Глава 12. (1/2)
Ребят, надеюсь, вы нам отзывы оставите, а то немного печалит то, что обычно их мало (((Мы ведь правда стараемся для вас, а реакции почти никакой. Обещала секс, но еще не время. Чуя пока со своей травмой борется, а Дазай просто пирожочек, который не хочет свою прелесть ни к чему принуждать. Главное, чтобы малыш Чу был с ним, а на остальное ему плевать.
Я требую больше романтики, нежности и розовых соплей, потому что у реальных соукоку это найти настолько сложно, что меня просто вымораживает от некоторых фанфиков. Именно поэтому тут этого в избытке!
***</p>
Чуя абсолютно счастлив, ведь он, наконец-то, может ужинать не в одиночестве, а с тем, кого любит и кто ему дорог. Он предательски краснеет, когда Дазай, не долго думая, дергает его к себе, усаживая на колени, но все равно про себя радуется. Это именно то, чего Накахаре хотелось в его сопливые восемнадцать, когда он сбежал с разбитым сердцем.
Чтобы вместе.
Чтобы много нежности и тепла.
Чтобы можно было получить хотя бы намек на то, что он Осаму действительно нужен, а тот не использует его.
Чтобы можно было обниматься, сидеть у него на коленях, целоваться и спать вместе, чувствуя себя невероятно защищенным.
Чтобы ему не нужно было строить из себя бесконечно сильного, хамоватого и недалекого подростка, каким он не является, чтобы не дать ранить свою душу.
Кто же мог знать, что после всего того ужаса с почти что изнасилованием, побегом во Францию, долгими тремя годами житья (хотя скорее выживания) там, Чуя наконец-то получил тот приз, о котором столько мечтал. Получил Дазая, который — вот это было действительно внезапно — испытывал к нему если не любовь, то желание точно.
И это было действительно самым неожиданным, потому что Чуя никогда не думал о подобном варианте. Просто не позволял себе думать, чтобы не тешить себя зря надеждой и бередить внутренние раны. Чтобы не погрязнуть в мечтах, а продолжать жить в суровой реальности, где от Осаму невозможно получить взаимности. Кто же знал, что в итоге окажется, что он ему все это время тоже нравился? Настолько, что он не мог забыть его и спустя четыре года.
Это было именно то, на что Накахара не позволял себе надеяться, хотя порой и не мог перестать думать об этом, изводя себя мучительными фантазиями.
Рыжик не жалел, что сбежал во Францию, ведь это дало Дазаю первую ступеньку для того, чтобы осознать, что он, Чуя, ему дорог. Он не жалел, что сбежал, но жалел, что бросил Осаму одного тут. Накахара не знает, что произошло с шатеном за эти три года, но он искренне благодарен, что тот до сих пор жив. В конце-то концов, учитывая суицидальные наклонности своего партнера, просто чудо какое-то, что он не вскрыл себе вены или не повесился, стараясь тем самым выместить свои эмоции.
К сожалению у Дазая были плохие привычки. Например, такие как сокрытие собственных эмоций, просто потому, что тот не считал это особенно важным. Или вымещение этих самых эмоций на свое тело, когда он не мог справиться с бурлением чувств в себе.
Чуя понимает, что ему теперь придется работать с этим.
А еще он искренне благодарен тому, благодаря кому Осаму выжил.
Потому что Накахара больше всего на свете боялся, что тот умрет.
Ему не хотелось бы подобного.
— Осаму… Я, конечно, понимаю, что мой ужин безусловно великолепен, но… не настолько же. — Чуя немного кашлянул не то от смущения, не то от замешательства (он так и не решил, что превалирует сильнее), чувствуя задницей внушительную выпуклость на брюках шатена. Вначале ужина ему казалось удачной идеей сидеть у него на коленях, но, учитывая некоторые подробности, он немного засомневался в этом.
Хотя, безусловно, ему очень приятно, что у объекта его любви на него «стоит», это все равно заставляет его чувствовать себя весьма и весьма неловко.
— Просто ты тепленький и приятно пахнешь. — бормочет тот, окончательно забывая про еду и обвивая тонкую талию Накахары обеими руками. Тот чувствуется таким хрупким и маленьким в его объятиях, что Осаму страшно сильнее сжать его, чтобы не поранить. Конечно, он понимает, что рыжик куда крепче и сильнее, чем кажется, но он ничего не может с собой поделать. Он слишком сильно беспокоится о том, что может ему навредить.
