v.часть 5 (1/2)

Мы отпускаем шутки насчёт проблем третьего мира, но пали жертвой собственного успеха. За последние сорок лет болезни от стресса, тревожные неврозы и депрессии стали встречаться на каждом шагу, хотя у всех есть плоский телевизор, а продукты доставляют на дом. Наш кризис уже не материальный, а духовный и экзистенциальный, у нас столько барахла и возможностей, что мы пресыщены сверх всякой меры.

Поскольку люди умудрились слишком много увидеть и узнать, им открылась и масса ситуаций, в которых они не соответствуют идеалу или недостаточно хороши, или чего-то не хватает. И это сводит их с ума. За последние несколько лет дерьмом в стиле как стать счастливым в соцсетях поделились, наверное, восемь миллионов раз. Но вот чего никто не понимает насчёт всей этой лабуды, так это того, что стремление к более позитивному опыту — само по себе негативный опыт. И как ни парадоксально, принятие негативного опыта равно позитивный опыт. Это сносит крышу.

Звуки громких сигналов машин разносятся повсюду и со всех сторон, смешиваясь с грязным воздухом, от чего он становится таким тяжёлым, что еле оседает на самом дне лёгких, оставаясь там. Эти звуки и выкрики недовольных водителей, что их таким наглым образом остановили посреди дороги, режут больно уши, хочется заорать во всё горло, чтобы все заткнулись, но он продолжает упорно молчать, лишь поднимая уголок губ, а затем растягивая пухлые губы в своей улыбке, делая вид, что он рад встрече, хоть напротив этого чувства не выражают, но он точно знает, что его рады видеть хоть в глубине их души. Длинная пробка образовалась здесь не просто так, им бы помолчать, а не создавать ещё больше шума и давящую атмосферу, потому что все блять спешат и они в том числе, но покорно сидят молча и ждут.

— Господин, Пак Чимин. — тянет слова участковый в тёмно-синем костюме, держа в руках чёрную рацию, а затем расплывается в улыбке. Чонгук дёргает бровями, а затем, не меняясь в лице поворачивается к Паку, который так же с поддельной улыбкой смотрит на мужчину лет тридцати шести, склоняя голову немного вбок. — Какая встреча, я по тебе уже успел соскучиться. — говорит он, издавая смешок, пока Чимин пожимает плечами и пододвигается ближе к Чонгуку, смотря на мужчину через открытое окно.

— Ан Ги-сок, не могу ответить тем же. — легко отвечает Чимин, продолжая тянуть губы в улыбке, Чонгук хмурит брови, слыша такое обращение, а затем переводит взгляд на мужчину, который только качает головой, цыкая языком.

— Годы идут, а ты не меняешься, Чимин, как же так? Совсем не изменился. — говорит участковый, пробегая взглядом по парню, на что тот закатывает глаза, кивая. — Исхудал совсем, отец знает как у тебя обстоят дела? — возвращает свой взгляд на парня, заметно погрустнев в глазах, на это Чимин невольно поджимает губами всего лишь на секунду, потому что затрагивать тему отца, а желательно и вовсе семьи — не желательно. Чонгук снова хмурит брови, поворачивая голову к Чимину, заметив, как тот ведёт раздражённо плечом.

— Частично. — отвечает он, давая понять, что больше спрашивать не стоит, мужчина лишь поджимает губы, кивая, а затем переводит взгляд на Чонгука, прищуривая глаза. — Что-то случилось? — меняет тему Чимин, откидываясь на спинку сиденья и смотря на мужчину из-под прикрытых век, тот прокашливается и снова кивает, становясь сразу серьёзным.

— Да. — произносит тот низким голосом, поджимая губы. -Сегодня нашли убитого таксиста, думаю, вы видели новости. — смотрит он сначала на Чимина, которому не особо есть до этого дела, а затем на Чонгука, который кивает. — Нам доложили, что он хочет покинуть пределы города, поэтому дороги перекрыты, пока мы проверяем на наличие убийцы, я надеюсь, у вас в багажнике никого нет? — спрашивает он, зная, что никого там нет, но слышит громкий смех Чимина, который заливисто начинает смеяться, наклоняясь вперёд, от чего Чонгук дёргается, поворачиваясь к нему, а затем закрывает веки, медленно выдыхая. Чимин делает вид, что вытирает слёзы и переводит взгляд на участкового, склоняя голову вбок.

