E p i s o d e 3 (1/2)

– Попалась, гадина, – альфа стискивает запястье Тэхёна и на слабое сопротивление в виде кулаков попадающих куда угодно, но лишь бы почувствовать свободу, не реагировали.

– Смазливое личико, – хмыкает второй, и отдышавшись, подходит к знакомому. – Быстро бегаешь, сучонок, но не на столько, чтобы заботиться о своей безопасности, – самодовольно рубит он, схватив вторую руку, которой Ким отпихивал от себя тяжёлую тушу.

Слезам Тэхён не давал вырваться, чтобы те не вкусили всю мощь превосходства над собой. Удавшаяся поимка не стоила для них ничего, у Тэхёна же весь мир перед глазами перевернулся. Голова кружится невыносимо, пульс зашкаливал, температура ощутимо подскочила из-за надышавшегося морозного воздуха ртом, от чего горло неприятно чесалось и саднило, будто кошки когтями скреблись, причиняя боль столько, сколько делают эти ублюдки.

– Чен, чё будем делать с ним? – спрашивает шатен, не отводя дикого голодного взгляда от сжавшегося ёжиком парня, но не прекращающегося выдёргивать руки. Губа предательски задрожала от невовремя подключившегося в строй мозга, чем мысленно проклинал себя за наивность.

– Трахнем и оставим где нибудь, – с оскалом на губах произносит альфа, запугивая ребёнка.

Жалко. Впервые Тэхён думает о том, как выглядит в чужих глазах. Слабый, беспомощный, маленький и хрупкий – такому, как омеге с качествами пассивной агрессии, не тягаться кулаками. Ким шумно рычит, похожим на рявк маленького львёнка, шипит от боли, но каждое действие несёт за собой новую порцию невыносимой издёвки.

Заманивают в клетку, гогочут, словно Тэхён работает клоуном в цирке, только его участь изначально не была предназначена на роль шута. Ему бы провалиться под землю, но не чувствовать себя посмешищем – это самая пытка, которую Тэхён остерегался и заранее убеждал, что с ним возможность огрызаться и поднимать себе цену за счёт другого, не прокатит.

Кто-то понял, а Чон Чонгук уверенно качает свои права на омегу, считая Тэхёна бараном, раз он надеется на понимание. Только с Кимом кашу не сваришь, та убежит и провалит каждый план, поэтому вероятность сплочённой работы составляет минус одному.

Только почему-то Тэхён держал надежду, что всё образуется и выскочит спаситель. А думать о Чонгуке в первую очередь – самое худшее, что может прийти в голову в такой ужасный момент.

– Пустите, ублюдки! – шикает на двоих Тэхён, не давая себя оттащить в укромное место, где за каждой махинацией проблемы возрастут до огромных высот.

Альфы подозрительно замолкают, но в действиях грубы и жёстче толкают в тёмный угол, дабы утолить потребность. Тэхёна больно ударяют головой о бетон, заламывают руки и приближают за скулы ближе к чужому лицу, всматриваясь в тонкие и изящные черты Кима.

Щёки сводят от мерзкого животного дыхания, от чего хочется стошнить, желательно на человека напротив. В затылке гудит, будто череп раскололи бензопилой на две половины. Свинцовый ком в горле сигналом рвотного рефлекса оповещает о скором невоздержании, но почему-то Тэхён не хочет пускать возможность почувствовать облегчение и как желудок стягивает от напряжения.

Внутри всё взрывалось атомными бомбами, лихорадка и паническая атака давали о себе напоминать ежесекундно, как только хамские прикосновения тянулись к отстранённому телу, вжимаясь в стену дома. Мерзко и больно. Тэхён не может постоять за себя и среди кучи неудач, воспоминаний прошлого и происходящих на данный момент проблем, парень ловит знакомый до боли рингтон.

– Блять, – сквозь зубы цедит брюнет, грубо расстёгивая куртку Тэхёна и доставая из кармана худи звонящий телефон. Ким замечает высвеченный в темноте номер на дисплее, прикладывая усилия, чтобы выхватить смартфон. Этого не даёт сделать звонкая рассекающая воздух пощёчина.

Из уголков глаз брызгают слёзы. Горячие капли катятся по раскалённой щеке. Тэхён судорожно сглатывает, ощущая, как с разбитых губ слетает сиплый звук, вовсе не похожий на голос омеги. Ким не узнаёт самого себя, когда не останавливается и эмоциально рыдает. В глотке сидит хрип, усталый и безнадёжный, потому, как ублюдок бросает гаджет и разбивает телефон ногой, оставляя лишь щепки.

