iii.часть 3 (2/2)
В уборной никого, кроме него самого нет, пара уже началась и его в любом случае не пустят в аудиторию, потому что этот олень слишком наглый и противный, а поэтому Пак смывает в унитазе свою желчь, чувствуя, как внутри стало пусто, как будто он пустой мешок, и поднимается с дрожащих колен, подходя к раковине. Холодная вода стекает по рукам, пока он пару раз промывает рот, а затем поднимает безразличный взгляд на себя в отражении. Перед ним будто совсем другой человек, будто это не он, потому что он не чувствует себя, он не чувствует ничего. В зрачках отражается лишь опустошённость и свет, что блекло освещает небольшое помещение, там на самом дне хочется что-то ещё увидеть, нужно только приглядеться, но всё напрасно, ведь там больше ничего нет. Он изо дня в день просто существует, думая, как бы выжить в этом мире, но в голове как мантра крутится фраза, которую он постоянно повторяет, словно она может ему чем-то помочь, словно она его подбадривает. Он наклоняет немного голову вбок, пробегая взглядом по лицу и шее, а затем размыкает пухлые губы, на которых уже нет блеска, после чего еле слышно шепчет, только чтобы он сам услышал, даже чтобы его отражение этого не слышало и не знало:
— Выживу. В крайнем случае из ума.
Хлопок двери отдаётся эхом по пустому блеклому помещению, пока на пухлых губах блестит новый прозрачный блеск.
***</p>
Перед Чонгуком открыли дверь. Он зашёл в большое помещение с голыми бетонными стенами и плиточным полом, где в некоторых местах плитки откололись, это что-то похожее на старый никому не нужный склад, здесь лишь пустота и страх, что эхом разносится по всему помещению с тонкими трубами под потолком и вдоль пола, на потолке болтаются мигающие лампочки. В углу стоит ведро, которое обычно пустует, но иногда пригождается для чего-то: для оторванных конечностей, крови, ледяной воды или мочи — всякое бывало здесь. Однако, всяк сюда входящий, знает, что обратного пути нет. Чонгук идёт медленно, закатывая рукава чёрной рубашки, в центре стоит стул, к которому привязан предатель. Глаза его завязаны атласной лентой, но он слышит, как смерть медленно, шаг за шагом приближается к нему. Её кровавый запах забился в каждую клеточку тела, в каждую трещинку и неровность этой комнаты. Возле стула стоит ржавый стол, на котором бережно разложенный арсенал, но он ему не нужен, это не его.
Чонгук пробегает взглядом по своему творению, которое успел создать, пока этот мужчина был в отключке. Он не хотел применять силу, как и сейчас не хочет, но исход здесь один.
Он медленно подходит ближе, разнося звуки шагов эхом, от чего у второго в ушах молотком бьёт и всё тело дрожит. Чонгук становится перед мужчиной, проходя по нему медленным пустым взглядом, замечая, как тот дёргает ногами, но безуспешно, потому что ступни приклеены к полу, он болезненно мычит, а затем начинает кашлять каплями крови, его лицо почти полностью разбито, по щекам пошли трещины швы разошлись, там лишь засохшая бардовая кровь, что стала почти чёрной, из некоторых мест лишь продолжают стекать тоненькие струйки алого цвета, капая на пол. Во рту такая же кровь, что окрасила собой зубы и губы, кожа лица запачканная грязью, а волосы взъерошены. Мужчина крупно содрогается, когда слышит резкий звук, как крышка зажигалки закрывается, а затем Чонгук дёргает пальцем и золотая крышка открывается вновь, а после лёгкого движения руки — закрывается, режа ушные перепонки. Мужчина затаивает дыхание, прислушиваясь ко звукам.
— Как ты меня нашёл? — хрипит он еле слышно, пока Чонгук пристально на него смотрит, медленно моргая.
— Твой брат мне сказал. — отвечает тише он, чтобы мужчина к нему прислушался.
— Что? — слетает с чужих окровавленных губ, пока Чонгук садится на стул напротив, широко расставляя ноги и упираясь локтями на колени, делая движение рукой, после чего по пустому помещению режет звук, пока он опускает взгляд на пол.
— Он подложил жучок, который ты прикрепил к его часам, к твоим. Поэтому нам удалось тебя отследить. — мужчина издаёт усталый смешок и запрокидывает голову назад, жмурясь.
