Глава 9. (1/2)
Во-первых, в этой главе есть не совсем удачная попытка уйти в NC-17, хотя я и не уверена, что она вообще получилась. Честно говоря, подобного самостоятельно я никогда еще не писала.
Во-вторых, здесь провокация — бессмысленная и беспощадная. А также частичная договоренность, хотя я не совсем в этом уверена.
В-третьих… хз как это получилось (у меня точно все окей с головой?). Вообще не понятно, как у них до этого дошло, учитывая, что Осаму натворил с Чуей, но… Радует то, что Чуя будет вести игру по своим правилам.
Честно, хз, почему именно это написалось. Но, как говорится, что вышло, то вышло)
***</p>
Честно сказать, я не сильно довольна этой главой, но все равно отдаю ее на ваш суд. Надеюсь, все не так плохо, как мне кажется.
***</p>
Чуя долго обдумывает все плюсы и минусы своего положения. Не то чтобы у него много вариантов и не то чтобы он в дичайшем восторге от происходящего (скорее с точностью наоборот), но… Но и бросить ситуацию на самотек он не может по вполне понятным причинам, опасаясь того, что Дазай с катушек слетит окончательно. У мужчины и так крыша подтекает, а что случится, если его этакая «идея фикс» ему откажет? Сейчас он хоть частично энергию направляет в относительно мирное русло, а потом? Да у него последние тормоза сорвет, хотя рыжик не думает, что их осталось много.
Да и не хочет Накахара, чтобы Осаму выполнил свою угрозу и затопил город в крови. Все же, он любит это место, любит работать в кафе, любит ВДА и учиться тоже любит. Прям выбор без права выбора. К тому же… Что уж греха таить, любит он этого мудака. Любит, как последняя ванильная школьница со слезами, соплями, томными вздохами и прочим. Честное слово, если бы Чуя знал, как на самом деле кого-то сложно и больно любить, он бы еще на первых признаках этого сладостного и нежного чувства застрелился.
Хотя бы ради того, чтобы позлить скумбрию тем, что он суициднулся раньше него. Забавно, наверное, учитывая то, что он собирается дразнить заядлого и неудачливого суицидника.
— Значит, ты хочешь, чтобы я стал принадлежать тебе? — задумчиво тянет он, морщась. Шатен решительно кивает и скалится так, что кто-то посторонний уже давно умер бы от страха.
— Да. — короткое слово без тени сомнения. Накахара устало вздыхает, морщась. Ему не хочется. Реально не хочется, но…
Выбор без выбора — это единственная емкая и цензурная характеристика, которая подходит этой ситуации. Впрочем, такое у него всегда, когда дело касается Демона Портовой мафии — зловещего вундеркинда Осаму Дазая. Наверное, с этим давно уже пора было смириться, хотя рыжик и понимает, что этого сделать, наверное, практически никогда не сможет. Хотя бы потому, что он ненавидел манипуляции и закулисные интриги, предпочитая действовать прямо и открыто.
— Давай же, решай поскорее, малыш Чу-Чу… — пел шатен, который как всегда на тончайшем уровне уловил то, что его бывший напарник собирается дать слабину. За это его Чуя люто ненавидит. За это же и любит, как последняя ванильная школьница в розовых очках. Он теряется в противоречиях, хмуря брови. Ему не нравится, когда все пытаются решить за него абсолютно все. Но и выбора особого у него нет. Просто он видит, насколько на самом деле безумен Дазай. Видит и умирает внутренне, тут же возрождаясь под жадным взглядом таких родных и одновременно таких чужих глаз.
Даже голова кружится…
— Что я за это получу, Дазай? — тихо говорит он, внимательно смотря в карие глаза, в которых, кажется, и следа здравомыслия не осталось, сплошные жадность и собственническое желание прогнуть под себя непокорную, но интересную игрушку. Он чуть откидывается назад, прислоняясь к стене и складывая руки на груди в защитном жесте. — Что я получу?
