про акриловые краски я тебе объяснила, так что разбирайся, непризнанный гений.

Нил и сам успел порыться на нескольких сайтах начинающих художников, и на первый взгляд задача не кажется невыполнимой.

– Мне нужен источник вдохновения, – гордо объявляет Нил.

Сэр Майкл тонко улыбается:

– Он у вас будет, молодой человек. А также группа поддержки.

Нил не понимает, о чем он, пока его не привозят в студию. А там его ждут: Лесли, Ратна и… Рут?! Нил обмирает, а та чуть ли не с визгом бросается ему на шею. Оба хохочут, кружась по студии, и хлопают друг друга по спинам.

– Господи, как? – наконец выдавливает Нил. – Ты…

– Дай мне на тебя посмотреть! – Рут слегка отстраняется и обхватывает его лицо ладонями. – Я едва собственным глазам могу поверить! Когда Джереми сказал, что ты жив…

– Это тайна.

– Знаю. – Улыбка Рут становится чуть грустной.

– Значит, ты теперь тоже в «Доводе»?

– Меня соблазнили великими секретами турникетов.

Если это так, получается, Рут… Она замечает выражение лица Нила, догадывается и качает головой:

– Давай не будем об этом, ладно?

– Как скажешь.

Лесли и Ратна устроились на диванчике возле одной из стен, и Нил подходит к ним:

– Значит, вы группа вдохновения и поддержки.

– Они самые. – На полу открытая бутылка вина, а в руках обеих бокалы. Ратна как раз допивает свой. – Уже начали вдохновляться без тебя. Кстати, весь здешний бар в нашем распоряжении, и он недурен.

– Правда, мы только недавно сюда добрались, – замечает Лесли, – еще не успели толком познакомиться с твоей бывшей коллегой. – Она салютует Рут бокалом. – Будем подругами?

– Ты по мальчикам или по девочкам? – осведомляется Рут.

– По мальчикам.

– Тогда да, будем подругами. – Она тоже поднимает бокал.

Нил изучает помещение: посреди на мольберте закреплен приличных размеров холст, возле на небольшом столике акриловые краски и кисти – бери и пользуйся. Он поворачивается к Ратне:

– Тебя ввели в курс дела?

– Что я якобы твой агент? Конечно, дорогуша. К твоим услугам.

Нил наливает вина и себе, а Ратна кидает ему пачку сигарет, и все четверо смотрят на пустой холст.

– Значит, тебе надо нарисовать картину, – вздыхает Рут.

– За эту ночь. Завтра последний день, когда можно подать заявку на участие.

– Идеи?

– Ни малейшей.

– Просто нужно еще вина, – замечает Ратна.

Минует полчаса, и пустых бутылок становятся уже три. Нил курит очередную сигарету и буравит взглядом холст.

– Так, у меня синдром первой строки. Или первого мазка.

– Давайте подойдем к проблеме научно, – предлагает Рут, чьи глаза уже пьяно поблескивают.

– Меряем алгеброй гармонию? – восхищается Лесли.

– Оно самое. В основе самых совершенных структур лежит что? Золотое сечение. Давайте расчертим чертов холст на него. Будет идеальная композиция.

– О вашем золотом сечении слышала даже такая невежда, как я, – лениво замечает Ратна. – Оно разве не протухло еще в позапрошлом веке?

– Оно вечно! – деланно возмущается Рут. – О, вино опять закончилось!

– Есть водка и сок.

– Супер. – Рут ненадолго задумывается. – Есть еще серебряное сечение, но оно не настолько интересное. О! Мозаика Пенроуза!

– Слишком сложно, – вдыхает Нил. – Мне нужно сообразить что-то быстрое. Так, на что клюет народ?

– На сиськи, – немедленно отзывается Лесли, выразительно выпячивая грудь. – Все художники рисовали сиськи.

– Ты уже выпила водки?

– С апельсиновым соком отлично. Тоже попробуй.

– А она права насчет сисек. – Ратна откидывается на спинку дивана.

– Какие-нибудь упоротые тут же примутся вопить про объективизацию женского тела, – замечает Рут.

– Ты слишком много общалась с Шарлоттой, – Нил глотает водку, которую ему подала… Ратна или все-таки Лесли?

– Слушайте! – Подруга вдруг вскакивает на ноги, кренится, но, растопырив руки, делает пируэт и остается стоять. – У нас тут три телки: белая, азиатка и афроангличанка. Три современные грации.