— Вы ошибаетесь, участковый Ан Ги-сок. — говорит он, проводя языком по ряду зубов, пока Чонгук выгибает бровь, пристально смотря на Чимина, который смотрит лишь на мужчину, делая серьёзное лицо. Чонгук думает, что от револьвера не отказался бы сейчас, потому что какого чёрта тот творит? Если в багажнике ничего нет. Нет же? Чонгук хмурится, потому что, зная Пака. — У нас там незаконный импорт белого порошка, а ещё набор юного киллера. — проговаривает он, поднимая уголок губ вверх, Чонгук хочет ударить себя по лицу, а мужчина пару секунд внимательно смотрит на них двоих, а затем издаёт смешок.

— Годы идут, а ты всё же не меняешься, Пак Чимин. — говорит он, качая головой, на что Чимин пожимает плечами, хитро растягивая губы в улыбке, и снова откидывается на спинку.

— Так мы свободны, господин участковый? — спрашивает он, отворачивая голову к окну, пробегая взглядом по стоящим машинам. Мужчина поджимает губ и кивает, отходя на шаг назад.

— Да, хорошего дня. — говорит он, поднимая уголки губ в улыбке, на это Чонгук кивает, дёргая краешком рта, а затем сильнее сжимает руль, надавливая на педаль газа. Чимин вздыхает, скользя взглядом по скучному пейзажу, пока Чонгук кидает на него взгляды, имея пару вопросов, но почему-то не хочет их задавать.

— Зачем ты сказал, что мы перевозим наркоту? — через три минуты молчания всё же спрашивает Чон, смотря на дорогу, пока Чимин поднимает брови вверх, поворачивая к нему голову, а затем снова хитро улыбается.

— Он мне поверил, потому что знает меня, тем более я сказал об этом в открытую. Если бы я действительно перевозил наркотики, он бы мне так же поверил. — говорит он, пожимая плечами, Чонгук поворачивает к нему голову, заламывая не понимающе брови, то ли в удивлении какого этот парень творит, то ли в удивлении как тот о таком думает, но покорно молчит, отворачиваясь вперёд, заезжая на парковку. — А как же ты? Разве ты пропускаешь пары? — спрашивает Чимин, смотря Чонгуку в затылок, пока они заходят в подъезд. В ответ звучит громкая тишина, Пак ступает следом за парнем, поднимаясь по ступенькам, пока ответа так и нет, видимо, Чонгук и сам не ожидал, что так всё выйдет, наверное. Он же из-за Чимина здесь, а не на занятиях, и тот должен чувствовать угнетение совести, но не чувствует, ведь это была чонгукова идея отвезти Пака домой, хотя тот и не просил, он вообще мог бы дожить до вечера, не в первые же, но тот заделался гиперопекой и это слегка напрягает, потому что за Чимином вот так никто никогда не волновался, кроме Юнги, но тому, видимо, надоедает такое отношение со стороны Чимина, которому всё равно на своё здоровье. Пока что он не видит своего будущего, не знает как оно может или должно выглядеть, не знает, как ему жить дальше и что ему делать, он ходит в университет, выпивает в клубах и барах, трахается со всеми, трахается с мужчиной лет тридцати восьми за деньги. Где-то глубоко внутри ему, может быть, такое и не нравится, потому что не правильно, должно быть стыдно, не порядочно, но ему всё равно, сейчас он ничего менять не собирается.

— Чимин. — более низким голосом произносит Чонгук, пристально смотря на Пака, который слегка вздрагивает и поднимает на того взгляд, Чонгук уже второй раз его окликает, но тот ушёл в свои мысли и не слышит ничего. — Как ты себя чувствуешь? — сколько раз он уже спросил об этом? Даже Юнги за такой короткий период не интересуется его состоянием, но он сворачивает эту мысль, словно бумажку, на которой в очередной раз не удалось написать достойный мадригал, и выкидывает прямиком в урну, где лежат сотни таких бумажек, в виде не нужных и навязчивых мыслей, от которых бы избавиться навсегда. Чонгук стаёт в дверном проёме, ждёт, пока Чимин пройдёт в квартиру, после чего закрывает дверь, хмуря брови, потому что они были открыты, тот и правда их не закрывает, почему? Не то, чтобы они как непробиваемый щит или защита, потому что этих уродов мало что остановит, тем более какая-то дверь, которую выбить в два счёта, но закрытая на подсознательном уровне лучше, чем открытая. Чимин разувается и ведёт неоднозначно плечом, шаркая ногами в глубь квартиры. Ему всё так же хуже, вряд ли это состояние так быстро пройдёт, обычно оно затягивается надолго, потому что Чимин ничего не делает, чтобы облегчить его, но это его не так сейчас волнует, сколько вопрос Чонгук сейчас уедет? Он падает на диван, ставя на него ноги, и поворачивает голову к Чонгуку, который идёт в направлении кухонных тумб. — У тебя есть аптечка? — спрашивает Чонгук, с хмурым выражением лица, открывая шкафчики и тумбочки, в которых пусто.

