Часть 18 (2/2)
Теплое убранство в один миг исчезло. Кто-то под силой заставил разум покинуть родную обитатель и посмотреть на пентхаус со стороны. Одна секунда и здание, где проживали родители и сестра, разрушилось на песчинки, оставляя в воздухе клубы бетонной пыли. Зажав рот рукой от настигающего неверия, Корнелия оцепенела. Из горла вырвался истошный крик. В очах появились слёзы боли, не переносящие гибель семьи. Все как в реальности. В какую-то потерявшую секунду оказавшись около руин здания, трясущийся разум терял контроль над телом. Все мысли были сосредоточены на поиски родителей. Устрашающая мясорубка из блоков сдавили тела жильцов. Люди столпились вокруг, поднимая сплетни и доводы случившегося. Где-то в отдаленности послышался вой сирен служб спасения и вместе с ним в голове отдалась удушающая насмешка. Витая между прохожанами, ментальная сущность собиралась кинуться спасти жертв, но невидимый барьер не пустил. Тогда из лёгких выскочил вновь истеричный крик отчаяния, проклиная неведомую сущность. Сила скопившаяся под гнетом боли ударила током нежеланного приспешника. Скованность исчезла вместе с жутким смехом, позволяя окунуться блондинки в водоворот отчаяния у места гибели родителей из разрушенных руин. Гадкое существо Истины улыбалось во все зубы, наслаждаясь со стороны, как дух девушки в руках его прислужников от поглащающей боли покидает невесомое тело. Иллюзии смерти родителей уязвляли стражницу. Сейчас она являлась покорной узницей своих эмоций.
— Какое долгожданное воссоединение с телом жаждет моё тщеславие. — всплеснув руки в белесом окружении, довольствовался виденным силуэт. — Не думал, что ведьма окажется слабее глупого сынишки раба номер двадцать три.
— Недооценивай моего сына, Истина. — грозный отеческий голос Хоэнхайма мгновенно вывел силуэт из мечтаний. — Ты ведь не забыл, кто ты есть? — высокомерная улыбка исчезла вместе с озвученными словами, а вместо эмоций гордыни появилась некоторая боязнь и отвращение к рабу.
— Не стоит забывать тебе, раб, благодаря кому сотни тысяч невинных душ стали сырьем для философского камня, что создали вы: ты и твоя поганая кровь. — реплика Истины подавила боевой дух отца Элриков.
Скованный теми же темными руками, Хоэнхайм опустил свой нос в далёкое прошлое. Он полностью отдавал отчёт в том, что не был виновен в создании гомункула. О чем он мог подумать в тот день, когда впервые познакомился с дублером, созданный из собственной крови. Ведь он не порождал его. Лишь был подопытным кроликом одного ученого, который в ту же пору создал искусственное Божество и его изгнали, заточив в четырех стенах вечного белого храма, как и саму Истину. А гомункула решили оставить как презент для раба.
Тогда будучи очень необразованным человеком не имеющий право, раб номер двадцать три соблазнился сладким словам гомункула. Впервые парня назвали не рабом, а нарекли настоящим именем — Ван Хоэнхайм. Малыш из пробирки наставлял на путь, чтобы бесправный приспешник пал во внимание самого императора Ксеркса. И это случилось. Жизнь раба рядом с царем была куда лучше, чем побираться безымянным нищим.
Под тактичные наставления гомункула не только сам раб, но и все стали словно куклами. Тогда из уст малыша из колбы вылетели ещё сладчайшие слова о вечной жизни, взбудоражив потребность императора отыскать ключ к долголетию. С того дня все послушно начали копать круг на целую страну по поручению малыша. Кровавое месиво учинялось в точках соприкосновения для преобразования камня. В один из дней, по завершению алхимического ритуала, в императорском дворце началось жуткое проникновение сущности извне. Он забирал сотни тысяч жизней целой страны и вмещал их в тело самого раба. Благодаря прислужнику императора Ксеркса, гомункул обрёл форму человека — точную копию Хоэнхайма и смог осуществить своё желание, выйдя из колбы.
Страшный роковой день пробудил в чувствах раба дикую вину перед усопшими. Но сейчас находясь один на один с творителем этой участи, Хоэнхайм не мог думать о подобном. Он уже давно на протяжении четыреста лет своей жизни попросил прощения у душ, что жили в его теле. Они его простили и помогли. Больше ему ничего не нужно. Лишь бы спасти эту невинную девушку из оков терзания отчаяния. Ведь Хоэнхайм не поддался провокациям Истины. Слишком много опыта извлёк он из прошлой жизни.
