iv.часть 4 (2/2)

Религия, спорт, политика, искусство, технологические новации — следствие проектов бессмертия.

Чимин смотрит на маленький телевизор в углу помещения, сбоку которого расположен высокий стеллаж с различными книгами, до которых здесь мало кому есть дело. На экране как всегда крутят последние новости, среди них показывают, что сегодня за городом нашли мёртвого таксиста с зашитым ртом и изуродованным лицом, личность ещё не смогли установить как и убийцу. Чимин только кривит уголки губ, пытаясь подавить рвотные позывы, а затем отворачивается, шагая в сторону широких ступеней. Во́йны, революции и массовые убийства происходят, когда сталкиваются проекты бессмертия разных групп. Века угнетения и убийства миллионов оправдывались как защита одного проекта бессмертия от другого. Проекты бессмертия — наши ценности. Когда рушатся наши ценности, рушимся и мы, это как барометры смысла и качества нашей жизни. Чимин чувствует, что ещё немного и его вырвет, потому что тошнота буквально подходит к горлу, поэтому он направляется в уборную, проходя мимо студентов, которые ждут следующую пару, слыша от них громкое и совсем шёпотом шлюха, на что он не обращает внимания, потому что сейчас далеко не до этого. К концу белоснежного и светлого коридора людей становится меньше, он ускоряет шаг, держа на локте свою сумку, а затем резко открывает дверь и хлопает ею, врываясь в самую последнюю кабинку, падая на плиточный холодных пол, больно ударяясь коленями, наклоняясь над унитазом. Органы внутри скручиваются, отдавая сильными спазмами и болью, от чего начинает дрожать его тело, особенно руки, которыми он еле упирается на унитаз, жмуря глаза. Такое ощущение, что он выблюет всё, что имеется внутри, в частности не одну желчь, а и органы, вообще-то не плохо было бы поесть нормальной еды, а не один алкоголь, но он не может, потому что мгновенно всё пойдёт назад. Ему даже заплакать хочется от безысходности, которая его окружает всю жизнь, но он её ненавидит и ненавидит оправдываться, потому что ненавидит быть жалким, но, наверное, он так и выглядит со стороны и от этого тошно, он бы даже пустил слезу, если бы не услышал шипение сзади в виде «блять», а следующее «да какого.», а потом, как до его волос дотрагиваются чужие пальцы и поправляют, собирая назад, потому что они спадают на глаза, пока он снова сплёвывает одну желчь. Зрелище такое себе, тем более, для того, кто только пришёл, Чимин бы послал его, но его рот сейчас занят. Пак понимает, что больше уже некуда и сплёвывает, кривя губы, а затем поднимается на дрожащих ногах и шумно выдыхает, поворачивая голову и хмуря брови, видя перед собой Чонгука, у которого недовольство написано на лице в чистом виде, а ещё злость и, может быть, желание врезать Чимину, но он, кажется, сдерживается.

— Ого. — хрипит Пак, пробегая взглядом по парню сверху вниз, тот закатывает глаза и берёт Чимина за локоть, выводя из кабинки, пока тот пытается его одёрнуть. — Не понял, тебе что нужно? — так же хрипло произносит Чимин, выгибая бровь, смотря в затылок Чонгука, который молча тянет его к раковине, а затем включает кран. Чимин чувствует неприятное послевкусие во рту, да и во всём себе, поэтому наклоняется и набирает в руки холодной воды, под пристальный взгляд Чонгука, который почему-то молчит, возможно, он и хочет что-то сказать или спросить, но не делает этого, пока Пак полощет рот.

На это смотреть больно. Или жалко. Чонгук ненавидит жалких людей.