— Никчёмный придурок. — шипит он, качая головой, Чонгук переводит взгляд на свою зажигалку, вертя медленно её в руках. Мужчина поднимает голову и крутит её немного в стороны. — Отвяжи. — Чонгук поднимает на него глаза, проходя взглядом по телу напротив, а затем поднимается и подходит к мужчине, медленно снимая ленту, что падает на пол, пока тот жмурится, а затем хмурит брови и открывает глаза, врезаясь взглядом в спокойного Чонгука, который не перестаёт на него смотреть, и хоть тот не выглядит озлобленным, у мужчины по спине бежит холодок, потому что его взгляд опускается вниз, где он видит, что руки его завязаны на подлокотниках, а в сантиметрах двадцати от солнечного сплетения находится тупое длинное лезвие, которое закреплено так, что сможет двигаться вперёд, прям на него. В глазах мелькает страх и ужас, но он надеется, что это не то, о чём он подумал. — Это что за игрушка? — спрашивает он, возвращая свой взгляд на Чонгука, который снова делает пару шагов к нему, разнося по округу звук железной квадратной зажигалки, от чего мужчина жмурится.
— Научились у русской мафии. — спокойно говорит Чонгук, следя за эмоциями на чужом лице, которые не показывают чего-то приятного, скорее страх. — Называется Копьё Искупления. — тише добавляет он, останавливаясь в нескольких шагах от жертвы. Три секунды уши режет тишина, а затем тихий смех мужчины, который тянет уголки губ шире, начиная громче смеяться истерическим смехом, пока Чонгук, не меняясь в лице, смотрит на него. Мужчина резко становится серьёзным, а затем дёргается вперёд.
— Ты действительно думаешь, что я искуплю свои грехи? — шипит он, смотря парню прямо в глаза.
— Мне всё равно. — мужчина прожигает в нём дыру. — Пока ты корчишься от боли — я счастлив. — говорит он, пока мужчина поджимает губы, бегая взглядом от одной детали к другой, рассматривая нервно орудие пытки, а затем выдыхает и поднимает голову, испуганно смотря на Чонгука. Чонгук тянет ногу немного вперёд, а затем нажимает носком чёрного ботинка на серую педаль, от чего по помещению разносится звук трели, а копьё начинает медленно крутится вокруг своей оси и приближаться. Мужчина начинает чаще дышать, испуганно смотря на железо, быстро поднимая грудную клетку.
— Что это? — судорожно выдыхает он, бегая глазами по стулу, на котором сидит, пытаясь вырваться, пока Чонгук продолжает молча смотреть на него, после чего снова нажимает на ту же педаль и всё замирает. Мужчина в голос быстро выдыхает, сильно напрягаясь.
— Копьё Искупления будет входить на пять миллиметров каждые пять минут, от потери крови начнётся головокружение и будет мучительно больно. — Чонгук смотрит на наручные часы. — Завтра к обеду оно пробьёт твоё тело и ты моментально умрёшь. — мужчина начал дрожать, а затем покачал отрицательно головой.
— Мы же деловые люди! — шипит он, бегая взглядом по спокойному Чонгуку. — Не надо прибегать к таким варварским методам. — шепчет он, пытаясь вырваться, поэтому шатается, но всё безрезультатно.
— Варварским методам? — переспрашивает Чонгук, прорезая уши резким щелчком зажигалки, на что мужчина кивает. — Этот мир всегда был варварским.
— Ты же можешь меня пощадить. — говорит он, тяжело дыша. Чонгук пару секунд молча смотрит на него, проводя языком по ряду зубов. — Я отдам тебе все свои деньги, если этого недостаточно — отрежешь мне руку или ногу.
— Могу. — хрипло произносит Чон, на что мужчина поднимает брови, затаивая дыхание. — Но не хочу. — произносит он, а затем снова нажимает на педаль, от чего копьё начало жужжать, а мужчина — часто дышать, дёргаясь на стуле, чувствуя боль в стопах, от чего морщится и болезненно мычит, с ужасом смотря на лезвие перед собой. Его кровавые руки начали крупно дрожать, а он выгибается на спинку стула, пытаясь отдалиться, но Чонгук останавливает пытку. Мужчина в голос мычит, со злостью и шоком смотря на парня.
— Пять минут ещё не прошли! — пытается закричать он, но спазмы сдавливают горло, на это Чонгук лишь кивает.
