And I needed you more (2/2)
— Постой, если кто-то увидит… — прошептал он.
Геллерт куснул сосок, заставив Альбуса забыть человеческую речь.
Не увидит. В эту глушь никто не забирается. И о беседке, установленной в сердце непроходимого леса, не знает ни одна живая душа. А если даже и пройдет случайный путник и заметит двух предающихся любви юношей, а если и скажет он им что-нибудь, Грин-де-Вальд вмиг решит эту проблему.
Сейчас никто не оторвет его от Альбуса, никто не заставит его остановиться.
Сердце Геллерта стучало как сумасшедшее, когда он вылез из-под рубашки Альбуса и отыскал его губы. Дуновение теплого ветра, шелест листвы, солнце, роняющее лучи на душистые цветы, и поцелуи…
Летняя магия любви одурманивала Грин-де-Вальда, заставляя кровь быстрее бежать по венам, и настал момент, когда Геллерт растворился в этом, забылся окончательно, настолько, чтобы дойти до предела и переступить его навсегда…
— А-ах…
Сперва Геллерт даже не осознал, почему Альбус застонал громче. А потом обнаружил свои пальцы на его штанах, сжимающие твердый бугорок, скрытый плотной тканью.
— Позволь мне, — попросил Грин-де-Вальд одними глазами.
— Я твой, — безмолвно отвечал Альбус.
В его взгляде он прочитал разрешение, но, запустив руку под ремень, ощутил, как дрожит Дамблдор.
— Не бойся… — шепнул он, соприкоснувшись своим лбом с его.
Альбус закусил губу и, взяв Геллерта за запястье, толкнул его руку глубже. А потом застонал в сомкнутые на нижней губе зубы, и Грин-де-Вальд едва не кончил от этой картины. Его пальцы нашли истекающий смазкой член Альбуса и сами поняли, что и как нужно делать. Геллерт ни с кем не пробовал этого прежде, но сейчас им овладело чувство уверенности.
Это его пальцы сотворили такое с Альбусом. Это из-за него он пошло скулил и толкался в его ладонь, из-за него лихорадочно цеплялся за ворот геллертовой рубашки, не позволяя ему отодвинуться. Их лбы соприкасались, дыхания смешивались. Губы разделяла пара миллиметров, и расстояние это никогда не увеличивалось, но неизменно сокращалось.
Геллерт сжимал, размеренно работая рукой, и с каждым движением стоны Альбуса казались все более несдержанными. Кто-то рассказывал Грин-де-Вальду, что партнерши порой фальшиво стонут во время секса, и распознать это очень легко. Альбус был естественен. Такие звуки невозможно сыграть или издать намеренно в моменты, когда ты не сходишь с ума от страсти.
Геллерт чувствовал, какой он там твердый и в то же время нежный, такой невинный, ни кем, кроме Грин-де-Вальда, не тронутый, его, его, черт…
и прикосновения, и близость тел, и каждый звук — все это было настолько интимным, настолько только для Геллерта…
Гелу хотелось посмотреть, как поменяется выражение лица Альбуса перед оргазмом. Он увидел, как Дамблдор нахмурился, приоткрыл рот и задышал часто-часто, быстрее толкаясь в ладонь Грин-де-Вальда. Последовав за его желаниями, Геллерт ускорился, а в следующий миг лицо Альбуса сморщилось, он пронзительно закричал. Громко, безудержно и совершенно не заботясь о том, что услышит кто-то, кроме Геллерта.
Альбус рухнул Грин-де-Вальду в объятия, и тот собственнически обхватил Дамблдора свободной рукой. Вторую он все еще по-хозяйски держал в штанах Альбуса.
Теперь это его территория. Только он знает Альбуса там.
Ал дрожал всем телом, уткнувшись в плечо Геллерта, а сердце Грин-де-Вальда бешено колотилось от счастья. Он нежно поцеловал Альбуса в орехово-рыжие волосы и торжествующе улыбнулся.
Он стал первым мужчиной в жизни Альбуса Дамблдора.
И единственным им останется.
Летний день померк, будто и не существовал вовсе. Темнота закружила Грин-де-Вальда, а в следующий миг он стоял перед Книгой, глядя на бурлящие голубые водовороты и дрожа от ледяного ветра, врывающегося в кабинет из распахнутого окна.
Ни солнечного тепла, ни щебета птиц, ни Альбуса рядом.
Не шевелясь, Геллерт невидящим взглядом смотрел на слова 20-е августа 1899 года, а потом рухнул на колени.
Боль.
Адская боль кромсала сердце раскаленными кинжалами, и не останавливалась, даже изрезав его на кусочки. Когда-то давно это сердце разбилось вдребезги и так и не собралось в единое целое, но перестало чувствовать. Ощущать. Мертвое сердце, бездумно качающее кровь, но не приносящее ни горя, ни радости.
Книга Мира воскресила его. И возродила ту нечеловеческую боль, которая уничтожила его однажды.
Геллерт лежал на холодном полу и сгорал в огне. Он не мог дышать. Отчаянно хватал воздух, но не мог им насытиться. Сражался за свою сущность до конца и беспощадно проигрывал. Не заплакать, только не заплакать…
Он три года не знал слез. Они слабость, с которой однажды он решил навсегда покончить. Почему же сейчас не получается их остановить, почему он позволяет себе жалко всхлипывать, как ребенок?
Черт, как прогнать это из головы, как забыть то, что забыть невозможно… не думать, не анализировать, дьявол, пожалуйста, не дай мне осознать…
Ничего не требовалось облекать в конкретные мысли — сердце уже все знало, поэтому и разрывалось на части. Бесполезно. Борьба бесполезна, он не сможет убежать от самого себя.
И Грин-де-Вальд сдался. Он зарыдал. Громко, не заботясь, услышат его или нет.
Вот каково прикасаться к Альбусу. Вот как он стонет от возбуждения, вот как выглядит, когда впервые кончает от любимой руки. Вот как это могло бы быть.
Геллерт мог стать его первым. Он мог лишить его девственности, мог наслаждаться румянцем стеснения на его щеках, мог слышать первый вздох Альбуса, когда чужие пальцы коснулись его члена. Сцена, которую ему показала Книга, могла бы являться воспоминанием Грин-де-Вальда, если бы… если бы…
Как много глупых, бесполезных «бы»…
Геллерт закрыл лицо ладонями и содрогнулся в новом приступе рыданий.
Он проиграл, играя в эту игру. Играя в что могло бы быть.
Потому что на самом деле его никогда не было рядом с Альбусом двадцатого августа девяносто девятого.
Потому что Грин-де-Вальд никогда не спал с Альбусом.
Он проиграл, потому что все это досталось Виктору — и первый раз, и стоны, и оргазм. Виктор, правая рука Альбуса Дамблдора и по совместительству его трахальщик на протяжении последних трех лет, открыл Альбусу интимный мир, который должен был принадлежать Грин-де-Вальду.
Геллерт обхватил себя ладонями. Бесполезно. От мыслей не спрятаться и не убежать. Он давно научился не думать о Викторе, но жестокая Книга сделала самую худшую вещь из возможных — дала Грин-де-Вальду пережить прошлое, которое он упустил.
Почувствовать себя тем самым Геллертом, которым он так хотел быть.
Геллертом, который остался с Альбусом.