Глава 10. Дебют (2/2)

Нил вздыхает и обнимается на прощание с Лесли, жмет руку Рут.

– Знаешь, – шепчет она, – мне тут кучу всего про тебя рассказали.

– Касаемо…

– Именно. Я думала, Стив вообще не умеет хранить секреты, а оказалось, он единственный знал, как ты развлекаешься на досуге, и помалкивал.

– Как он?

– Вдохновлен. И очень по тебе скучает. – Рут невесело вздыхает. – Признаюсь, сначала я на тебя здорово разозлилась. Думала, мы друзья, а выяснилось, я ничегошеньки о тебе не знаю.

– Прости.

Она передергивает плечами.

– Можешь не извиняться, я поразмыслила хорошенько и забила. Давай, обдури как следует этого вашего русского олигарха!

– Обязательно.

До вечера Нил и Джон только и делают, что колесят по Лондону. Они наносят последний визит сэру Майклу, и Нил осознает, что успел здорово привязаться к старику и Уильяму, затем заезжают на Севил-роу и забирают костюм.

– Не забывай, – напоминает Джон, – это единственный твой костюм, пошитый на последние деньги, чтобы пустить пыль в глаза итальянцам.

Он почти без перерыва гоняет Нила по легенде, задает все новые и новые каверзные вопросы, и тот с нежностью вспоминает миниэкзамены сэра Майкла. Еще немного, и при виде Ткаченко Нил расплачется от облегчения. К вечеру Джон успокаивается, зато его внезапно охватывает несвойственный мандраж. Еще сутки назад Нил ни капли в себе не сомневался, а теперь постоянно кажется, что в чем-то он непременно облажается. Подобное чувство он не испытывал, наверное, со старшей школы.

– Выдохни. – Джон замечает состояние Нила. – Давай заглянем в бар и выпьем что-нибудь.

– Я полночи пьянствовал.

– Я не предлагаю снова надраться. Но чуть расслабиться тебе необходимо.

Джон останавливает машину возле ближайшего паба, и, зайдя внутрь, оба устраиваются у стойки. Забавно, думает Нил, вокруг столько людей: пьют, едят, болтают, но никто не подозревает ни о «Доводе», ни о неслучившемся конце света, ни о том, что затевается что-то нехорошее.

– Твое. – Джон указывает на поблескивающий на стойке бокал водки с тоником. Оказывается, он уже успел сделать заказ. Нил берет и машинально отпивает, лишь потом замечает, что Джон отчего-то пристально на него смотрит. Нил окидывает его рассеянным взглядом, затем косится на банку диетической колы у Джона в руке.

– А ты чего не взял покрепче?

Джон глубоко выдыхает, но при этом его плечи напрягаются.

– Вообще-то я за рулем.

– А, точно. Извини. – Нил делает второй глоток. – У тебя бывает ощущение, что ты будто масон?

– Вокруг кипит обычная жизнь, а я причащен тайн?

– Точно.

Лицо Джона становится беззаботным, точнее, он заставляет себя выглядеть беззаботно. Да что с ним такое?

– Это уже несколько лет как мое привычное состояние, – отвечает он.

– А тебе не хотелось все переиграть? Ни о чем не знать и жить себе спокойно? Только не заводи вечное «что произошло, то произошло».

– Иногда я ловлю себя на подобной мысли. – Джон все-таки принимается на диетическую колу. Ему правда нравится эта химическая гадость? – В моей нынешней жизни хватает плохого, но вместе с тем в ней и много хорошего. По-настоящему ценного. Так что я ничего не поменял бы, даже если это стало возможно. – И он буравит взглядом банку.

– Мне нужно покурить, – решает Нил, а то мысль о втором бокале становится слишком искушающей.

Джон лишь кивает и не включает лекцию о вреде сигарет. Они выбираются наружу и устраиваются в переулочке между пабом и соседним зданием.

– У меня все получится, – объявляет Нил, затягиваясь.

– Конечно.

– Ты серьезно?