— Выглядишь хуёво. — произносит низким голосом он, продолжая смотреть на Чимина, который замирает, смотря в одну точку, возможно, Чонгук сейчас звучит грубо, но ему всё равно, потому что этот идиот вчера напился как не в себя, а сегодня припёрся на занятия в таком виде, что готов в любой момент умереть и никакие его духи не спасают от этого состояния, потому что перегаром прёт за метров.дохуя в общем. Чимин не в лучшем состоянии, мягко говоря, и да, Чонгуку должно быть всё равно, но противное чувство внутри засело, и, кажется, не хочет его покидать, поэтому он глубоко в себе, может, переживает за состояние этого придурка, которому, кажется, всё равно на своё здоровье. — Ты видел себя? Как ты вообще собрался сидеть на парах? — продолжает он, упираясь поясницей об край белоснежной квадратной раковины, складывая руки на груди, и смотря на замершего Чимина в полуоборота, тяжело вздыхая. Пак выгибает бровь и склоняет голову к плечу, делая задумчивое лицо, будто что-то высчитывает, а затем поднимает брови и выравнивается, с поддельным удивлением смотря Чонгуку в глаза, в которых читаются не самые положительные чувства.

— А тебя разве должно это волновать? — изгибает он бровь, стряхивая с рук воду, от чего капли попадают на чёрное пальто Чонгука, и тот, не меняясь в лице, опускает медленно взгляд вниз, туда, куда попала вода, пока Чимин продолжает ждать ответа.

Развернуться и уйти?

— Не думаю, что будет забавно, если ты где-нибудь ёбнишься, потеряв сознание, или тебя вырвет во время пары. — спокойно произносит он, продолжая рассматривать мокрые места на пальто. Чимин медленно моргает, пытаясь вникнуть в суть сказанных слов, но, видимо, плохо получается, потому что всё ведёт не туда, куда надо, а точнее, не туда, куда хотелось бы. Спокойная интонация этого парня не расслабляет, а наоборот, напрягает, но Чимин не обращает на это внимания.

— Не думаю, что ты должен переживать за это. — отвечает Пак, поднимая уголки губ в своей улыбке, когда Чонгук поднимает на него безразличный взгляд, ему самому хочется убиться от этого вида, в особенности улыбки, но он не подаёт вида, продолжая пристально смотреть тому в глаза, пытаясь вычислить уровень идиотизма этого парня, но всё четно — там пусто. — Мне ничего не угрожает. — продолжает он, пока Чонгук думает о чём-то своём, не слыша его, а затем Пак резко хмурится, отводя взгляд в сторону, стирая свою подобию улыбки, и разворачивается, выставляя руку вперёд, толкая ею дверь кабинки и падая на колени. Чонгук безэмоционально за этим смотрит, глубоко вздыхая, и подходя к Чимину, снова собирая его волосы, думая, за что этот парень так с собой, хотя ему и правда хочется врезать.

— Всё ещё считаешь, что чувствуешь себя нормально? — спрашивает Чонгук, смотря на то, как Чимина рвёт желчью, а затем хмурится, снова о чём-то задумавшись. Чимин бы издал смешок, если бы мог. — Тебе нужно домой. Пара уже началась как четырнадцать минут назад. — проговаривает Чонгук, у него в планах не входило опаздывать на занятие, но, увидев Чимина в таком состоянии, он не мог пройти мимо, тем более зная, каким он был вчера. И он очень хочется надеяться, что тот не будет выёбываться и поедет домой. Чимин кашляет и поднимается на ноги, проводя большим пальцем пухлым губам.

— В папочки мне заделался? — должно было задеть тупым лезвием по сердцу, но промахнулось. Чимин поворачивается к нему, пытаясь выдавить улыбку, но получается криво, поэтому Чонгук кривится и отрицательно машет головой.

— Сотри это с себя. — хрипит он, смотря на розовые губы, кончики которых опускаются. — Ты на машине? — спрашивает Чонгук, выходя из кабинки и подходя к раковине, забирая свой рюкзак, возле которого лежит чиминова сумка. Тот выгибает бровь, держа руки под струёй воды и смотря на Чонгука в отражении.

— Да.

Чонгук поворачивает к нему голову, пару секунд смотря в ответ в глаза, а затем кивает и поджимает губы, беря сумку Чимина в руки, от чего тот чуть воздухом не давится, выключая кран и разворачиваясь к нему передом.

— Ты ч…

— Поедем домой, раз сам не хочешь. — спокойно перебивает Чонгук, поднимая на него взгляд, в котором читается уверенность. Чимин конкретно ахуевает от такого, мягко говоря, поэтому пару секунд тупит.

— Куда домой? — Чонгук хмурит брови, подвисая от этого вопроса.