— Ты ищешь её в шкафчиках? — выгибает бровь Пак, склоняя голову к плечу, на что Чонгук отрицательно качает головой, открывая следующий шкафчик, и находит пару упаковок рамёна и хлебцов, на что пару секунд виснет.

— Нет. — отвечает через несколько секунд он, беря в руки пачки с хлебцами. Чимин этим питается? Он пробегает взглядом по составу, а затем достаёт один, пробуя на вкус, после чего сразу кривится, с не пониманием поворачиваясь к Паку, который сидит и смотрит. Ощущения, будто кушаешь сырые хлопья, но они словно как не сладкий попкорн, на языке не приятный осадок остаётся, а ещё такое ощущение, что они и вовсе безвкусные, как люди такое едят? Чимин и правда это ест? Чонгук смотрит на пачку, где нарисованы сами хлебцы, а рядом зелень и дольки помидора, выглядит аппетитно — да, на вкус полное дерьмо. — Я искал еду, но не нашёл. — продолжает кривить уголки рта Чон, оставляя это недоразумение на место и закрывая шкафчик.

— Оу, а… — Чимин пару раз моргает, продолжая наблюдать за Чонгуком, который открывает холодильник. — Так её там нет. — произносит он, словно такое очевидное, а Чонгук не догадался. Чон пробегает взглядом по салату, скорее, он не совсем свежий, по трёх баночках йогурта и упаковке кимчи, которую никто не открывал, после чего хмурится, а затем выгибает бровь, смотря на Чимина.

— Ты серьёзно? — спрашивает Чонгук, пытаясь оценить уровень дибилизма в крови этого парня, тот пожимает плечами, откидывая голову на спинку дивана. Такое ощущение, что тому всё равно, есть еда или нет, его не волнует это, Чонгук снова хмурит чёрные брови, пробегая медленным взглядом по Чимину, отмечая, что тот действительно худой, он это почувствовал, ещё когда тащил до квартиры, он лёгкий. Тот одевал обтягивающую одежду, Чонгук заметил это за все дни, пока они пересекались: обтягивающие джинсы, водолазки, джинсовые куртки, кожанки. Со стороны он, может, и не выглядит болезненно худым, но сейчас, когда Чонгук посмотрел его продукты питания, его бледную кожу, то, что он в столовой ест лишь салаты, и то, какой он лёгкий, можно сказать, что Чимин либо специально голодает ради фигуры, либо просто не хочет нормально питаться. Чимин смотрит, как тот проходится по нему задумчивым взглядом, от чего ему аж сидеть неприятно становится, но он не меняется в лице, ожидая, пока его рассмотрят. — Почему ты не кушаешь? — Пак выгибает бровь, поднимая голову, смотря, как Чонгук упирается плечом об холодильник, складывая руки на груди, ожидая ответа, взгляд у него такой пронизывающий, словно уже всё знает о тебе, но хочет услышать это с твоих уст, немного напрягает.

— Я ем. — отвечает он, опуская ноги на пол и поворачиваясь к Чонгуку лицом, ложась на бок, пока тот выгибает бровь, продолжая смотреть. — Просто мало. Мне не хочется, если я съем что-то меня вырвет, а блевать, знаешь ли такое себе удовольствие. — говорит Пак, медленно моргая. Чонгук пару секунд смотрит на него, вспоминая, как того рвало одной желчью, наверное, такое часто у него происходит, а затем кивает.

— Тебя сейчас тошнит? Голова кружится? Может, хочешь поспать? — спрашивает он, на что Чимин закатывает глаза, переворачиваясь на спину и устремляя взгляд в потолок.

— Чонгук, я не умираю, всего лишь вчера немного переборщил с алкоголем. — тянет он, рассматривая белый потолок. Чонгук дёргает бровь, наклоняя голову вбок.