В полутьме зубы и белки глаз Джона поблескивают.

– Если бы я считал, что ты не справишься, и близко не подпустил тебя к этому заданию.

И Нил мгновенно чувствует себя польщенным.

– С лидерскими качествами у тебя все отлично, – как можно небрежнее замечает он. – Умеешь вдохновить.

– Это часть моей работы.

– А какие еще части в ней есть? Ты наш босс, но народ постоянно упоминает, что участвуешь то в одном, то в другом задании наравне с прочими.

– Знаешь, какой мой самый… хорошо, не самый, но один из самых больших страхов?

Нил мотает головой.

– Забронзоветь и заржаветь. Уподобиться тем ребятам в роскошных кабинетах, что походя решают судьбы других. Почему ты стал воровать?

Нил внимательно смотрит на темное лицо, кажущееся еще одной тенью среди сонма теней.

– Потому что хотел ощутить себя живым. – Он вздыхает и тушит окурок. – На самом деле, причин полно, но эта, наверное, наиглавнейшая.

– Раньше я работал в ЦРУ, – признается Джон. – Казалось бы, у меня было все, в чем я нуждался. В самые насыщенные дни я хоть по десятку раз мог доказывать себе, что жив и чего-то стою. Но «Довод»… он уникален. – Глаза устремлены прямо на Нила. – Ты, наверное, еще не ощутил этого.

– Узнаю во время задания. – Нил залихватски улыбается. – А каким было твое первое задание в «Доводе»?

– Ты его видел. – Джон негромко усмехается и поясняет: – Кэт. Я должен был подобраться через нее к Сатору.

– О, так ты соблазнитель!

– До соблазнения дело не дошло. Ни мне, ни Кэт было не до этого.

А сейчас? До этого вам или нет? Но Нил глотает этот вопрос.

– А вообще? Тебе доводилось кого-нибудь соблазнять? Вдруг мне придется, хочу набраться опыта у старшего коллеги.

Джон смеется.

– Да, доводилось. И у тебя точно не будет с этим проблем.

– Расскажи.

Джон вдруг слитным движением подается вперед и сжимает руку Нила обеими ладонями – несильно, так, словно держит драгоценность. Его лицо совсем рядом, пусть слабо видимое в полумраке, и Нилу кажется, он чувствует чужое дыхание на своих губах.

– Ek is lief vir jou, – непривычно мягко шепчет Джон – или что-то похожее, и в ушах вдруг принимается нежно позванивать.

– И что это? – Нил невольно понижает голос.

– Африкаанс. Знаю немного.

– А перевод?

– Ты очень забавно выглядишь. Ты и сам прекрасно знаешь, важны не слова, а тон.

– Тон впечатляет. – Нил невольно сглатывает. – Скажи что-нибудь еще.

– Ngiyakuthanda.

– Но это уже не африкаанс.

– Зулу.

– Надо на досуге поинтересоваться у Рут. У нее пол-Африки в предках.

– Тебе достаточно или продолжать?

А ведь алкоголь пил один только Нил… По спине бегут мурашки, к тому же безумно интересно, что затеял Джон. Он сейчас настолько не похож на себя обычного, что Нил обязан ловить момент.

– Удиви меня.

Нил первым накрывает чужие губы, они приглашающе приоткрываются и… не тут-то было! Джон целуется жадно и напористо, язык буквально врывается в рот Нила, задавая свой ритм. Ладони выпускают руку, и одна ложится сзади на шею, а пальцы другой нежно – по контрасту с поцелуем – скользят вниз по скуле, поглаживают подбородок. Воздуха начинает не хватать, и Джон как чувствует это, и его губы освобождают Нила, перемещаются вверх по линии челюсти и слегка сжимаются на мочке. Черт… Нил невольно хватается за плечи человека рядом. Джон… он словно знает, что именно Нилу нравится, как-то чует. И Нил уже совсем не прочь откинуть голову и подставить шею. Совершенно не прочь продолжить… Однако Джон вдруг резко отстраняется и делает шаг назад. Руки, которые только что гладили Нила, засунуты в карманы брюк.