– Не нужно гулять одному, – альфа вновь хватается стальной хваткой за скулы, одной рукой давя на щёки и заставляя надуть губы. – За твою строптивость будет больно, – в глазах страх. Взгляд не излучает свет, сейчас зрачки пульсируют, бьются в агонии, не зная куда себя деть, чтобы избавиться от проклятых чужих пальцев, ногтями вдавливающих в нежную кожу.

– Чтоб вы сдохли, мрази, – всё, на что хватает Тэхёна, это харкнуть в лицо альфе, набирая много слюны и вкладывая в плевок больше грязи и отвращения.

– Тварь паскудная! – взревел шатен, у которого терпению пришёл конец. А у Тэхёна слёз не остановить. Он скулит, жмурится до цветных пятен перед глазами, брыкается, стараясь избавить себя от скованности и сипит на неудобства, пока мужчина с короткой стрижкой напротив не вытирает харчок рукавом куртки.

Злоба. Столько гнева Тэхён не видел никогда. Сам не испытывал что-то подобное, а сейчас словно внутренние демоны просыпаются и остро реагируют, чтобы защитить тело, усыпанное страданиями.

Спасение от неизвестного можно не ждать, глотка воздуха не вдохнуть, попытаться выкрутиться глупо и безрассудно. Тэхёна знобило. Холод, оставшийся незамеченным, начинает постепенно завладевать телом и сводить конечности. Если бы его сейчас не придерживала стена дома и крепкие сжимающие запястья руки, то вероятность падения мешком на сырой от влажности дождя асфальт достигнет апогея.

Брюнет не церемонится, дабы укротить безбожные старания вырваться. Тэхён вопит, из-за чего больше злит мужчину, когда живот резко пронзает галимой болью, от которой хочется скрутиться и Ким обмякает, подхватываемый за шею чернильными сдавливающими пальцами.

Под рёбрами ломит, что-то разрывается на лоскуты, щемит так сильно, что попытки унять тревогу, клокочущую в сердце, Тэхён просто не может. Он бессилен перед двумя здоровыми мужиками, которые один лишь вид на них вынуждает жмуриться и ждать дальнейшего выпода, а бесить их – себе дороже.

Но стоять в бездействии и чувствовать выворачивающий наизнанку организм, буквально рвёт изнутри, нападая огромными клыками зверя, выгрызающие сбитую с толку душу. Тэхён не видит ничего перед собой. Фокусировка смазывается, земля из под ног уходит, трясётся, оставляя шлейф гадкого изнеможения, сознание постепенно отключается и бьёт по всем местам, чтобы разбудить, привести в чувства.

До разума доходит, что из носа, по ямочке над губой и дальше по подбородку, струится бардовая жидкость, капая бесшумно на асфальт. Зубы стиснуты, но не от злости, а от принятия последствий. В животе ломит, скукоживает, словно кто-то в кулак тесно сжимает желудок и шастает по внутренностям, задевая ощутимые органы. Косточки ломая, высасывая жизнь и ядом отравляя.

На голову ложится грубая ладонь, жёстко оттягивая за волосы назад и вгрызаясь ногтями в корни прядей, сжимая с новыми слезами и застрявшим в горле криком мольбы о помощи. Тэхён перестаёт надеяться. Он уже полностью вкусил изуродованность общества, теперь измывающейся на самом омеге.

– Ты хоть знаешь, что с тобой будет?.. – начинает шатен.

– Мне тоже интересно послушать, – сквозь пелену звенящего шума, Тэхён разлепляет веки со слипшимися влажными ресницами, с которых срывается новая одинокая слеза. Она ползёт по щеке, крадётся к сорванной с губ кожи и щиплет в районе ранки, смешанной с застывшей брусничной каплей.

Издевательства прекращаются ровно в тот момент, когда голос, прозвучавший так громко по слухам Тэхёна, словно услышал мысли, пришёл спасать жертву из лап монстров. Либо Киму мерещится и он впал в отчаяние, что уже паранойя ступает в защиту, либо оказавшийся проходимец реально существует.

– Тебе чё надо, мужик? Вали куда шёл, – Тэхён в ужасе кричит про себя «нет», бьётся в конвульсиях, мысленно тянется всем своим существом к хриплому тембру, который заставляет умолять остаться, хоть и понимает, что незнакомцу проблемы не нужны.