— Я уже давным давно раскаялся и успел попросить прощения у каждой души Ксеркса и поговорить. — выдохнул Хоэнхайм, а взгляд наполнялся огненной злобой, а тело силой. — Ты и твой создатель сами нарушили главный запрет, за что были изгнаны в заточение. Но тебе не сойдёт с рук причинять боль хранительнице Земли. — электрические разряды пронеслись по оковам рук чертей. От силы раба они до ужаса напугались. Подойдя к висящей в невесомости блондинке, Хоэнхайм почувствовал немыслимую отдачу, заставляя уста Истины расплыться вновь на этот раз в злодейской улыбке.
— Поздно протягивать руку помощи Хоэнхайм, как и тогда. — саркастически ухмыльнулся силуэт, наблюдая за узкими зрачками раба. — Эта девица теряет контроль над сущностью, поглотившись в страхе за жизнь тех, кто ей близок. Что касается тебя, мой дорогой, ты всегда останешься в темнице. Там где положено прозябать за совершение злодеяний. Как бы тебя не наречил плод нашего создателя, твое имя — раб номер двадцать три.
Поставив жирную точку в их диалоге, тени рук вновь скрутили тело Хоэнхайма. Корнелию за мгновение ока все больше одолевали галлюцинации и сейчас в колбе навевающих иллюзий Истиной она больше походила на ведьму, которая поймала дьявола, что беспощадно причиняет несусветную боль, заставляя её тело биться в конвульсиях. Хоэнхайм ужаснулся, наблюдая, как из её рта пошла пена, как при бешенстве. Тело билось в судорогах. Ещё немного и её душа покинет физическую материю, а Истина завладеет её мощью и сотворит на Земле вместе с одним из наглецов сущий ад. Но видимо каким-то чудом свет встал на его сторону, когда Ван обнаружил, что был освобождён своим сыном. Он не заметил в какую секунду появился Эд.
— Ты, бородатый пердун, зачем позволяешь нечисти взять над тобой власть? Совсем ума лишился? — покрутив палец у виска, строго начал отчитывать Стальной своего отца.
— Сам бы лучше на себя посмотрел. — не отступил Хоэнхайм с перебранкой с сыном.
— Я — это совсем другое. — оправдал быстро себя Эд.
— Нам нужно быстро спасти хранительницу Земли, иначе она умрет от переизбытка адреналина. — перебил Ван. Эдвард в сию же секунду превратил свой сталь в остриё. — Меня отбивает током, поэтому я не могу её извлечь из сосуда самого дьявола.
— Этим займусь я, а ты отвлеки этого невидимого урода. — Эд разогнался, всем своим нутром успев навеять страх перед чертями. До Корнелии осталось всего лишь несколько дюймов, как перед алхимиком резко всплыл невидимый облик.
— Не выйдет. Она уже полностью принадлежит мне. — выплюнул в лицо Эдварда Истина.
— Убери от неё свои грязные руки. — остриё пронзило лоб Истины насквозь, и в эту же секунду силуэт неожиданно был сбит Хоэнхаймом.
Пока Ван удерживал подонка во плоти, не теряя секунды Эдвард без труда перерезал руки чертей. Из обрубков полились фонтаном черные сгустки крови. Почти бездыханное тело Корнелии упало прямо в руки алхимика. Она дрожала и потряхивалась в лёгких конвульсиях, но плавно начала успокаиваться.
Истина, не ожидавший, что получит такой отпор Стального, оробел. В придачу Хоэнхайм своей алхимией мгновенно успел передавить шею и руки, дабы не было сил вновь воспользоваться своим манипулированием.
— Теперь ты не сможешь постичь дарования Земли. — сказал Хоэнхайм, потратив на исчадие большую энергию своих знаний и способностей, а затем подошёл к сыну, в руках которого мирно лежало еле дышащее тело.
— И что мне с ней делать? — спросил невдомёк Эд, глядя на бледное и мокрое лицо стражницы. Руки Хоэнхайма возвысились над её ликом. Ван что-то прошептал на древнексеркском языке, что было непонятно Стальному. Но странное заклинание подействовало на блондинку и ее бледная кожа приобретала человеческий вид.
— Я возобновил циркуляцию крови по нужному руслу. Ещё бы чуть-чуть, то мы бы не успели спасти её. — проговорил Хоэнхайм и от потери своих сил рухнул на пол. Черти боязливо поглядывали на отца и сына, не осмеливаясь рисковать повторить очередной опыт.
— Отец, Истина говорил о том, что она моя ведьма. А на своих вратах я увидел множество тугих лиан. Что это значит? — Эдвард опустился напротив отца, положив на колени Корнелию, которая уже тихо и спокойно посапывала. Истина на этот раз молчал. Его высокомерие на этом фрагменте закончилось.