– Что… – невольно выдыхает Нил. Он чувствует себя сбитым с толку и, признаться, прилично возбужден.

– Демоверсия закончена. Если желаете приобрести полную…

– Иди к черту. – Нил заставляет себя рассмеяться.

– Ну как? Убедил я тебя в своих талантах соблазнителя?

– Сойдет. – Нил тоже засовывает руки в карманы, а кожа и губы все еще горят.

– Серьезно – бросай курить. Как с пепельницей целуешься.

– Замечу, я тебя не заставлял, – ворчит Нил.

Между ними повисает пауза – они смотрят друг на друга, отчего-то не в силах выдавить ни слова, а тишина все ширится и ширится.

– Тебе стоит лечь пораньше, – все-таки разбивает ее Джон, и его голос звучит уже привычно. – Самолет вылетает в семь утра.

Только как заснуть с той сумятицей, что царит сейчас в голове? Глупости, уговаривает себя Нил, когда они возвращаются к машине, обычный поцелуй. Далеко не первый в его жизни. Да, этот парень целуется как бог, но еще он твой босс и, кстати, тот, кто ничтоже сумняшеся отправил тебя на убой, только чтобы проверить, чего ты стоишь. У тебя полно поводов держаться от него подальше. Правда, убедить себя удается лишь через пару часов.

* * *

Три с половиной часа на самолете, и Нил в Римини. Прежде он никогда не бывал в Италии и теперь едва удерживается от того, чтобы не вертеть головой во все стороны. В конце концов, пресыщенный жизнью сноб Дикки посещал страну не единожды, и его не впечатлишь ни приветливым голубым небом, ни поблескивающим под солнцем Адриатическим морем, ни роскошными зданиями, ни, тем более, толпами разряженного народа.

Ратна резво отвозит Нила в гостиницу, где их ждет зарезервированный номер, бодро болтает с метрдотелем по-итальянски, и они весело смеются.

– Как раз успеем немного отдохнуть, перекусить и переодеться, – говорит Ратна уже в номере.

Успевают они даже больше – обновляют оказавшуюся довольно удобной кровать, но потом пора приниматься за дело.

Нил обряжается в костюм с Севил-роу, затем в приступе вдохновения ослабляет галстук и чуть взлохмачивает волосы. У настоящего художника обязан быть чуть небрежный вид. Тем временем Ратна переоблачается в вечернее платье.

– Помоги-ка мне с молнией, дорогуша.

– Ты прекрасна, – искренне восхищается Нил, целуя ее обнаженное плечо.

– Молния! И да, я прекрасна. – Ратна придирчиво изучает себя в зеркало, чуть поправляет макияж, превративший ее из суровой воительницы в светскую львицу, и довольно улыбается. – Поехали, мы ведь не собираемся опоздать слишком сильно.

Четверти часа вполне достаточно.

– Итак, помимо всего прочего ты умеешь блистать и знаешь итальянский. Какие еще таланты в тебе скрыты? – любопытствует Нил, пока они катят к месту выставки.

– Малайский, китайский, тамильский, – начинает перечислять Ратна, – немного арабский и хинди.

– Теперь я понял, отчего ты в «Доводе».

– В смысле, прежде я тебя не впечатляла?

– Сейчас ты поднялась в моих глазах на недосягаемую высоту.

Ратна довольно улыбается.

Здание, в котором устроена выставка, современное и почти сплошь состоит из разноцветного стекла. На бетонном основании мурал, вызывающий у Нила ассоциации с «Волной» Хокусая. Ратна подтверждает его догадку:

– Да, это творение одного из молодых японских художников, тоже участника выставки. Вроде бы совмещает традиции укие-э и монументальной живописи.

– Похоже, у него получилось.

Внутри Ратна направляется к стойке администрации, оставляя Нила лоботрясничать и поглядывать на другие работы. А они крайне любопытны: некоторые впечатляют, некоторые вызывают недоумение, некоторые отвращение – и в этом явно задумка создателя, а некоторые… Что же, Нил здесь не единственная напыщенная бездарность.

