Глава 20. Встреча (2/2)

– Конечно, мы работаем с омегами. У нас нет никакой дискриминации.

Таких женщин Джонни не видел никогда – в ней ощущался вес, почти такой же, как у Няни, но она была совсем другой. От нее не исходило никакой опасности или угрозы, Клэр говорила тихо и мягко, ее голос звучал очень приятно. Еще она неправильно произносила букву «л», из-за чего ее речь была еще интереснее. Светлые волосы были хорошо завиты и уложены, а платье было строгим и узким, но при этом имело красивый голубой цвет. При этом она не носила украшений, чем отличалась от женщин, которых Джонни видел в баре. На ее руке блестели маленькие женские часы, которые она изредка поправляла, касаясь запястья.

– С чего вообще такой вопрос? Кто-то распускает слухи, что мы не принимаем омег? – немного склонив голову набок и глядя на него еще пристальнее, спросила Клэр.

Джонни смутился и сжал руки на коленях. Он так и не прикоснулся к своему чаю, потому что вообще боялся шевелиться – оказавшись в таком месте впервые, он не знал, как себя вести.

– Нет, мы ничего о вас не слышали, – ответил за него Гай. – Я омега из Аммоса, приехал сюда больше сорока лет назад. Я жил в этом лагере, пока не нашел другое место. Это, можно сказать, мое первое пристанище. А этот юноша – еще один омега из Аммоса.

Клэр положила руку на стол и провела большим пальцем по ободку своей чашки.

– Омега из Аммоса, – задумчиво повторила она. – Простите меня, я просто не ожидала услышать такое. Не думала, что услышу.

– Его фото можно найти в газете, – сказал Гай. – Я напишу вам название и номер, чтобы вы могли убедиться сами. Так я его и нашел.

– Где же ты живешь? – поднимая голову и вновь обращая взгляд к Джонни, спросила Клэр.

– У человека, который помог мне сбежать, – ответил Джонни.

– Он не принуждает тебя делать что-то постыдное взамен на возможность жить у него? – не отводя взгляда, продолжила Клэр.

Щеки Джонни тут же вспыхнули алым, он даже почувствовал, как жар побежал по ушам и растекся по шее.

– Нет. То есть… я люблю его.

– Точно? – приподняв брови, с легким нажимом спросила она. – Ты можешь остаться здесь сегодня же, если это не так. Мы не отдадим тебя ему, если он тебе угрожает, а если он явится за тобой сюда, будет иметь дело с охраной. Из десяти наших сотрудников трое занимаются вопросами безопасности.

– Нет, – испугавшись, возразил Джонни. – Нет, что вы, он ничего мне не делает!

– Не бойся, мы не сделаем ничего такого, чего бы ты не захотел, – улыбаясь, сказала Клэр. – Просто я уже видела подобное. Твой случай может быть и другим, но некоторым не очень везет. Они выходят замуж или женятся, а потом оказываются в ловушке. Убеждают себя, что любят и любимы, но ходят в синяках и просят деньги на любую мелочь, потому что не могут сами себя обеспечить. Я повидала таких, пока работала в приюте.

– Со мной хорошо обращаются, мне повезло встретить этого человека, – теперь уже боясь называть имя Робби, сказал Джонни. – Но есть и другие омеги. Они живут в Аммосе. Ничего не знают о мире. Совсем ничего. Не умеют читать и писать, сверять время по часам и пользоваться календарем. Их держат взаперти, потому что все вокруг должны думать, что их нет. Их… их отдают мужчинам за деньги, – он опустил голову и вздохнул, чувствуя подступающие слезы. Плакать было нельзя, следовало договорить до конца, а не давить на жалость. – Я не знаю, сколько их. Знаю некоторых по именам, потому что мы вместе росли, но может, есть и другие. Куда им обратиться, если удастся сбежать так же, как и мне? Не у каждого будет такой человек, который даст дом, отправит в школу и оплатит кулинарные курсы. Но всем нужна поддержка и защита.