– А это вполне тянет на концепцию, – восхищается Нил. – Только я не имею рисовать.

– Фигня вопрос. Давайте снимем холст с этой штуки…

– Мольберта.

– Ага! Так… кладите его на пол. Тут примерно метра два на полтора, значит, шедевр будет вертикальным.

Лесли через голову стаскивает кофту, затем принимается за штаны. Рут и Ратна смотрят на нее во все глаза.

– Что? Рисовать Нил не умеет, так что просто обведет меня по контуру. Будет круто.

– Тогда лифчик тебе тоже придется снять. – Рут по-прежнему не отрывает от раздевающейся подруги взгляда.

– Все сниму. Не хочу перемазать одежду в краске. Да, и волосы мне не запачкай!

– Попробую, – только и выдавливает Нил, срочно вливая в себя еще водки.

А Лесли укладывается прямо на холст, принимая томную позу:

– Вперед, великий живописец. И шевелись, пока я не замерзла.

Пока Нил ползает вокруг нее на коленях, выводя кривые неравномерные линии, Лесли то и дело принимается хихикать:

– Черт! Это щекотно!

– Я пьян, замечу.

Наконец, с помощью Рут и Ратны Лесли поднимается, и все четверо смотрят на получившийся силуэт.

– Эээ, – наконец, выдавливает Рут. – Будем считать, что это такое извращение над Пикассо.

– Теперь я! – гордо объявляет Ратна.

Второй силуэт заходит на первый, но собравшиеся соглашаются, что так и надо и это придаст картине глубокий смысл.

– Ладно, уговорили, – вздыхает Рут, когда дело доходит до нее. – Значит, три грации.

– Но назвать это нужно как-то многозначительно, – тянет Лесли. Она так и не оделась, только набросила на плечи отыскавшийся в студии плед. – Как у Магритта, чтобы все ходили и думали, что же художник имел в виду.

– Придумаем, когда закончим. – Нил, даже высунув кончик языка от напряжения, обводит формы Рут, а та извивается и хохочет, как сумасшедшая.

– Теперь нужно добавить цвета, – предлагает Лесли.

– Выпьем за это, – Ратна сует великому художнику и его подмастерьям в руки бокалы.

Раскрашивают шедевр все вместе – кто кисточками, а кто пальцами, ползая по полотку на четвереньках и то и дело стукаясь головами. Какое счастье, что акрил сохнет довольно быстро, хоть с ним проблем нет. Зато есть с другим – вокруг Нила сразу три дамы, причем все голые! Он строго напоминает себе, что Лесли ему как сестра, а Рут вообще по девочкам, но… Проклятье-проклятье-проклятье! Авось не заметят. И Нил пытается хоть как-то сосредоточиться на картине, а не на грудях и бедрах.

– Какой красивый цвет! – восхищается Рут. – Прямо как на снимках «Хаббла»! О, а давайте добавим звездочек! Где белая краска?

– Галактические глубины, – язык у Нила все-таки начинает заплетаться, – придадут глубину…

– Да, глубины, несомненно, углубят…

– Смысл…

– Многозначительность…

– Сиськи!

– Да, смысл изображению сисек, – подытоживает Нил, стирая пот со лба.

– О, ты себе лоб вымазал! – хохочет Ратна. Ее голая грудь покачивается в опасной близости от лица Нила.

– Смотрите, я нарисовала галактику Андромеды! – хвалится Рут.

– Тогда я нарисую Млечный путь, – обещает Лесли.

И обе, запинаясь и путаясь, принимаются рассчитывать масштаб вселенских сисек, учитывая, что Андромеда находится в верхнем левом углу, а Млечный путь под коленкой у одной из граций. Рут хлопает Лесли по предплечью, оставляя отпечаток краски, та толкает ее в живот, и обе валятся от смеха на пол.

– Не знала, что рисовать так весело, – мурлычет на ухо Ратна, берет Нила за подбородок и заставляет посмотреть на себя. – Кстати, тут есть еще одна комната.

– Сочтем, что хозяин нам простит, если мы туда завалимся? – Нил с радостью отвечает на жадный поцелуй.

– А куда он денется?

* * *

Утро приветствует не только головной болью, ноет еще и все затекшее тело. Вчера они с Ратной решили все же не пачкать кровать ни в чем не повинного хозяина краской, а трахнулись прямо на полу, благо ковер в спальне имелся. Однако Нил умудрился посадить приличных размеров синяки на бедре и предплечье, а Ратна, очнувшись, выразительно трет себе поясницу.