Ратна возвращается с двумя бокалами шампанского в руках.

– Дело сделано. Теперь все зависит от тебя, дорогуша.

Нил, как и прочие творцы, то шатается по залу, созерцая экспонаты, то подходит к своему, изучая, какое впечатление «Коровы Нараяны» оказывают на зрителей. Как и прочие, шедевр не обделен вниманием, и время от времени кто-то к нему приближается. Забавная парочка из высоченного чернокожего парня и миниатюрной японки хихикают, пожилая дама, чья прическа состоит из тончайших косичек, раскрашенных во все цвета радуги, презрительно фыркает, парочка совсем молодых девчонок некоторое время озадаченно пялятся. Их сменяет длинноволосый и длиннобородый парень, похожий на хиппи.

– Одобряю название, – сообщает он в пустоту, и заинтригованный Нил подходит к нему.

– О, наконец, хоть кто-то оценил.

– Дык! Сверхзолотое сечение. – Чувак окидывает взглядом три кривых силуэта в окружении того, что долженствует изображать глубины вселенной. – Математика – это вещь. – Он серьезнеет. – Ты знал, что математические закономерности были надиктованы человечеству из космоса?

– Правда? – восхищается Нил.

Чувак кивает с важным видом и начинает нести пургу, в которой затейливо переплетаются розуэлльский инцидент, египетские пирамиды, Пифагор, древние вавилоняне, Атлантида, плоскости эклиптики планет Солнечной системы, зодиакальные созвездия, Стоунхендж, Ас-Суфи, Улугбек, эксперимент «Филадельфия» и чего еще только не… Нил не встревает в чужой монолог, только многозначительно поддакивает. А вокруг даже собирается небольшая толпа, то ли желающая приколоться над фриком, то ли благоговейно ему внимающая.

Какая-то девица с истошно-зелеными волосами легонько пихает Нила в бок.

– Это триединая богиня? – Она кивает на женские силуэты.

– И не только, – с достоинством отвечает Нил. – Это еще и символ вселенской гармонии. Ведь вселенная, несомненно, женское начало.

– Разумеется, – чуть снисходительно кивает зеленоволосая. – А это пятно в верхнем левом углу?

– Галактика Андромеды. А внизу Млечный путь. Они несутся друг другу навстречу и через миллиарды лет встретятся и сольются воедино.

Аккурат на промежности средней фигуры, прикидывает Нил.

– Внутри каждой галактики, – продолжает он, завладевая вниманием еще нескольких слушателей, – находится сверхмассивная черная дыра. При столкновении они сольются в единую, еще более массивную.

– Полагаешь, черную дыру можно счесть этакой символичной вагиной? – оживляется зеленоволосая.

– Если рассматривать с точки зрения страха мужчин перед женской сокровенностью… – тянет Нил. – Вроде vagina dentata, пожирающей все и вся. С другой стороны, один из самых интригующих вопросов астрофизики – куда девается вещество, поглощенное черной дырой? Ведь ничего не может пропадать бесследно. Есть версия, что такое вещество порождает другую вселенную. – Боже, что он несет?!

– О! Одновременно уничтожение и рождение! – подает голос тощий абсолютно лысый парень.

– Оно самое, – улыбается Нил.

Хиппи продолжает талдычить про математических инопланетян, а зеленоволосая и лысый парень принимаются вспоминать, у кого из древних народов впервые всплыла пресловутая vagina dentata, Нил же стреляет глазами во все стороны, пытаясь углядеть в потоке прибывающих посетителей нужную рожу. И наконец-то видит.