— К тебе. — говорит он, отворачиваясь и открывая дверь уборной, пока Чимин быстро облизывает губы и шагает следом, догоняя его.

— Зачем? — Чимин действительно не может сопоставить то, что сейчас Чонгук, увидев, что ему плохо, берёт и едет вместе с ним в его дом, хотя ему должно быть всё равно. Это прикол? Чонгук поворачивает к нему голову, показывая на лице весь спектр не понимания, шагая вперёд, потому что не может понять, в чём проблема этого парня, а затем отворачивается и спускается быстро по ступеням, пока Чимин плетётся сзади, пытаясь его догнать. — Ты хочешь отвезти меня в мой дом? Я тебя не просил, какого ты делаешь. — говорит он, прожигая спину Чонгука, который, судя по всему, не собирается отвечать на эти вопросы. — Ты знаешь, что применяешь насилие? — громче добавляет он, на что Чонгук хмурит брови, кидая на того быстрый взгляд через плечо. — Ты заставляешь меня делать то, чего я не хочу, а я, как ты мог заметить, не совсем проявляю желание сейчас, на данный момент, ехать к себе домой. — говорит Чимин, быстро переставляя ноги по длинным ступеням, Чонгук пропускает этот бред мимо ушей. — Ты слышишь меня? Статья 324 Принуждение. Лицо, которое препятствует другому человеку в пользовании правом путём насилия или запугивания, или принуждает его выполнить необязательную для него работу, подлежит более пяти лет или штрафа в размере не более тридцати миллионов вон. — продолжает Чимин, спускаясь со ступеней и оказываясь на втором этаже здания, быстрым шагом следуя за Чонгуком, который не мало так прихирел, от чего поднимает брови и поворачивает голову к Чимину.

— От куда ты это знаешь? — спрашивает он, потому что Чимин не может быть на юридическом. Пак лишь пожимает плечами, отводя взгляд в сторону, а затем хмурится и снова смотрит на Чонгука, который поджимает губы и отворачивается.

— Это не меняет того смысла, что ты меня принуждаешь. — говорит Пак, снова спускаясь по ступеням, пока Чонгук вздыхает. — Что, если я не хочу сейчас находиться в своей квартире? — Чимин и правда не хочет, потому что Чонгук оставит его и уедет, а Чимину придётся там сидеть или снова идти, куда он там обычно ходит, потому что ненавидит находится там в одиночестве, но Чонгук не знает об этом, а Чимин ему не скажет.

На улице пасмурно, серые тучи собираются, закрывая собой голубое небо и солнце, опускаясь ниже, от чего становятся темнее и серее, кажется, будет дождь. Чимин показывает рукой Чонгуку в сторону, шагая туда, пока Чонгук следует за ним, замечая, что Пак идёт, слегка шатаясь. Чимин доходит до своей машины, а затем разворачивается к Чонгуку и подходит к нему, пока тот останавливается и наблюдает за парнем, Чимин тянется рукой к своей сумке, которую держит Чонгук, он перерывает там всё, что есть, а есть там много чего, поэтому он хмурится, заглядывая внутрь. Чонгук не выражает ничего, продолжая стоять и ждать, смотря на Чимина.

— Блять. — вырывается из губ Чимина, когда он спустя секунд двадцать не может найти ключи, а затем хмурится сильнее, и наконец достаёт их, растягивая губы в улыбке, пока Чонгуку хочется пристрелиться, он не удивится, если в сумке Чимина найдётся револьвер, например. Чимин протягивает ему ключи, пока Чонгук выгибает бровь, смотря на них. — Ты ведёшь. Я же не в том состоянии. — говорит Чимин, ожидая, пока тот заберёт ключи, Чонгук поднимает на него взгляд, пару секунд смотря, а затем забирает их. Чимин отворачивается и шагает к пассажирскому месту, открывая дверцу, пока Чонгук садится за руль, кладя сумки на заднее сиденье. Чимин откидывается на сиденье, смотря на парковку из-под прикрытых век, Чонгук кидает на него взгляд, думая, что того не должно сейчас тошнить, а затем заводит машину, которую вот так просто ему доверил Чимин.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Чонгук, нахмурив брови и внимательным взгляд смотря вперёд, выезжая из парковки, пока Чимин ведёт плечом. Никак.