— Переборщил? Ты был еле живым, сейчас мало чем отличаешься. — понижает он голос, от чего Чимин хмурит брови. — Мне нужно знать твоё состояние, Чимин. — Пак поворачивает к нему голову, глубоко вздыхая.

— Да, меня тошнит, но блевать ещё не тянет, голова не кружится, спать не хочу. — ровно произносит он, поднимая уголки губ вверх.

— Значит, тебя лишь тошнит? — спрашивает Чонгук, на что Чимин кивает, продолжая тянуть уголки губ выше. — Где аптечка?

— В ванной. — отвечает Пак и наблюдает, как Чонгук отталкивается от поверхности и шагает в сторону ванны. Чимину хочется рассмеяться от такой заботы, Чонгуку делать нечего, раз помогает Паку, когда тот даже не просил об этом? Чонгук странный, он мог бы сейчас спокойно сидеть на парах, но нет, притащился сюда вместе с Чимином и ищет аптечку. Проявляет жалость? Чимину от такого противно становится, может, он выглядит жалким со стороны, но ненавидит, когда его жалеют, потому что не за что его жалеть, он ни на что не жалуется. Чонгук возвращается через полминуты с белой коробочкой в руках, останавливаясь у кухонного стола и открывая её, рассматривая содержимое.

— Ты ел что-то перед тем, как влить в себя литры алкоголя? — спрашивает Чонгук как-то отстранённо, задумчиво читая названия препаратов. Пак выгибает бровь и поднимается с места, шагая к Чонгуку, после чего садится на стул, сгибая одну ногу в колене.

— Нет. — отвечает Пак, смотря, как Чонгук перебирает в руках таблетки, он задерживает внимание на выбитых цифрах, наверное, ему становится интересно, что они значат, но он не спросит об этом. Чонгук останавливается и переводит недовольный взгляд на Пака.

— Где здесь поблизости продуктовый? — быстро проговаривает он, закрывая аптечку и убирая её в сторону, потому что медикаменты не помогут. Чимин выгибает бровь, следя за действиями Чонгука.

— Да он через два дома налево. — говорит Пак, на что Чонгук кивает и идёт к выходу, обуваясь. Чимин прикусывает щеку, хмуря брови. — Ты купишь еды? — не понимает он, на что Чонгук отрицательно качает головой.

— Сейчас ты покушать вряд ли сможешь. — отвечает он и выходит, закрыв за собой дверь. Пак хмурится, смотря туда, где только что исчез Чонгук, думая, для чего он тогда пошёл в магазин? Пак глубоко вздыхает, ероша светлые мягкие волосы, он поднимается со стула и берёт аптечку, неся её в ванную. Выглядит он отвратительно, живой труп, как на него Чонгук так спокойно смотрит? Думает Пак, пока кидает на себя взгляд в отражении, а затем чувствует, как тошнота усиливается. Он не первый раз такое чувствует, потому что часто вливает в себя литры алкоголя, в попытке избавиться от навязчивых мыслей, которые на первый взгляд звучат ужасно и устрашающе, но всё равно не уходят из головы, контролировать это тяжело, пытаясь не поддаваться такому напору. Как там говорят? Есть и солнечная сторона смерти? Чимин с ней сталкивался, когда закрывал глаза и видел, как переходит со скалы на скалу, медленно карабкаясь вверх, мышцы ног тогда напряжены и ноют. Такое трансоподобное состояние возникает от медленных и однотонных физических нагрузок, но вершина близко. Небо становится шире и глубже, захватывая своим чистым голубым видом и окрасом, теперь он остался один, прям как пару лет назад, все остальные остались далеко внизу. Он перелазит через небольшую глыбу, и перед ним открывается простор, в бесконечность уходит широкий горизонт. Возникает ощущение, что стоишь у края земли: там, где вода встречается с небом, синее с синим, ветер бьёт в лицо, обдувая приятной прохладой, Пак смотрит вверх, туда, где светло и красиво, даже завораживающе.