— До этого было ручное управление. Я переключу на автоматическое. — он подходит к стулу, прокручивая красную кнопку, от чего мужчина громче задышал.
— Нет, прошу. — шипит он, заламывая брови. — Ты ведь не такой. — смотрит с надеждой в зрачках в глаза Чонгука, на дне которых отображается лишь чернота и холод. — Просто выстрели мне в голову ладно? Пристрели меня! — он с ужасом следит за тем, как Чонгук словно не слышит его, продолжая что-то настривать, садясь перед ним на корточки и нажимая на кнопки. — Стреляй! — кричит он, дёргаясь на стуле. — Умоляю. — тише говорит он, тяжело дыша. — Умоляю. — шёпот рассеивается в бетонном холодном здании, пока Чонгук поднимается и отходит на пару шагов, а затем совсем разворачивается и быстрым шагом уходит. Мужчина с шоком и ужасом смотрит в его спину, понимая, что тот не вернётся больше, и начинает громко дышать, мыча в голос. — Ей! — кричит он, рвя глотку, чувствуя, как на глазах собирается влага. — Просто пристрели меня! Убей! — по помещению разносится вопль, но Чонгук уже вышел и ступает по широкому коридору, смотря вперёд, но через пару шагов останавливается и смотрит в пол, судорожно выдыхая.
Прибор продолжает жужжать, пока копьё приближается. Мужчина шипит, сжимая края подлокотника в руках, с которых течёт кровь, с ужасом смотря на свою смерть, а когда лезвие вонзается в него, прокручиваясь, то гортанно стонет, выгибаясь в спине, пока по пустому бетонному помещению разносится душераздирающий вопль.
Холодная вода смывает всю грязь с его рук, хотя это всего лишь его воображение так думает, ведь он никогда от такого не очистится. Он смотрит на своё отражение, замечая, как увеличились его зрачки. Можно долго себе внушать, что он правильно сделал, потому что тот человек — предатель. Но это не поможет. Можно долго себе внушать, что насилие — это хуёво. Но это не поможет. Он чувствует, как руки дрожат, пока вытирает их белым полотенцем, а затем выходит из уборной.
В кабинет просеиваются лучи закатного солнца, сквозь которые видны мелкие пылинки, оно напоследок проходится своим светом по земле, перед тем, как скрыться за горизонтом и перед тем, как нас накроет мрак и темнота. Юнги сидит на своём месте за столом из тёмного дуба, держа в руках стеклянный стакан, в котором переливается такого же цвета жидкость, как и закатное солнце. Он делает пару глотков, следя зрачками за Чонгуком, который серьёзней, чем когда-либо. Жидкость приятно обжигает горло, от чего он тянет еле заметно уголки губ, а после ставит его на поверхность стола с негромким звуком. Чонгук садится напротив наго, двигаясь ближе к столу и упираясь на него локтями, опуская на ладони голову. Юнги вздыхает и с каким-то сочувствием наблюдает за ним, пока тот запускает в светлые волосы пятерню, сильно сжимая у корней. Таких моментов мало, но они есть, Юнги понимает, что Чонгуку бывает тяжело, ведь он никак не привыкнет к таким ситуациям, но никто лучше него не справляется, Юнги доверяет как себе только этому парню. В стакан наливается новая порция его виски, а затем опустошается. Юнги бы мог что-то сказать ему, но Чонгуку не нужны слова, ему нужно самостоятельно в голове расставить всё на свои места, чтобы успокоиться. Юнги может лишь быть рядом. В кабинете звучит тишина, которая не режет острым лезвием слух, она не мешает и не давит, Чонгук глубоко вздыхает и поднимает голову, медленно моргая, а затем смотрит на Юнги, кто замечает как чужие глаза искрятся болью, где-то на глубине чёрных зрачков, и совсем немного влаги. Мин поднимается с места, обходя стол и куда-то шагая, пока рядом с Чонгуком загорается экран смартфона и по столу проходится вибрация. Он переводит взгляд на юнгинов телефон, чувствуя, как замирают его зрачки, потому что там светится лишь одно единственное имя. Пак Чимин.