Ткаченко, обряженный в отличный светло-серый костюм, неспешно прогуливается по залу. Электрический свет поблескивает на рыжеватых волосах и шелке оранжевого шейного платка, чертовски рискованного, но русский смотрится с таким аксессуаром весьма недурно. Нил жадно отмечает то, что нельзя было углядеть на фотографиях. Оказывается, правое плечо Ткаченко чуть выше левого, но это не мешает ему ловко двигаться. Вот он чудом не сталкивается с полной азиаткой, но так живо ей улыбается, что она, уже нахмурившаяся, мгновенно расцветает ответной улыбкой. Обаятельнейший тип. На некотором расстоянии от хозяина следует Шарет. Он немного выше Ткаченко и массивнее, что неудивительно. По-военному короткие черные волосы и окладистая чуть поседевшая борода придают ему суровый вид. Ненадолго Ткаченко останавливается у компании, собравшейся возле «Коров Нараяны», озадаченно смотрит на полотно, затем хмыкает и идет дальше. И Нилу почти обидно за свой шедевр. Чувак мог бы хоть ужаснуться! Впрочем, он наверняка видел дерьмо и похуже.

Ладно, план Б. Нил отлавливает официанта, сует ему пустой бокал и берет новый, пятится с шампанским в руках и влетает спиной в Ткаченко, изучающего небольшую скульптуру, долженствующую изображать, как Нил выяснил еще час назад, Европу, взнуздывающую быка.

– Ох, простите! – Он оборачивается покаянным видом.

Ткаченко посылает ему чуть раздраженный взгляд, тут же сменяющийся любезной улыбкой. Правый глаз у него действительно зеленый, совсем без примеси серого, как обычно бывает.

– Вас что-то настолько впечатлило?

– Именно. – Нил кивает головой в сторону довольно забавной на его взгляд живописной композиции, состоящей из кубов и окружностей. – Центральная часть. Художник словно пытался изобразить тессеракт, и кажется, у него почти получилось. Знаете, изобразить четыре измерения в трехмерном мире на двухмерном холсте задача…

– Да, техника недурна. – Ткаченко отворачивается от пытающейся изнасиловать быка Европы и чуть прищуривается. – Но художник повторяется. В позапрошлом году это смотрелось свежо, в прошлом неплохо, а сейчас… – Он хмыкает. Акцент у него есть, но несильный, пожалуй, удивительно мягкий для русского.

– Я тут впервые, – пожимает плечами Нил. – Так что мне все внове.

– Тогда в каком-то смысле я вам завидую. Вам еще только предстоит пресытиться подобными зрелищами.

– Дикки Кросби, – Нил радостно протягивает руку.

Его собеседник чуть медлит.

– Александр Ткаченко. – Он крепко сжимает ладонь. – Значит, вы англичанин.

– А вы русский, – копирует чужой тон Нил, и Ткаченко слабо улыбается. Он едва заметно кивает Шарету, и тот отходит. Спорим, чтобы проверить, что за тип прилетел на орбиту хозяина?

– Как понимаю, вы автор вон того шедевра? – Ткаченко указывает на разнесчастных «Коров Нараяны», компания вокруг которых продолжает выяснять символику черных дыр в разрезе войны полов.

– Признаться, мой дебют, – ненадолго опускает глаза Нил.

– Я заметил, – физиономия Ткаченко вежливо-непроницаема, однако глаза продолжают пристально изучать собеседника, наверняка отмечая все мелочи. – И что же вас подвигло на его написание?

Вместе они отходят от Европы и быка и фланируют по направлению к следующей скульптурной группе: женщина, судя по полным губам и более чем внушительным бедрам, готтентотка, замахивается мечом на повернутого к ней спиной коленопреклоненного мужчину, надо полагать, белого.

– Размышления о женском начале вселенной, – делает глубокомысленное лицо Нил и смотрит на скульптуру. Разумеется, Юдифь и Олоферн. Отнюдь не так забавно, как старушка-Европа, решившая задать жару Зевсу. – О, кто-то еще озабочен вопросом женского доминирования. Вам не нравится?

– Более чем вторично после Кьянде Уайли.

– У него обычно дамы декапитируют дам. – Мысленно Нил возносит хвалы Кэт за лекции, а также спецам «Довода» за информацию о том, что Ткаченко питает некоторую слабость к Уайли.