— Не лучше, чем десять минут назад, если тебя это интересует. — отвечает он, на что Чонгук кидает на него взгляд, замечая, что у того кожа совсем бледная, а синяки под глазами уже не скрывают слои тоналки, не помешало бы открыть окно, что он и делает, потому что в салоне появляется тяжёлый запах смеси всего, чего нельзя смешивать. Чонгуку и правда глубоко внутри не всё равно на состояние этого парня, чему и не удивляется, потому что понял с чем это связано, вот только если это не удивляет, то пугает точно, и он сейчас не о том, что Чимин ему понравился, здесь наоборот, здесь присутствует иное чувство, которое он в слух никогда не скажет. Прохладный воздух мгновенно попадает в салон машины, совсем легко ероша светлые волосы, пока он выезжает на дорогу, поворачивая руль вправо. Чимин, не услышав ответа спустя семи секунд, поворачивает к нему голову, замечая, как крепко тот обхватил руль, что костяшки, на которых набиты какие-то цифры, почти побелели, он скользит взглядом, медленно моргая, смотря на нахмуренные чёрные брови, бледно-розовые губы, внимательный взгляд чёрных глаз, на волосы, которые еле ерошит ветер, на светлые пряди, которые спадают ему на глаза, но тот это игнорирует, Чимин смотрит на него пустым взглядом, а затем отворачивается, откидывая голову на сиденье, незаинтересованно смотря на поток машин и подавляя в себе желание тошноты.

— Если захочешь рыгать — говори. — ровно произносит Чонгук, не отвлекаясь от дороги. Чимин лишь еле заметно дёргает бровью, а через пару секунд кивает, отворачивая голову вбок, смотря на прохожих и на высокие здания. Он живёт далеко от центра, рядом с небезопасным районом, но его это не столько волнует, пока его не трогали ещё, значит, переживать не за что. Он переводит взгляд на билборды, на которых прокручиваются новости и всякие рекламы, он хмурит брови.

— Воевать ради мира, как трахаться ради девственности. — немного хрипло произносит Чимин, продолжая смотреть на вид из окна, пока Чонгук кидает на него взгляд, выгибая бровь. — Люди — странные существа планеты, которые гадят там, где живут, которые загнобят тебя за другой цвет кожи. Расизм. Сейчас, вроде бы, некоторые стали более толерантно относится к таким вещам, как ЛГБТ, национальность, чужое мнение, религия, поведение и прочее. Люди делят мир на «хорошо» и «плохо». Вот только что значит это «плохо»? Мы даём это название тем вещам, которые нам не нравятся, которые по нашему мнению не правильные. Вот только, что тогда это «хорошо»? — спрашивает он, поворачивая голову к Чонгуку, который сильнее нахмурил брови, видимо, слушает. Чимину не так важно, чтобы его слушали, он захотел — сказал, в голове слишком мало места для такого потока мыслей.

— Добро? — говорит Чонгук, продолжая смотреть на дорогу, приближаясь к светофору. Чимин прищуривает глаза и тянет ухмылку, проводя языком по ряду зубов, а затем кивает.

— Так его не существовало бы, если корнем не было зло. — произносит Чимин, отворачивая голову и смотря вперёд на машины перед ними. — Люди воюют ради мира. Люди хотят лучший мир, в котором не будет пожилых, больных, наркоманов, алкоголиков, слабоумных, расистов, националистов, для этого они хотят избавиться от таких людей, чтобы в мире, в будущем они не создавали проблемы, и чтобы было добро. Для этого они хотят их убить. Хотят убить, чтобы жить мирно. Хотят сделать зло, чтобы вышло добро. Тогда, чем они лучше тех, кого убили? Над этим вечным круговоротом не каждый хочет задуматься и смириться с тем, что наш мир никак не может быть лучшим. Потому что в нём живут люди.

— Это твоё личное мнение?

— Да. — легко отвечает Чимин, пожимая плечами. -Я так думаю. — Чонгук кивает и останавливается на светофоре, пробегая взглядом через приоткрытое окно, думая о том, от куда в Чимине берутся такие мысли. — Как думаешь, почему люди так себя ведут? В буквальном смысле как животные. — тише говорит Пак, смотря, как красный сменяется на жёлтый.