— Так я же не труп. — фыркает Чуя, окончательно откидываясь спиной на грудь шатена, ничуть не беспокоясь о том, что тот будет против. По тому было видно, что он буквально кайфует от подобного, так зачем зря отказываться. — Кстати, Осаму, тебе нужно больше кушать.
— Сейчас у меня есть аппетит только на то, чтобы поужинать тобой. — бормочет Дазай, прижимаясь губами к шее, чтобы слегка укусить ее, ставя укус. Та и так была вся в засосах и укусах, но шатен ничего не мог поделать с тем, что ему просто невероятно хотелось пометить Накахару, как своего. Чтобы каждый человек на этой гребаной планете знал, кому именно тот принадлежит. Да и чтобы сам рыжик помнил об этом.
Впрочем, Осаму уверен, что тот и не забывал никогда.
Просто ждал, когда это до него дойдет.
Интересно, если бы он этого так не признал и не понял, Чуя бы и дальше продолжал ожидать со стороны, лишь иногда появляясь, чтобы напомнить о своем существовании?
Что-то подсказывает ему, что да. Накахара бы именно так и поступил.
А особенно сильно в этом пугает то, что рыжик так и мог умереть, уйдя совершенно незаметно и спокойно, как будто его никогда и не было.
Конечно, шатен понимает, что этого уже никогда не будет, но... это все равно пугает его до дрожи.
— Хей, Осаму, мне больно! — вскрикивает Чуя, которого Дазай сжимает с такой силой, будто желает раскрошить кости и выдавить внутренние органы. Но при этом он не чувствует угрозы. Наоборот, тот как будто… пытается его защитить от чего-то неизвестного? Странно, учитывая, что они находятся в его маленькой квартирке, где его защищать нужно разве что от пыли, но факт оставался фактом. — Ты вообще о чем таком задумался?
— Прости, просто я подумал, что моя игрушка от меня сбежит. — легко соврал шатен, который еще пока не готов был раскрывать перед Чуей свою душу и сердце. Он ему доверяет — даже слишком сильно — но его все равно беспокоит, что сделает Накахара, если поймет, насколько он ему дорог. Вернее, что смогут сделать с ним, если об этом хоть кто-то догадается.
— Ага, как же, сбежишь от тебя. — хмыкает рыжик, чуть морщась от того, что суицидник свою хватку ослаблять не собирался. Наоборот так сильно вжал в свое тело, будто хотел с ним слиться в одно целое. Он уже говорил, что руки у Дазая, как капкан, если он что-то захватит и если сам не решит отпустить, хрен разожмешь? Говорил? Нет? Он не помнит, но просто говорит на всякий случай.
Чуя фыркает и запускает свободную руку в волосы Осаму, поглаживая и массируя ему голову.
— Не волнуйся, скумбрия, никуда я от тебя не денусь.
— Правда? — спрашивает шатен, и голос его звучит очень напряженно, как будто это самое важное признание в мире. Впрочем, в какой-то степени так и есть.
— Правда. — обещает Накахара, чуть разворачиваясь, чтобы нежно поцеловать Дазая в губы. Какое-то время уходит на прекрасные поцелуи, от которого у него предательски екает сердце, а потом он добавляет. — Обещаю, что пока ты хочешь видеть меня рядом с собой, я всегда останусь рядом и не покину.
— Ловлю на слове. — Осаму светится, как начищенная монета, от чего глазам почти больно.
— Хей, но это не значит, что я вернусь в Портовую мафию! — мгновенно заявляет рыжик, который уже научился предусмотрительности. А то мало ли что предложит его напарник, вдохновленный только что произошедшим.
— Тебе и не нужно, малыш. — бормочет шатен, которому и то, на чем они договорились, очень даже устраивает. Особенно если учитывать то, что Чуя буквально поклялся всегда оставаться с ним, пока Дазай этого хочет. А значит, он будет с ним вместе всегда, так как Накахара никогда не нарушает свое слово, а Осаму не собирается его отпускать. — Пока ты остаешься на моей стороне, ты можешь делать все, что угодно.