– Да, доминирование направлено куда-то не туда.

– Мне нравятся «Три грации», – делится Нил, видевший портрет трех темнокожих мужчин в классической позе лишь единожды.

– Недурственно. – В глазах Ткаченко наконец-то мелькает призрак интереса. – Но вернемся к нынешней выставке. Что-нибудь еще?

Любой художник, не только зацикленный на себе любимом, в первую очередь будет трещать о собственном творении, так что Нил, обведя ленивым взглядом зал, небрежно замечает:

– Здесь хватает весьма забавных вещей, как и откровенно ужасных. Но, признаюсь вам, я рад, что решил тут выставиться. Мой отец страшный ретроград. Для него слово «современный» синоним «ужасный», так что он не поддерживает ни одного моего начинания. Однако я считаю, что не так уж и плох! – Он улыбается.

Ткаченко бросает быстрый взгляд в ту часть зала, где притаились «Коровы Нараяны», и его улыбка становится едва ли не ласковой.

– Что же, уверенность в себе тоже нужна начинающим художникам.

– Я переговорил с несколькими здешними зрителями, представьте себе, они ухватили самую суть!

– Не сомневаюсь, – Ткаченко подпускает в голос чуть иронии, но Нил делает вид, что воспринимает чужие слова всерьез.

– Я думаю, может, мне написать целый цикл?

– Полагаю, древних математиков, открывших численные ряды, вам хватит.

– О, так вы тоже поняли смысл? – восхищается Нил и на миг беспокоится, не перегнул ли палку? Но нет, Ткаченко, похоже, не прочь еще поприкалываться над идиотом.

– Я повидал множество начинающих художников. – Русский склоняет голову набок и становится безумно похож на лиса. – Самых разных. Порой они чрезвычайно любопытны. Кстати, позволите совет?

Нил жарко кивает.

– Идея обводить силуэты дам далеко не нова. Если не хотите идти по давно проторенной дороге, вам нужно поискать что-то пооригинальнее.

Нил задерживает дыхание, чтобы лицо немного покраснело.

– Я думал…

– О, сколько нам открытий чудных готовят просвещенья дух.

– Прошу прощения?

– Один русский поэт, порой не могу удержаться от того, чтобы его не процитировать. Подналягте на теорию, Дикки… Я ведь могу вас так называть?.. Это никогда не бывает лишним, особенно в таком деле, как живопись.

При упоминании теории Нил изображает поскучневшее лицо, и Ткаченко легко усмехается.

– Прошу прощения, меня зовет мой помощник. – Русский указывает на снова приблизившегося Шарета. – Боюсь, что-то неотложное.

– Конечно, Александр. – Нил старательно произносит чужое имя на английский манер, и Ткаченко опять едва заметно морщится. – Надеюсь, мы еще увидимся.

– Не сомневаюсь.

Они расходятся, и Нил внутренне усмехается. Что же, начало положено. Пора разыгрывать вторую часть. Он шатается по залу, затем идет к администраторам и расспрашивает, куда подевалась его агент. Дикки Кросби так старательно ее ищет, а она как сквозь землю провалилась. Да-да, яркая высокая азиатка. Не видели? Вы уверены? Наконец, кто-то вспоминает, что заметил Ратну еще пару часов назад выходящей из здания и садящейся в машину. Нил выбирается наружу и делает вид, что звонит по смартфону, потом действительно звонит в отель, из которого Ратны уже и след простыл.

– Как со всеми вещами? – восклицает он так громко, что проходящие мимо посетители вздрагивают. – Вы уверены? Вы точно правильно понимаете английский?

Почти все остатки денег Нил тратит на такси, чтобы смотаться до отеля и обратно, заодно устроив там неплохой скандал. Вернувшись на выставку, он хватает очередной бокал с шампанским и опрокидывает в себя под недоуменным взглядом официанта, затем берет еще один. Наконец, Нил занимает стратегическую позицию на ступеньках у входа в здание: усаживается прямо на них, понурив плечи, и цедит шампанское. И ждет, когда же рыбка клюнет. Пора – Шарет уже обязан подтвердить, что Нил тот самый Дикки Кросби.