— Все что угодно, малыш Чу-Чу… — тоном, с которым дьявол соблазняет очередного святого упасть в грех, сладко тянет Осаму, почти не торжествующе улыбаясь. Если бы не его глаза, буквально горящие и гипнотизирующие свою будущую жертву, Накахара бы мог поверить, что этому мудаку все равно. А так… Не очень, в принципе. — Все, что угодно.
— Реально все-все? — выгибает рыжик бровь, чуть напрягаясь. Он знает, что Дазай — существо без тормозов, что заставляет его конкретно так переживать за окружающий мир. Чуя надеется, что шатен поставит хоть какие-то границы, но подспудно уже понимает, что не сделает этого.
— Все, что угодно, солнце мое. — тоном змея-искусителя шепчет тот, улыбаясь так широко и безумно, что сразу становится понятно: никаких границ действительно не будет. Это заставляет Чую одновременно испытать ужас и восхищение, а внутри него все буквально обдает жаром, концентрируясь… Так, об этом думать еще очень рано.
Не то чтобы он совсем против идеи секса с Осаму как таковой… Он, в принципе, очень даже за. Особенно если учитывать, что этого у него будет первый раз с человеком его же пола. Просто… это кажется неправильным, что ли? Да, он уже давно влюблен в Дазая, и его любовь только усугубляется, но… Кроме того, что у него с этим теперь связаны не самые хорошие впечатления, так еще они в разных организациях. Конечно, Чуя никогда не будет смешивать работу и личную жизнь, но он не мог сказать о суициднике того же.
К тому же, ему нужно хотя бы немного убедиться, что скумбрия достаточно вменяем для этого.
— Если я могу получить абсолютно все, то я хочу… — рыжик делает вид, что задумывается, а сам краем глаза наблюдает за напарником. А тот даже не напрягся! Стоит себе спокойно, похожий на сытого кота, сожравшего крынку сметаны. Ему только довольно подергивающегося хвоста и ушей не хватает для полной картины. Он не может не уколоть. — Неужели тебе даже не страшно? Вдруг я потребую сердце одного из самых влиятельных людей нашего города? Конечно, до тебя ему, как пешком до луны, но… не думаю, что вам будет просто исполнить мой каприз.
— Если ты хочешь его сердце, ты его получишь. — спокойно говорит Дазай, чуть улыбаясь. И, что особенно примечательно, ни капельки не шутит. Чуя в очередной раз матерится про себя, путаясь в чувствах ужаса и восхищения, а еще вопрошая небеса, за что ему такого ебанутого на голову послали. — Какой срок? Завтра утром примешь посылку?
И, даже не дождавшись ответа, тянется к телефону, начиная набирать какое-то сообщение.
— Эй-эй, погодь, съехавшая скумбрия! Я не заказывал себе ливер! Тем более, на каннибала я не похож! — возмущенно орет рыжик, всплескивая руками. Вроде прям мимими как мило, учитывая его мафиозное прошлое (прям ухаживание в лучшем мафиозном стиле), но… Он теперь на светлой стороне, так что однозначно нет! — Я другое хочу! Другое!!!
— И что же хочет мой малыш Чу? — мурлыкает шатен, подбираясь к парню поближе и пытаясь протянуть к нему свои загребущие ручонки. Чуя делает вид, что не замечает этих уловок, тем не менее ускользая, про себя горестно стеная. Во что он, блядь, опять влип?
— Ты… — он прочистил горло, а потом попытался сказать все наиболее беззаботным и спокойным тоном, хотя под конец голос сорвался. — Ты можешь устроить мне встречу с Ане-сан?
— Ох, малыш Чу решил вернуться под крылышко к «мамочке»? — дразнит Дазай, мгновенно уворачиваясь от сильного удара.
— Заткнись, сволочь! Так можешь, или нет?