— Звучит довольно пугающе, учитывая, что я могу начать революцию или захватить власть в этом городе. Неужели не боишься? — лениво спросил рыжик, который только что распустил часть бинтов на шее шатена и нежно целовал чувствительную кожу под ними, примериваясь оставить хотя бы один засос.
— Нет, потому что я поддержу тебя во всем. — незаинтересованно бормочет Дазай, тихо ахая, когда нежные любимые губы его малыша впились в кожу с намерением оставить засос. Он чувствует какую-то щенячью радость от того, что Чуя его пометил, признавая своим, а потом глухо сглатывает, ощущая, как его член становится еще тверже от того, что внутри него поднимается точно такое же желание присвоить. Но он знает, насколько шея его мальчика и так травмирована, поэтому борется с этим отчаянным желанием. Именно поэтому, чтобы отвлечься, добавляет. — Тем более, что я знаю, что эта власть тебе и даром не нужна.
— Твоя правда. — признает Накахара, кивая. Он любуется красным пятнышком на горле Осаму и чувствует внутри себя волну восторга от этого. Он тянется вверх и целует шатена в губы, мгновением позже удивленно охая, когда тот целует с таким напором, будто душу высосать хочет. — Хей-хей, полегче!
— Не могу. — недовольно бубнит Дазай, отстраняясь и обиженно глядя на Чую. Он дует губы и выглядит невинно, будто маленький ребенок, у которого отобрали конфету. Словно не он является Боссом Портовой мафии. Потрясающая трансформация. — Я хочу, чтобы ты принадлежал мне.
— Но я ведь и так принадлежу тебе. — спокойно сообщил Накахара, качая головой. И это было правдой. Он весь, от макушки и кончиков пальцев на ногах, принадлежал Осаму. То, что он не хотел возвращаться в мафию, не значило, что он собирался откреститься от шатена. Он принадлежал ему, и точка.
— Нет, не так. — недовольно фыркнул мафиози. — Я хочу, чтобы ты полностью принадлежал мне.
Сначала рыжик хотел поинтересоваться, как именно, ведь он до конца не мог понять, но потом, когда рука Дазая сильно сжала его ягодицу сквозь ткань штанов, понял. И тут же вспыхнул, как маков цвет, чувствуя себя невероятно неловко. Вроде бы уже взрослый мужчина, а смущается, как девушка на первом свидании. Мда…
— Эх, мне так нравится наблюдать за тем, как ты краснеешь, малыш. — довольно мурчит Осаму, чуть ли не светясь от восторга. Просто понимать, что Чуя действительно принадлежит ему и только ему… Он никогда о таком и мечтать не смел, а здесь…
Он никогда не позволит тому уйти от себя.
Костьми ляжет, но не позволит.
— Хорошо-хорошо. — бормочет Накахара, вздыхая. — Кстати, ты ведь обещал мне сделать кое-какой сюрприз, не так ли?
— А! Точно-точно! — довольно закивал Дазай, расплываясь в хитрой улыбке. — Сначала я сделаю тебе сюрприз, а потом ты меня хорошенько за него отблагодаришь.
Потемневшие глаза и сжатие ягодицы рукой лучше всяких слов свидетельствовало о том, что именно тот подразумевает под словом отблагодарить.
— Только если мне понравится сюрприз. — задорно говорит рыжик, хитро сверкая голубыми глазами.
— О, не переживай, малыш, понравится. — довольно улыбается Осаму, хотя внутри него и ощущается некоторая тревога и неопределенность. Еще три года назад он сказал бы, что тот точно будет в восторге от подарка, а сейчас?.. Как поменялись интересы и приоритеты Чуи? Что ему нравится? Что он не любит? А к чему он совершенно равнодушен?
Ах, столько вопросов, и так мало ответов.
Но ничего, у него еще будет возможность исправить это и удовлетворить свое любопытство. А у него накопилось к Накахаре очень много вопросов.
Рыжик с любопытством смотрел на Дазая, пока тот быстро донес его до дивана и усадил туда, а сам отошел к своему плащу, который висел на вешалке. Он уже понял, что скорее всего это «что-то», то есть подарок, будет небольшим. Он забирается с ногами на диван и терпеливо ждет, хотя ему хочется ерзать от нетерпения.
Все-таки, это первый подарок от шатена, который тот выбрал для него потому, что ему хотелось сделать приятное именно Чуе.