***</p>
Багровый удачно смешивается в воздухе с тёмно-фиолетовым, создавая новый оттенок, который каждую секунду меняется, переливаясь. Воздух стал тяжёлым, он неприятно оседает в лёгких, смешиваясь с различными духами, будто он в парфюмерии, с запахом пота, секса, никотинового дыма, есть что-то ещё, но его помутневший разум не совсем способный сейчас это разобрать. Ушные перепонки потупляются, там словно литры густой воды, через которую еле эхом доносится музыка, визги и крики людей, что с удовольствием подпевают, а ещё трутся бёдрами об друг друга. Перед глазами как всегда яркие разноцветные вспышки, они неожиданно ярко вспыхивают, а затем медленно погасают, рассеиваясь в его воображении, исчезая, словно тот же дым, смешиваясь с другими частицами в воздухе. Он приоткрывает тяжёлые веки и смотрит на деревянную барную стойку перед собой мутным взглядом, из-за чего ему приходится пару раз часто проморгать, чтобы сфокусировать зрение. Напротив него находится парень-бармен, который держит в руке маленькую белую салфетку, вытирая ею высокий бокал с толстым дном. Чимин медленно моргает, рассматривая его, хотя это ни к чему, он и так знает, как выглядит этот человек, ведь не в первые здесь находится. Бармен переводит на него взгляд, вздыхая, а затем тянет уголки губ вверх, что-то говоря, но Чимин не слышит, он сейчас занят своими фейерверками перед глазами.
Они взрываются, красиво переливаясь, а затем превращаются в маленькие осколки стекла, разлетаясь повсюду.
Рядом с ним садится какой-то парень, Чимин заторможено поворачивает к нему голову, пробегая быстрым взглядом: одна половина волос окрашена в чёрный, вторая в белый, пряди спадают ему на лоб, доставая до глаз, которые имеют светло-голубой окрас, наверное, линзы, в ушах тоннели, взгляд скользит ниже, пробегая по длинной шее и видным ключицам, которые не скрывает тонкая рубашка в чёрно-белую полоску, расстёгнута на четыре пуговицы. Чимин отворачивает голову и тянется рукой к своему бокалу с алкоголем, в котором жидкость так же переливается, он делает глоток и ставит бокал на место, упираясь взглядом в дерево перед собой.
— Не против познакомиться?
Вопрос сливается с остальным шумом, доходя до Пака с торможением, четыре секунды он смотрит в одну точку, не клипая, а потом поворачивает к парню голову, натянуто улыбаясь.
— Знаешь кто такой Кафка?
Парень опускает на пару миллиметров уголки губ, сначала не понимающе смотря на Чимина, который ждёт ответа, или нет, он где-то не здесь, ведь ему всё равно, что ответит этот парень. Чёрно-белый прищуривает глаза, а затем тянется рукой к своему рому, не отводя взгляда от глаз напротив, в них нельзя что-то прочитать, но там что-то такое страшное и пугающее, в то же время и притягивающее, так много контрастов, от этого нельзя так просто отвести глаз. Парень облизывает губы, дёргая уголками губ.
— Больше предпочитаю классику. — отвечает он, замечая, как пухлые губы на лице растягиваются шире.
— Собор Парижской Богоматери? — выгибает Пак бровь, смотря на парня мутным взглядом, его сейчас вырвет, потому что рвотные позывы плохо подавляются, ему не помешало встать и пойти в уборную, но этот тип мешает. Парень издаёт смешок и кивает.
— L'enfer ne se contemple pas sereinement. — протянул он на ломаном французском, чем вызвал смешок у Чимина, который пару раз покачал головой, а затем отвернулся, снова устремляя взгляд в дерево. Неожиданно, приятно, но в то же время всё равно, ведь он не стремится завести дружбу или какие-то отношения, ему бы сейчас дойти до уборной. Парень прикусывает розоватую губу, проходя медленным взглядом по телу Пака, а затем толкается языком в щеку. — Санбом. — представляется парень, пока Чимин смотрит перед собой, а затем поднимает взгляд на бармена, что отошёл к своим полкам.
— Минору. — зовёт его Пак, после чего бармен сразу поворачивается к нему, вопросительно смотря, а затем переводит взгляд на бокал в его руках, который тот немного шатает. Парень вздыхает и смотрит под барную стойку, находя стеклянную бутылку, после чего еле заметно усмехается и достаёт её. Чимин наблюдает за его действиями, пока тот открывает бутылку и двигает стакан к себе, наливая в него ярко красную жидкость. Пак изгибает бровь, недоверчиво смотря на новое вещество в стакане, а затем на парня, который пожимает плечами.