– А я не тороплюсь, – скупо выговаривает каждую букву. Тэхён видит лишь очертания, но природный запах свежих кофейных зёрен и ментоловых сигарет такой откровенно приевшийся в ноздри, среди других смешанных ароматов озона и потом жестоких надзирателей – Ким ни с чем его не спутает, даже если бы хотел, не смог. Сейчас желанием потребностно влететь к Чонгуку, стоящему в метре от них. Темнота падает на каждый его сантиметр, поэтому не разглядишь точно эмоций Чона, но устрашающую ауру нельзя не почувствовать.

Ему впервые хочется прижаться к врагу плотнее, сжать тёплую одежду пропитанной свежестью ночи и разбушевавшейся непогоды, вдыхать часто и благодарить, но есть ли за что? Пока Чонгук вяло предпринимает попыток освободить Тэхёна, а пойдёт ли на уступки? Хотя зачем альфе тогда понадобилось отвлекать двух громил, если Чонгуку до фонаря состояние соперника? Голову ломать приходится, чтобы заработала соображалка и начала набирать обороты как выскользнуть, пока Чонгук акцентирует их внимание на себе.

– А ты, борзый такой, хочешь на проблемы нарваться?! – шатен корпусом поворачивается к парню, что никак не подавал признаков на возможное присутствие, будто там, в темноте, некто, по имени ночной страж. – Или тоже на охоту?

– Проблемы сейчас у вас возникнут, – слышен скрип зубов Чонгука. Тэхён уверен, что чётко распознал лязгающий звук. – У вас одна попытка съебаться быстрее или нарваться на пиздюлей, – шаги. Тяжёлые, тянущиеся, будто жвачка, неспешно нагоняющая ужас. Мужчины пускают сухой смешок, самоуверенно полагая на свои силы перед несовершеннолетним подростком. Но Тэхён на их бы месте давно сорвался, оставив на земле следы прожжённой обуви, чем выносил убийственный царапающий взгляд, после которых полосы когтей огромного животного остаются.

– Чё, бля? – двое альф переглядываются и в голос посмеиваются, но наивно понимают, что избегут возможной драки. – Ты видимо бессмертный, герой, – вытирает наигранные слёзы шатен. Чонгук встаёт на лунный свет, освечивающий до безумия дикий взгляд, такой, какой Тэхёну не удавалось видеть ранее; губы плотно сжаты, брови нахмурены, лицо выражает полное отвращение, напускное спокойствие и омерзение, ещё что-то... Жажду... Да, именно тягу снести наглую улыбку и раздробить молотом голову, чтобы брызки крови запечатались в памяти, а мозг под ногами валялся.

– Нельзя посягать на чужое, – опасно цедит Чонгук, страшным вихрем нагнетая. Ухмылки на чужих лицах вдруг притупляются, сходят уголки губ вниз, а взгляд бегает по образу парня, что решил блеснуть смелостью, но Чонгуку ли бояться таких уродов? Сам же живёт в этом опасном районе, сам же по правилам улиц расталкивает проблемы и сам же таких пидорасов на колени ставит, предварительно сначала отбив ноги.

– А ты типа борзый такой? Может тоже хочешь? Так мы не жадные, – Тэхён с приложенными усилиями сглатывет. Слёзы застыли на глазах, видя, как Чон безразлично смеряет двоих альф взглядом, цепляя тэхёнов дрожащий пугливый у стены. Его до сих пор прижимают, не дают вырваться, даже если перед ними стоит человек, чьи мысли сходятся с серийным убийцей.

– Зато я не люблю делиться, – сердце так бешено колотит по рёбрам, причиняя слабую незаметную боль, неброскими кульбитами вгоняя Тэхёна в замешательство. Ему бы заново дышать научиться. – Одноразовая акция закончилась, мальчики, – мужчины в лёгком шоке. Для своей же безопасности пятятся назад, уже не так сильно заботясь о своём удовлетворении – им бы ноги удирать, потому что неизвестно, что вытворит этот психопат, от которого веет запахом предвестника смерти.

– Да ладно, чувак. Забирай, – брюнет осторожно отпускает Тэхёна и толкает в сторону Чонгука, когда Ким не удерживается и падает, приземляясь ягодицами на холодный асфальт.