Шампанское заканчивается, и Нил с отчаянием вертит в руках пустой бокал, раздумывая, стоит ли его разбить для пущего эффекта.

– О, Дикки, – наконец, доносится знакомый голос. – Не думал, что встречу вас здесь, а не возле вашей картины.

Нил задирает голову и жалобно смотрит на нависшего над ним Ткаченко.

– Боже, что-то случилось? Неужели кто-то излишне критично прошелся по вашему полотну?

– К черту! – выдыхает Нил. – По моему сердцу прошлись!

– Не стоит так сильно…

– Вы не понимаете! Моя агент…

– У вас есть агент? – Ткаченко изящным движением усаживается возле Нила, а массивная фигура Шарета маячит за его плечом.

– Была. – Нил пытается взять себя в руки и цедит: – Это ее идея – выставиться в Италии. Мы приехали вместе, остановились в гостинице… за мои, замечу, деньги! И тут я узнаю, что она удрала с выставки, вернулась в отель, забрала все вещи и куда-то исчезла!

– О! – Ткаченко сочувственно покачивает головой. – Надеюсь, если при вас было что-то ценное, вы заперли это в гостиничном сейфе… Вижу, что нет.

Нил отставляет бокал и закрывает лицо руками.

– Вы уже были в отеле?

– Сгонял туда, – горько жалуется Нил. – Бесполезно. Они ничего не знают!

– Тогда полиция, английское консульство…

Нила пробивает дрожь.

– Только не это! Мой отец… Господи, если папа узнает, он… он запрет меня в четырех стенах! Не даст денег!

Ткаченко некоторое время молчит, затем интересуется:

– Как понимаю, отец не в курсе ваших живописных экспериментов?

– Он ретроград! – стонет Нил, по-прежнему не отрывая рук от лица. – Так и сказал мне – еще раз влезешь в какую-нибудь авантюру… Ладно. – Нил глубоко вздыхает и расправляет плечи, наконец, отнимает руки от лица. – Мне нужно вернуться в Англию, пока папа ничего не узнал.

– И где же вы собрались ночевать?

Нил роется в карманах и выуживает остатки денег и банковскую карточку, на которой осталось около двадцати евро, и принимается подсчитывать финансы.

– Обратные билеты были у этой… стервы, – мрачнеет он.

– Не слишком благоразумно с вашей стороны.

– Ах, оставьте! – Нил запихивает свое крохотное состояние обратно в карман. – Я думал!.. Неважно. Сейчас тепло, прогуляюсь по ночному городу.

– И станете жертвой карманников. Еще и документов лишитесь.

Нил смотрит на Ткаченко – на губах русского обаятельнейшая улыбка.

– Полагаю, вам нужно успокоиться и отдохнуть, – увещевающе произносит Ткаченко. – У меня особняк в пригороде, порой я принимаю там начинающих людей искусства.

Нил посылает ему полный надежды взгляд:

– Если вас не затруднит…

– Ни в коей мере. Дом большой, а людей в нем совсем немного. К тому же, признаюсь, я англофил, так что сочтем платой ваш рассказ о родине. Уверен, мы скрасим вечер друг друга, а завтра поразмыслим, что делать.

– Вы мой спаситель! – Нил протягивает Ткаченко руку. – Я ни в коей мере вас на стесню!

– Уверен, что так и будет, Дикки. – Русский пожимает ему руку.

– Александр…

Ткаченко чуть сокрушенно вздыхает:

– Называйте меня Сашей, Дикки. Так будет проще всем нам.

Рыбка заглотила-таки наживку, но Нил, идя на чуть пошатывающихся ногах следом за Ткаченко к его машине, прекрасно понимает, что самое сложное еще впереди. Однако все обязано получиться! Посмотрим, что ты за лис, мысленно обещает Нил Саше.