— Могу, конечно. Если она не захочет тебя выслушать, я прикажу ее связать и в любом случае доставить к тебе. — тон голоса прекрасно показывает, что это не чертова шутка. Чуя сглатывает, стараясь не реагировать на это, хотя последние слова заставляют его поперхнуться воздухом, чуть ли не с жалостью (насчет умственного развития) глядя на Осаму. Тот сделал вид, что этого не заметил.
— А вот связывать точно не нужно! — отмахивается владелец Смутной печали, хмыкая себе под нос. — Кстати, ты бы поосторожнее с Ане-сан был. И меня обзывать не стоит. Как думаешь, что Ане-сан сделает с тобой, когда узнает, почему именно я сбежал, м?
Молчание тяжелое и неприятное, от чего рыжику даже стыдно, что он поднял эту тему. Впрочем, Дазай заслужил. К тому же, он подсластит «пилюлю».
— Ладно, хрен с тобой. Я согласен. — наконец машет рукой Накахара, вздыхая. Осаму так сияет, что сразу невольно возникает параллель с ребенком, которому наконец-то вернули любимую игрушку, которую до этого забрали. Он бы еще ножками потопал и устроил истерику. Рыжик бы точно так пошутил, если бы не знал, что суицидник прикончит каждого, кто про это скажет. Хотя… ладно, не каждого. Чую он не тронет. Не столько потому, что бесполезно, сколько потому, что не захочет портить только вернувшийся обратно интересный объект для изучения.
По крайней мере, пока.
— Я так и знал, что ты согласишься, чиби. — довольно тянет Дазай, щуря глаза цвета запекшейся крови, чем невольно напоминает кота, обожравшегося сметаны. Чую аж передергивает, и в груди поселяется глухое раздражение, а потом он отпрыгивает в сторону, когда Осаму тянет к нему руки с неистребимой уверенностью того, что он собирается с полным правом взять свою вещь. Глаза Босса Портовой мафии темнеют, и Накахара чувствует внутри непривычное для себя удовлетворение, ведь ему не часто удавалось провести этого самодовольного мудака. Что уж говорить о вывести… — ЧУЯ!
— Что? — невинно отзывается рыжик, округляя голубые, как небо, глаза. Он знает, что в совокупности с его яркой внешностью это производит просто сногсшибательное впечатление. И да, то, что он еще ни разу ни с кем на серьезных щах не встречался (ну не считать же за «серьезно» поцелуи по пьяни со скумбрией или того, как он ходил в бордели к Ане-сан). Да, несколько раз спал с девушками, но все равно практически не воспринимал сам себя, как сексуальный объект. Однако, это не значило, что он не замечал того, с какой жадностью порой обводят его фигуру. Все же, стоило признать, что его невысокий рост и хрупкое телосложение, которое он усугублял мешковатой одеждой, производило на окружающих обманчивое впечатление, отчего те порой принимали его просто за плоскую девушку.
Впрочем, самым интересным во всех этих ситуациях было то, что даже когда его настоящий пол раскрывался, многие мужчины все равно пытались с ним замутить. Не то чтобы у рыжика было время крутить романы, так что он практически всех их игнорировал. Иногда они не отставали, даже когда он избивал особенно настойчивых поклонников, которые с чего-то решили, что если он их не прогоняет, то он на все согласный.
Пришлось напомнить им, что терпение рано или поздно заканчивается у всех. Особенно у Накахары, который вообще таким раньше не отличался. Благо, что дыхательная гимнастика и медитация здорово упрощают жизнь.
— Ты же сказал, что принадлежишь мне! — возмущенно кричит шатен, а его потемневший взгляд буквально облизывает фигуру Чуи, раздевая его глазами, отчего рыжика пробивает на дрожь, а по телу прокатывается горячая волна возбуждения, разбавленная кипящим негодованием. Настолько открыто и жаждуще на него не пялились даже в борделе у Кое (когда он приходил туда по делам или как клиент), как и во Франции, хотя и считалось, что там вроде как «Город Любви». Нет, его часто пытались склеить — и как женщины, и как мужчины, так как он был очень красивым, гибким, а еще артистом цирка, что почему-то воспринималось в исключительно романтичном ключе. Нет, он не спорил.