– Все отдам за таблетку аспирина, – жалуется она. – Или хотя бы стакан воды.

– Поищем. – Не с первого раза, но брюки удается натянуть, и Нил ползет в студию.

Там приличный разгром: вокруг валяющегося на полу полотна разноцветные отпечатки ладоней, беспорядочно стоят банки и валяются тюбики и кисточки. Ну, хоть ничего не перевернули. Возле замерла, завернувшись в плед, Лесли и осоловелым взглядом изучает шедевр. Нилу же, признаться, просто страшно на него смотреть.

– Как ты? – почти каркает он.

Лесли косится на спящую на диване Рут – на той ни единой шмотки. А у нее красивая спина, мысленно вздыхает Нил, да и бедра…

– Меня ненадолго соблазнили в лесбиянство, – громким шепотом признается Лесли.

– И как?

– Неплохо, но все-таки с мужиками мне нравится больше. – Она трет висок. – Как думаешь, тут есть аспирин?

– Тот же вопрос. – Нил все-таки заставляет себя посмотреть на шедевр. В общем… не так уж и ужасно. В смысле, та еще мазня, но сойдет для современного искусства. Наверное.

– Ни за что не повторю этого, – слабо доносится с дивана. – Господи, я в жизни так не напивалась.

– Лучше присоединяйся, и давайте придумаем название для этого кошмара.

– Моя одежда… – Рут усаживается и принимается покачиваться из стороны в сторону. – Дайте мне одежду…

– Я нашла аспирин! – В студии показывается и Ратна. – Ух ты! – Она тоже смотрит на картину. – Признаться, я думала, будет вообще кошмар, а это…

– Не вообще?

– Так, кошмарик. Но цвета местами даже ничего.

– Андромеда похожа на пятно плесени, – жалуется Рут, все-таки подгребшая к полотну.

– А Млечный путь на опухоль под коленкой, – вздыхает Лесли.

– Ничего, считаем, что это концептуально, – успокаивает их и заодно и самого себя Нил. – Кстати, сколько сейчас?

– Десять двадцать, – сверяется с часами Ратна.

– Черт, у нас совсем мало времени осталось!

Все четверо быстро пьют аспирин, по очереди посещают душ и все-таки одеваются полностью. Потом Нил, Лесли и Ратна пытаются оттереть пол, а Рут варит им всем кофе.

– Ты теперь настоящий художник, дорогуша, – замечает Ратна, без особого толка возя тряпкой по очередному разноцветному пятну. – Можешь даже похвастаться оргией в студии.

– Это разве оргия? – фыркает Лесли. – Одна моя знакомая бывала на вечеринке у русских олигархов – вот там оргия.

– Расскажи! – тут же оживляется Ратна, но, увы, до рассказала дело не доходит – в дверь студии стучат.

За порогом обнаруживается Джон в сопровождении двух знакомых типов. Точно! Один из них – Колин, памятный еще с Дувра. Рут приветственно улыбается посетителям, зато лицо Лесли тут же становится угрюмым.

– Шедевр готов? – деловито осведомляется Джон.

– Более чем. Только лучше не смотри.

Но Джон проходит внутрь и пялится на картину, наверное, с полминуты.

– И как это называется?

А ведь название они так и не придумали… И тут Нила осеняет:

– Коровы Нараяны.

Рут единственная, кто способен оценить, и она ухмыляется и выставляет сразу оба больших пальца.

– Хм, дорогуша, тебе лучше побыстрее объясниться, почему коровы. – Ратна вскидывает бровь.

– Помнишь, вчера Рут говорила о золотом сечении?

Ратна кивает.

– А еще есть сверхзолотое сечение, которое предложил средневековый индийский математик Нараяна Бхаттатири. Еще оно известно как последовательность коров Нараяны.

– Полагаешь, твое полотно построено согласно этому сечению? – улыбается Джон.

– Нет, конечно, но как звучит!

– Забирайте. – Джон указывает своим сопровождающим на картину. – Немедленно отправляем шедевр в Римини. – Он оборачивается к Нилу и снова улыбается. – Лучше сэру Майклу этого не видеть, он ведь уже немолод.

– Потомки рассудят, кто здесь гений! – скорбно восклицает Нил.

– Можете не тратить силы на уборку, – замечает напоследок Джон. – Тут все приведут в порядок. Ратна, тебя ждут дела, увидитесь с Нилом завтра в самолете. Ты сам, кстати, мне нужен.