Глава 5 (1/2)

Лера непроизвольно сглотнула вязкий ком в горле. Во рту пересохло. Уж слишком это сообщение перекликалось с ее сном. Потом посмотрела на время отправления. У нее осталось минут пятнадцать. Чудом не проспала. Но прежде чем начать одеваться, Лера все-таки обошла квартиру и проверила входной замок. Никого. Все в порядке. Похоже, теперь она точно не спит. Во сне не болела голова и не тошнило.

Она подумала, что неплохо было бы иметь какое-то оправдание, если кто-то из семьи все-таки заметит, что она выходила из дома. Взяла мусорный пакет из кухни. Нелепость, примерно такая же, как в анекдоте со Штирлицем и апельсинами, но в последнее время Лера постоянно думала о том, можно ли объяснить ее действия с точки зрения обычной человеческой логики. Хотя не было смысла переживать о таких мелочах, когда она не могла внятно объяснить ни причин своего нервного срыва, ни возникновения синяков. Точнее – объяснить-то она объяснила, но родителям это не помешало позвать полицейского домой.

Лера не стала переодеваться из пижамы: просто натянула поверх пуховик и сунула босые ноги в сапоги. Время еще позволяло дойти до мусорных баков и не спеша вернуться во двор.

Подумалось, что тут она очень удобная мишень, а мысль во сне была не такая уж и бредовая: ее могут хотеть устранить. В конце концов, кто она им? Может, Разумовская решила, что овчинка выделки не стоит после столкновения с мафией. Инсценировала свою смерть и теперь убьёт ее, чтобы не могла ничего рассказать полиции. А еще вспомнилось вдруг, как Ольга говорила, что если ты слышишь выстрел, значит, стреляли не в тебя. Получается, если в нее выстрелят, она и не услышит…

Моргнули дальним светом ксеноновые фары. Лера обернулась. В старой светло-серой машине сидел мужчина и пристально смотрел на Леру. Не сразу, но она вспомнила, что это он учил ее стрелять. Как же Ольга называла его? Как-то странно. Не по имени. Память вообще подводила в последнее время. Во двор никто не заезжал, значит, машина стояла тут все это время. Что ж, она все еще жива, это не могло не обнадеживать.

Лера села в машину на пассажирское сидение.

- Как себя чувствуешь? – участливо поинтересовался мужчина.

Наверное, у Леры были красные глаза и исключительно помятый вид. Она не знала. Не видела себя в зеркале сегодня.

- Не важно, – ее голос все же предательски дрогнул.

- Шоколадку?

Лера только помотала головой.

- Пива? Тут недалеко магазин, можем доехать…

- Как вы себе это представляете? Ушла вынести мусор, а вернулась пьяная?

- Потерянное поколение, – вздохнул мужчина, потирая жесткую бороду, – даже пива не хотят. Я в твоем возрасте только так из дома и уходил. Ушел за хлебом – вернулся завтра.

Лера усмехнулась, но не стала никак комментировать. Ему, наверное, просто не понять каково это, когда даже за двадцать минут опоздания устраивают головомойку, а не отвеченный звонок – повод поставить весь дом на уши и звонить в службу спасения. Когда время возвращения домой становится границей невидимого фронта, и приходится год за годом упорно отвоевывать право на личные решения, собственное пространство.

Хотя ей ли винить родителей? Они просто боятся за нее. Всегда боялись. Наверное, есть родители, которые не тревожатся за своих детей. Но ей сложно представить – как это.

- Ну, как хочешь. У нас несколько тем на повестке дня. О главном ты, видимо, уже знаешь.

- Значит… это правда. Они…

Она решила избегать прямого зрительного контакта, смотреть в зеркало заднего вида. Казалось, это помогает не расплакаться снова.

- Только одна, – сказал он так, будто Лера должна была этим утешиться.

- Что дальше? – она зажмурилась. Вот он – тот миг, которого она боялась. За нее все решили и теперь озвучат вердикт.

- Очевидно: проект сворачивается. И я бы посоветовал тебе жить дальше, как жила. Ничего не менять кардинально. Это может вызвать подозрения. Однако…

Лера не выдержала, посмотрела на него. Он поморщился так, будто то, что он готовился сейчас сказать, причиняло ему физический дискомфорт.

- Разумовскую убили, это факт. Если быть точнее – сожгли заживо. Очень символичная казнь для Чумного Доктора, не находишь?

Леру всю передернуло. Да, символично. И чертовски мучительно. Сгорание заживо – одна из самых болезненных смертей. Хуже, пожалуй, лишь скончаться от химических ожогов. Совладав с собой, она выдавила:

- Та наемница?