— Сам придумал. Попробуй, уверен, тебе понравится. — невзначай говорит парень, пряча бутылку под стойку. Чимин бултыхает жидкость в стакане, а затем подносит к лицо, пытаясь выяснить запах, но ничем не пахнет.
— Почему тогда этого не было в меню? — спрашивает Чимин, переводя взгляд на спокойного бармена, делая глоток напитка. На языке остаётся приятное послевкусие, довольно вкусно.
— Ещё не внёс, нужно же, чтобы кто-то опробовал. — отвечает тот, ведя плечом, пока Чимин слышит тихий смешок со стороны. Пак кивает, а затем делает ещё глоток, но замирает и изгибает бровь.
— Не понял. Я что, подопытный? Это вообще пил уже кто-то? — спрашивает Пак, хмуря брови, на что парень напротив закатывает глаза и кивает.
— Как видишь, я ещё живой. — Пак пару секунд обдумывает, выстраивая цепочки в голове.
— Ещё бы ты умирал. — шепчет он, допивая напиток. Он пробегает взглядом по бокалам на полке сзади бармена, по разным бутылкам, понимая, что у него сильно кружится голова, будто если он встанет, то мгновенно упадёт. Перед глазами вновь становится мутно, зато на языке остался приятный вкус. Он хочет попросить ещё этого неизведанного вкусного напитка, но чувствует хватку на предплечье, от чего хмурится и заторможено переводит взгляд сначала на руку на своей руке, а затем на её обладателя, который сейчас явно не в духе, что говорит об его нахмуренных бровях и поджатых губах, а взгляд…бешенный.
— Мы уходим. — твёрдо говорит парень, не желая слушать возмущений и тянет Пака на себя, от чего тому приходится оставить бокал и нахмурить брови, потому что тошнота усилилась. Он чувствует, как его тянут на себя, но перед глазами всё плывёт и кружится, ушные перепонки забиты словно ватой, от чего он слышит лишь тихий шум. — Кто тебя просил так напиваться. Ты в своём уме, Чимин? — знакомый голос прорезается сквозь слои воды, но Чимин всё равно не осознаёт, что от него хотят. Холодный воздух режет по щекам, от чего тот хмурится и приоткрывает пухлые губы. Он чувствует, как его тянут за талию, крепко держа, они оказались на улице, он помутневшим взглядом проходится по машинам, припаркованным здесь, а после начинает тихо смеяться, словно с чего-то своего, на это Юнги лишь изгибает бровь, а затем закатывает глаза, продолжая бурчать себе под нос недовольства, хотя как же хочется этому парню врезать, а не тащить на себе посреди ночи. Перед глазами всё так же играются и переливаются цвета, искажаясь и сужаясь, а Пак словно вместе с ними, от этого забавно. Юнги чуть не падает вместе с Чимином, когда того заносит в другую сторону. — Блять. — ругается он и поджимает губы, а затем переводит взгляд вперёд, видя возле машины её хозяина и шагает туда. — Чонгук, открой двери. — говорит он, после чего Чонгук, пробежавшись незаинтересованным взглядом по телу рядом с Юнги, лишь поджимает губы и отталкивается от машины, делая пару шагов и открывая заднюю дверцу. Юнги благодарно кивает и засовывает Пака внутрь, усаживая его на сиденье, пока тот хмурится, пытаясь понять где он, а затем отходит и закрывает дверцу тяжело вздыхая. — Идиот. — шипит он, закатывая глаза. Чонгук, кинув взгляд на затонированное окно, где сидит Чимин, лишь согласно кивает. Мин переводит на него взгляд, пару секунд всматриваясь в черноту напротив. — Дверь не должна быть закрыта, он её никогда не закрывает. — хрипло произносит он, на это Чонгук лишь снова кивает и отворачивается. Юнги, напоследок посмотрев в чёрное стекло окна, вздыхает и отходит в сторону, направляясь в другую сторону, быстро шагая к остановке. Чонгук обходит машину и садится в салон, хлопнув дверцей, от чего сзади послышалось болезненное мычание. Он посмотрел в маленькое зеркало, видя, как Чимин откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза и нахмурив брови. Он набирает в лёгкие побольше воздуха и заводит машину. Пак тяжело дышит, словно ему сдавливают лёгкие, а ещё пытается подавить рвотные позывы, перед глазами всё кружится, хотя его веки закрыты. Он роется в липких мыслях, желая понять, где он находится, но всё безуспешно, потому что темнота его накрывает за пару секунд.