Он не знает, где находится, может совсем на другой планете или вселенной. Чимин шагает по камням к синеве, вбирая её в себя, он взмок и ему холодно, он в восторге, но нервничает, это чувство поселяется внутри, распространяясь по всему телу, охватывая его всего. Перед ним — небо, а позади — всё, на что он надеялся и что принёс с собой, что если это всё? Что если больше ничего нет? Вокруг никого нет, он делает первый шаг к обрыву. По-видимому, человеческое тело наделено естественным радаром, выявляющим смертельно опасные ситуации. Когда ты оказываешься в трёх метрах от края скалы, за оградой, в теле появляется некоторое напряжение. Напряжён позвоночник, по коже бегут мурашки, глаза сосредоточены на каждой детали обстановки. Но его тянет вперёд словно магнитом, он переставляет ноги, сделанные шаги приближают его к краю, в полутора метрах от обрыва активно включается мозг. Он видит не только край, но и самого себя: картинки, как он оступается и падает, разбиваясь насмерть об острые скалы, которые превратят его тело в кровавое месиво. Он приказывает мозгу заткнуться и медленными шагами ступает дальше, в метре от обрыва тело подаёт полноценный сигнал тревоги. Один неудачный шаг, и жизнь закончится, один сильный порыв ветра, и он отправится в чёрную поглощающую бесконечность. Ноги сильно дрожат, как и всё тело, напоминая об угрозе.

Большинство людей ближе метра к краю не подходят. На этом расстоянии можно наклониться и бросить взгляд вниз, но всё-таки нет ощущения, что есть реальный риск разбиться и умереть. Вопреки инстинкту самосохранения он идёт дальше, смотря прямо вниз, ощущая на щеках слёзы, а почему — не знает. Тело сжимается, защищаясь от чего-то воображаемого и необъяснимого, в голову лезут мысли. Он припадает к земле, переводя дыхание, заставляя себя посмотреть на море и воду, которая внизу бьётся о скалы. Значит, вот оно? Это открытость собственной смерти, нужно постоянно помнить о ней, чтобы больше ценить жизнь и оставаться смиренными.

Осмыслить собственную смертность важно, поскольку это избавляет от всех пустых, шатких и поверхностных ценностях в жизни. Большинство людей целыми днями гонятся за лишним долларом, за толикой лишней славы или внимания, или за щепоткой лишней уверенности, что они правы и любимы. Однако смерть ставит перед нами гораздо более мучительный и важный вопрос что ты оставишь на Земле? Чимин не знает, наверное, ничего, он просто живёт, просто жил, как мог и всё. Он ничего не хочет оставлять после себя, не видя в этом смысла, зачем, чтобы его помнили? Чтобы знали, что он жил не зря? Он слышит, как входная дверь хлопает, после чего доносится тихий шум и шуршание. Пак смотрит на себя в отражении, затем отворачивается и выходит из ванны, видя, как Чонгук ставит небольшой пакет с продуктами, а рядом с ним бутылка минералки. Чимин выгибает бровь, подходя ближе.

— Дай соль. — произносит Чонгук, вытаскивая продукты с пакета, на что Чимин подвисает. Чонгук переводит на него хмурый и сосредоточенный взгляд, продолжая выкладывать продукты. — Дай соль. — повторяет он более низким голосом, пока Чимин вспоминает, где лежит эта чёртова соль.

— Зачем тебе моя соль? — он выдвигает тумбочку, доставая небольшую упаковку соли, после чего ставит на стол перед Чонгуком, тот берёт её вместе с бутылкой и идёт к кухонным тумбочкам, доставая ложку. Пак молча наблюдает за ним, упираясь подбородком на ладонь, сидя за столом. Чонгук насыпает немного соли в бутылку, после чего бултыхает её и протягивает Паку с серьёзным выражением лица. — Что? — спрашивает Чимин, скептически осмотрев бутылку, но всё же медленно взяв её. Чонгук берёт продукты, начиная ставить их в холодильник, пока Чимин крутит в руках бутылку, рассматривая со всех сторон.

— Выпей. — отвечает Чон, кидая на того быстрый взгляд.

— Зачем?

— Чимин, блять. — поворачивается к нему Чонгук, поджимая губы. Пак пару секунд смотрит на него, а затем приставляет горлышку к губам, под пристальный взгляд напротив, делая пару глотков, чувствуя солёный вкус вперемешку с минеральной негазированной водой, от чего немного кривится, потому что чувствует ещё и подкатывающую тошноту. Чонгук внимательно за ним следит, пока Чимин выпивает почти половину, а затем ставит бутылку на стол, проводя языком по влажным губам.

— Там яд, да? — наверное, всё же утверждает он, на что Чонгук дёргает бровями. — Просто скажи, чтобы не морочиться со мной, решил избавиться, я пойму, не злопамятный. — говорит Пак, ероша волосы. Чонгук выгибает бровь, желая спросить, пил ли Чимин, пока его здесь не было.