- Кукушка? Нет, ее не было в стране. И это очень плохая новость для тебя, – голос мужчины становился мрачнее с каждой новой фразой.

- Почему это?

- Она наша старая знакомая. И с ней не сложно договориться, – он потер указательный и большой палец, показывая, каким образом можно найти подход к наемнице. – Дорого, но не сложно. Сейчас проблема заключается в том, что мы не знаем, кто стоит за убийством. И соответственно – мы не знаем, что они знают. Потенциально ты все еще в опасности. Пока мы не убедимся в обратном, нужно исходить из этого.

Лера задумалась, пытаясь переварить информацию. Старая знакомая? Ничего себе у них знакомые, если могут так отделать при встрече. Она видела фото, которое прислали тогда Разумовской: на телохранительнице не было живого места. И все же… Ее не убили. А самой Лере могли свернуть шею прямо в тот день, но тоже не стали. Может быть, она действительно не так опасна? Впрочем – не важно. Теперь ее образ даже как-то поблек в сравнении с неизвестным поджигателем.

- И еще один вопрос – деньги. – Мужчина кивнул в сторону заднего сидения, – Сзади тебя кейс. Оставшаяся сумма долга твоих родителей и двадцать тысяч сверху. Обналичивали в валюте, и очень не советую ее менять, класть на счет и вообще где-то светить в ближайшее время. Не думаю, что ваши кредиторы очень расстроятся, если им отдадут нал. Я мог бы снять и больше, но это вызвало бы подозрение, так что, увы, компенсация за моральные страдания небольшая. Пока, я надеюсь, у правоохранительных органов будет рисоваться такая картина: Разумовская с новой бандой прибыла в Питер, успела кому-то насолить, и ее грохнули. А потому ее подельники обналичили деньги и свалили из страны – ищи-свищи их теперь. Это было бы самое логичное, что можно сделать в такой ситуации.

- Самое логичное, – повторила она как эхо, – Но вы не уезжаете. Почему?

- Меньше знаешь – крепче спишь.

- Лучше бы я вообще не спала, – Лера потерла переносицу. – А что с родителями?

- В смысле?

- Я должна рассказать им?

- Ни в коем случае. Ты вроде умная девочка, должна понимать, что чем меньше людей об этом всем знает, тем в большей ты безопасности. И тем в большей безопасности те близкие, что остаются в неведении.

- Ну, и отсюда вытекает вопрос: как вы себе это представляете? Я просто принесу домой чемодан денег? Шла по тропинке и нашла? Долг в любом случае будет выплачивать отец, мимо него я этот чемодан не пронесу.

- В твоей ситуации любой бред, который ты скажешь, все равно будет реалистичнее, чем правда. Развела шейха на вебкаме, выиграла в лотерею, подарил таинственный доброжелатель…

- Один вариант другого краше. Сказать чушь и понадеяться, что родители настолько глупы, что не свяжут это и последние новости.

- Единственный способ, которым они могут связать эти два события без подсказки – предположить, что ты убила Разумовскую по заказу. За это вряд ли станут осуждать. Но, скорее всего, это для них останется фоновой новостью. Тут нечего друг с другом связывать.

Лера вздохнула. Разве она не должна радоваться? Разве она не получила все? Долг будет выплачен, а она вернется к нормальной жизни. Забудет Разумовскую как страшный сон. Осталось совсем чуть-чуть. Соврать что-то… Что-то, что не подорвало бы доверие родителей окончательно. А там, если будет совсем невыносимо, с осени переехать в общагу. Наврать что-то еще раз. И продолжать врать… до конца жизни.

- Послушай, – мужчина положил руку ей на плечо, – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Что любовь твоей семьи держится на лжи, и узнай они правду – тут же отвергли бы тебя. Но это не так. Твоя ложь просто убережет их от лишних проблем. Даже если бы они узнали обо всем, это не поменяло бы их отношения к тебе. Поэтому мучиться угрызениями совести бессмысленно.

- Вы серьезно так думаете или хотите убедиться в том, что я не пойду каяться на перекрестке?

- Родительская фантазия богата в той части, где нужно оправдывать своих детей, уж поверь. Даже серийным убийцам и маньякам пишут письма в тюрьмы их матери и жены. А ты даже никого не убила.

- Легко сказать. Ваша семья вот знает, чем вы зарабатываете?

- Чем я зарабатываю сейчас, знают все. Я продаю оружие. Но, если тебе интересно – были времена, когда мне платили за то, что я убивал людей.