В передвижениях на повозках и в практически цыганской жизни действительно есть что-то романтическое, но… А как же то, что иногда они по несколько дней не моются? Или про то, что они могут испачкаться, простите, в го*не животных, от чего они будут пахнуть отнюдь не фиалками?
Неужели все они могли быть настолько наивными, чтобы отказываться воспринимать реальность, влюбляясь в идеальный образ акробата-клоуна-дрессировщика и т.д.?
Чуя всегда был честен и заранее предупреждал всех дам, с которыми встречался (за три года у него произошло от силы восемь сексуальных контактов с разными девушками), что они не задержатся в этом месте надолго. Максимум неделя, а потом он уедет в следующий город. Он всегда говорил все прямо и открыто, но каждая его пассия все равно считала, что именно она станет той самой-самой, ради которой он бросит все, женится на ней и будет зарабатывать миллиарды, чтобы она никогда ни в чем не нуждалась. Ах да, еще ему нужны: выводок детей, кошка и собака породы колли. И все, идеальная семейная картинка.
Накахара вообще не понимал, какого хрена. Он же все открыто говорил, так с какого? От него ведь и забеременеть пытались, лишь бы он остался. Нет, он верил в любовь чистую и светлую (ну, насколько можно верить побывав в мафии), но не за три встречи же! В общем, женщины — странные существа. Тот на провокации вообще не реагировал, потому что все эти годы были посвящены попытке выжить, заработать денег, выучится и вернуться в Йокогаму к Осаму.
Так вот, его так бесстыдно никто и никогда не рассматривал, даже когда в очередной раз трахал отчаянно стонущую от удовольствия дамочку. И тем более, его никогда не пытались схватить с такой потрясающей уверенностью, что «он» принадлежит кому-то. Так с чего это вдруг Дазай считает, что может его лапать? О чем эта сволочь вообще думала? Этого в правилах сделки не было.
— Или ты берешь свои слова назад? — зло шипит суицидник, а его глаза зловеще темнеют. Того и гляди направится в пыточную, чтобы сбросить напряжение. Глаза шатена темнеют так восхитительно, что посылают дрожь по позвоночнику рыжика. Тот смотрит на бывшего напарника с затаенным восторгом, потому что ему и в голову не приходило, что кто-то вроде скумбрии может его так жаждать. То есть он сох по Осаму, а тот — по нему? Ну, насчет сох владелец Смутной печали, конечно, откровенно сомневается, а вот насчет нереализованного сексуального желания… Он снова косится на шатена.
Это точно да.
— Ты же знаешь, что я никогда не отступаю. Сделка есть сделка. — пожал плечами Накахара, щуря голубые глаза и чуть растягивая пухлые губы в улыбке. Задумчиво хмыкнув себе под нос, машинально дергая себя за локон отросших рыжих волос, забранных в низкий хвостик, после чего случайно поймал взгляд шатена с расширяющимися зрачками, а также судорожное сглатывание. Внутренне удовлетворенно и торжествующе улыбнулся, а потом провокационно прикусил нижнюю губу, видя, как глаза Дазая горят дьявольским огнем, а зрачки расширяются еще больше, затопляя радужку непроглядной чернотой, отчего тот стал похож на наркомана. Хм… Неужели у этого героя-любовника так давно никого не было? — Вот только никто не говорил, что я стану твоей личной подстилкой. Так хочется потрахаться? Вперед — в бордель Кое-сан. Думаю, там найдут девочку тебе по вкусу. Я такие услуги оказывать не намерен. Не мой профиль.