— Потому что они чувствуют карт-бланш? Чувствуют свободу действия, которую им внушает правительство, используя их как своих псов. — грубо произносит Чонгук, стуча пальцем по рулю, Чимин переводит на него взгляд, кивая. — Уверенность в том, что они правы, что они способны создать лучшее будущее такими животными способами. — ведёт он плечом, смотря вперёд.

— Они считают мерзкие поступки по отношению к другим оправданными, когда уверенны в своей правдивости, в собственных убеждениях и заслугах. Злые люди никогда не считают злом себя. — говорит Чимин, когда Чонгук трогается с места и через окно снова пробирается свежий воздух. Чонгук скользит быстрым взглядом по прохожим, поджимая губы.

— Народ идёт против власти потому что нет демократии. — произносит Чонгук, хмуря брови. — Демократия нестабильна, она неизбежно пробуждает в людях худшие свойства человеческой натуры и всегда приводит общество к тирании. — говорит он, поворачивая руль влево, Чимин медленно моргает, внимательно слушая Чонгука и обдумывая его слова. — Демократии должны выражать волю народа, который предоставленный самому себе и устремляется от боли к счастью, проблема возникает тогда, когда он достигает этого самого счастья: его всегда мало.

— Знаешь, что такое эффект синих точек? — спрашивает он, когда Чонгук пару секунд молчит, тот кидает на него взгляд, отрицательно кивая. — Это привыкание к боли. Наше восприятие подстраивается под заданное эмоциональное направление нашего ожидания. Из-за этого эффекта, люди никогда не чувствуют себя в полной безопасности и не испытывают полного удовлетворения. Их желания растут по мере роста их благополучия.

— Хочешь сказать, что из-за того, что народ каждый раз хочет большего и лучшего, а институции не успевают за требованиями народа, то наступает перелом?

— Ес. Граждане начинают во всём винить правительство.

— Разве правительство не должно обеспечивать безопасность в своей стране, а не устраивать тиранию?

— Наше с тобой мышление, друг мой, отличается от мышления Освенцима. — говорит Чимин, поднимая уголок губ, на что Чонгук кидает на него взгляд. — Наша территория лишь хочет защититься от этих уродов, оно обеспечивает народ как может, в отличии от Освенцима, где всё наоборот. Там люди упиваются ложной свободой, выводя на первый план всё более эгоистичные ценности, после чего всё заканчивается тем, что население начинает хаять демократическую систему. Они не хотят терпеть какие-то лишения ради большей свободы и процветания.

— Они хотят, чтобы к ним явился сильный лидер и одним щелчком пальцев сделал всё ахуенно, чтобы они при этом ничего не лишались. — кривит уголки губ Чонгук, замечая, что впереди стоят пару полицейских машин, Чимин хмыкает и кивает.

— Они хотят тирана. — говорит он, замечая, что впереди образуется пробка, из-за чего немного наклоняет голову вбок, чтобы рассмотреть, но из-за машин не видно, что там случилось. Чонгук останавливается, сильнее хмуря брови, и поворачивает голову к Чимину, осматривая его.

— Как самочувствие? — спрашивает он, ему бы быстрее доставить этого парня домой. Тот переводит на Чонгука взгляд, ведя плечом.

— Тошнота подавляется успешно, голова не кружится, пульс ровный, я не умру. — говорит Чимин, на что Чонгук бы закатил глаза, но лишь поджимает губы, внимательно смотря на него, а затем кивает, отворачиваясь. Чимин опускает взгляд вниз на панель, потупляя его, чувствуя внутри что-то странное, от чего он бы точно блеванул, но умело сдерживается. Он чувствует, как машина трогается с места и проезжает пару метров, пока он смотрит в одну точку, думая о своём, потому что липкие мысли не хотят отступать, а потому не замечает, как машина снова останавливается, он поднимает взгляд, смотря сначала на Чонгука, который серьёзен как никогда, а затем переводит немного вбок, замечая полицейского, который в упор смотрит на Чимина, прищуривая глаза.