— Когда-то давным давно, четыреста лет назад, когда я был совсем юным рабом в Ксерксе и впервые изучал основы алхимии, меня просвещали всевозможными знаниями. В мои руки попалась книга о том, что задолго до основания Ксеркса и всех остальных стран Земли, планета была разделена на разум и тело. То есть на точную алхимию и природную материю. Солнце и луну. Ходят легенды, что великий алхимик не смог перенести смерть своей возлюбленной и вернул её душу в тело, за что был строго наказан. Их вместе убили, пронзив копьём смерти сразу два сердца. — Эдвард в недоумении сощурился.
— Х-м-м. И каким боком это касается нас? — недоумевал Стальной, неверящий в подобную чушь и все, что связано с ней. — А как же равноценный обмен и табу?
— Раньше мы изучали теорию о круговороте душ в природе. Закон потока во Вселенной, который никогда не нарушается. Вода испаряется, образуя в небе облака и тучи. Через какой-то определенный промежуток времени эта вода вновь возвращается на Землю. Облака перемешиваются с кислородом и образуют влажный воздух для жизни. Итак, идёт по бесконечному строжайшему кругу — оно называется кругом преобразования в природе. Природа придерживается естественной науке. Алхимия — это наука Земли, которая вмещает все аспекты природного бытия, её химических элементов и стихий, и всегда придерживается закону равноценного обмена. Блуждая в потоке круговорота душ, вы возможно забыли свою прошлую жизнь. Постарайтесь вспомнить её и тогда вы сможете найти ответы на свои вопросы. — просветил вкратце Хоэнхайм, не до конца рассказывая подробности.
— Я в это не верю. Моя жизнь находится здесь и сейчас. Ты мой отец, а моя мать Триша. — Эд не принял этот факт, который обескуражил его все мысли. Он учёный и приемлет только точные сведения.
— Никто не отрицает, Эдвард. Биологически мы являемся твоими родителями, а ты нашим сыном. Но все мы мотыляемся по кругу. Ты же не думаешь, что мы вечно будем жить в ином мире? — спросил мудро Хоэнхайм, наблюдая за кислой физиономией Эдварда, который с трудом впитывал информацию. — Когда настанет нужный час мы покинем загробный мир и снова реинкарнируемся. Кто знает, может через несколько лет ты будешь нашим отцом, а мы твоими детьми. Ты желаешь узреть истину, но не понимаешь, что она ходит прямо перед твоим носом. — в пространстве застыла напряжённая пауза. Алхимик с трудом пытался переварить историю просвещения от отца, но дернулся, вспомнив об Альфонсе. Нужно срочно показаться брату, ибо Эд представить боялся чем он сейчас убивается.
— Я понял. Буду искать ответы на вопросы дальше. — ответил Эдвард, встав с пола вместе с Корнелией. — Ну а теперь, когда это чудовище уязвимо, как нам выбраться отсюда? Ведь эта тварь всегда манипулировала нами, открывала врата и погубила души невинных людей. Ещё и смеет толковать про равноценный обмен. — громко и грубо проговорил Эд, забыв про все, но резко умолк, когда в руках зашевелилась стражница Земли.
— Думаю у меня хватит сил открыть выход и выпустить вас отсюда. — довольно произнес Хоэнхайм, ближе подходя к вратам.
— Ты уверен, что они больше не навредят тебе? — намекая на Истину и чертей, спросил алхимик, переживая за отца.
— Ты не исправим. Ты всегда недооценивал меня. — произнес ни в чем необиженный отец, с лёгкой улыбкой открывая врата Истины.
— На этот раз ты ошибаешься. Всё своё осознанное детство я восхищался твоими исследованиями и закалённым характером, но признаю, что был очень зол на тебя, когда ты бросил нас. Однако, узнав о том, что лишь ради страны ты пожертвовал собственным семйным счастьем, я хочу попросить у тебя прощение за все свои слова, что осмелился обрушить на тебя. — взгяд Эдварда потеплел, а мягкая улыбка озарила его немного уставшее лицо.
Ван Хоэнхайм проклял себя в тысячу раз за то, что посмел однажды оставить сыновей и жену одних. За такой искренний взгляд собственного сына он возможно бы все отдал, но теперь для него это будет самым прощальным и лучшим подарком, не подлежащий ни какому равноценному обмену.
— Прощай, папа, и до скорой встречи. — напоследок прозвучали слова сына, который плавно исчезал в бескрайнем свете, оставляя на глазах отца слёзы счастья.