– Сюда иди, сука! – кривит губы Чонгук, обходя ослабшую фигуру и резко хватая за шкирку попытавшегося сбежать мудилу. – Я предупреждал, – Чон с размаху опускает чужую голову и впечатывает носом в своё колено, слыша протяжный вой и хруст.

– Эй, ты чё творишь?! – на Чонгука налетает второй товарищ, стараясь вызывающе агрессивно держать планку и не сбежать трусливо. Шатен собирается замахнуться кулаком в челюсть, как его перехватывает инициатива Чонгука, второй рукой отшвыривая педофила в разукрашенную графити стену дома.

– Чонгук... – хрипит Тэхён, срываясь на громкий сухой кашель. Альфа тяжело дышит, словно хищник делит добычу, но не по его части ждать, когда его опередят.

Брюнет громко орёт, извиняется, другой сторонник торжества падает, держась за расквашенный нос, уже ничем не способный помочь другу. А Чонгуку мало – он хочет, чтобы те знали, каково это, чувствовать себя слабаком и последним куском дерьма. Пускай распробуют эту пытку, чтобы всю жизнь жалели о потехах над омегой.

От них не останется ничего, что могло бы напоминать живых особей. Всюду брызги крови, крики, больно режущие по слуху Тэхёна и напоминая какофонию из контраста звуков, а Чонгуку плевать – ему голод утолить надо и с громкими мыслями, но тихими действиями, альфа борется сам с собой, как бы не сглупить и сделать непоправимую ошибку.

Чонгук бросает тяжёлую тушку на землю рядом с Тэхёном и наступает на спину, придавливая грубой подошвой ботинок. Ким невольно всхлипывает, смаргивая кристалики слёз, потому что потерялся. Он просто хочет вернуться к Намджуну – в родное тепло и точно знать, что дома в спокойной обстановке. Теперь Тэхён начинает ценить жизнь, а если бы не чудо из неоткуда, то смотреть на себя, осознавать происходящее, вышибет мозг и тогда Тэхён бы не справился. Чувствовать себя испорченным, с клеймом на душе истерзанной судьбой – смириться, кажется, невозможно.

– Его ты собирался изнасиловать, дятел?! – вкратчиво, чтобы дошло до брюнета, твердит Чонгук. – Я не слышу ответа! – повторяет он, сильнее придавливая тело берцами.

– Д-да... – с такими темпами заикой станет каждый, кто пойдёт против парня, с каким остервенением отражает подачу Чонгук.

– Тогда ты зря на свет родился, – Чонгук опускается на корточки, крепко сжимает сальные волосы и оттягивает на себя, заставляя помутневшим взглядом мазнуть трясущегося Тэхёна. – Запомни раз и навсегда, хуила: твоё существование здесь – ошибка Бога.

Чон злой как заражённый бешенством пёс – вот-вот, и нападёт. Чонгука воля, он бы давно отпустил их, но не может оставить безнаказанными – за все корыстные цели и грехи придётся платить. Карма идёт по следам, а в случае с альфами – преследует тенью.

– Твои последние слова, – скалится Чонгук, обращаясь к брюнету, но наблюдая за взглядом омеги, в ужасе и испуге дрожащего как осиновый лист. – Не бойся, маленький, – переключает тот голос, уже для Тэхёна, в достоверности своих слов, чтобы хотя бы немного успокоить парня, Чонгук скидывает маску и улыбается так по-доброму, даря невесомую заботу. А на лбу Кима наверное бегущей строкой написано то, как ему страшно, хотя чего там страшно, Тэхён в буквальном замешательстве и пережитом немом шоке. Чонгуку мало, он хочет больше крови, больше криков о помощи, больше причинять боль другим, особенно за его омегу.

Если бы только эти ублюдки успели зайти дальше, то, вероятно, Чонгук бы полностью выжил из ума. Уже итак крыша едет, а здесь и кусочка бы не осталось от двух педофилов. Ещё неизвестно, как далеко Чон может зайти, чтобы мстить, но наглядный пример небольших увечий может перерасти в нечто большее и явно плохое, ужасное, такое, что и думать боязно.

– Н-не надо... пожалуйста... – голос сел, теперь страдальческий хрип вырывается. На чужом лице размазанная собственная кровь, потоком ветра развивая металлический запах и попадая точно в рецепторы Тэхёна, от чего дурно становится. К горлу вновь подкатывает свинцовый ком из давно съеденного ужина, рвотные позывы едва контролируя.