Клэр выслушала его с терпением, не перебивая и не пытаясь поторопить. Она почти ничем не выдавала своих чувств, но в конце все же приложила руку в глазам – всего на секунду, но Джонни успел заметить, что ее пальцы дрожали.

– Если ты не умеешь читать и писать, я помогу найти учителя, который с тобой позанимается бесплатно, – сказала она, когда Джонни закончил. – Он тебя всему научит, не бойся. И научит других, если они вырвутся из Аммоса. Я ничем не смогу помочь тем, кто находится в другой стране. Никто не сможет этого сделать, потому что… вывезти людей из другой страны – я даже не могу себе этого представить. Но если они окажутся здесь, в Петрии, то я смогу им помочь. Здесь можно жить, пусть и не в самых лучших условиях. Здесь можно учиться – не только писать и читать, а вообще. Жить. Многим женщинам, омегам и детям это тоже нужно. Даже в Петрии встречаются люди, которые видели мало хорошего в этой жизни, и мы помогаем им.

– Спасибо, – сказал Джонни, поднимая глаза и зная точно, что она видела его слезы, даже если они не пролились. – Я умею читать, а писать по-настоящему научусь, когда пойду в школу в сентябре. Но если я когда-то… не знаю, когда это будет, но если мне удастся привезти кого-то из Аммоса, мы ведь сможем прийти сюда?

– Конечно, – кивнула Клэр. – У нас еще мало возможностей, но мы будем укрепляться. Теперь мы здесь надолго, так что ничего не бойся. Ты всегда можешь прийти и один, если этот человек начнет тебя обижать. Ты можешь позвонить мне, я напишу номер телефона. Есть ситуации в жизни, когда прийти и встретиться лично тяжело, но поговорить по телефону можно.

В мире было много хороших людей – Джонни убеждался в этом каждый раз. Няня всегда говорила, что мир наполнен злыми людьми, которым нельзя доверять – они только и ждут, чтобы посмеяться, предать или сделать что-то плохое. Когда-то казалось, что ее слова были правдой. Джонни все еще не стремился верить людям, и даже сейчас, когда в кармане его брюк лежал листок с номером телефона Клэр, он еще не был готов открыться ей полностью. Однако он все же думал, что далеко не все люди были такими страшными, как им внушали в детстве.

Они с Гаем сошли на станции в городе и уже на трамвае добрались до парка. Опускался вечер, и Джонни думал, что должен был поспешить домой. Остановившись рядом с магазином, вывеска которого уже освещалась целым рядом круглых лампочек, Гай вдруг взял Джонни за руку и притянул к себе. Он обнял его и прижал так же крепко, как и Митчелл когда-то – ощущения от его объятий были знакомыми, и Джонни задохнулся от этого чувства, только сейчас понимая, что к нему уже много лет никто так не прикасался. То, что происходило между ним и Робби, было прекрасным, но совсем другим.

– Я все еще не знаю, что ты пережил, – прошептал Гай, стискивая его крепче. – Но теперь, кажется, начинаю хотя бы представлять. Ты не сделал ничего плохого, мальчик. Ты будешь жить – учиться, общаться, знакомиться, путешествовать. Ты будешь жить, Джонни, и все, кому ты поможешь, тоже начнут жить совсем иначе. Я сделаю все, что смогу, пусть этого и не очень много.

Филипп был далеко – в другой стране, в другом городе. Джонни старался не думать о нем, и в последнее время это получалось все лучше, но сейчас его образ вдруг возник перед глазами, а затем постепенно померк и растворился. Он прижался к Гаю и закрыл глаза, которые обжигали слезы, все-таки нашедшие выход.

– Спасибо, что показали мне то место, – сказал Джонни. – Иметь надежду очень хорошо.

Из магазина вышел продавец – он даже успел сказать, чтобы они не загораживали витрину, но, увидев их вблизи, просто замолчал и вернулся внутрь.

*

После обеда Робби вернулся в город с тяжелой головой и в дурном расположении духа – он устал с дороги, постоянно думал о детях на ферме, а перед глазами стоял испуганный Феб, отбежавший к дальней стене, стоило ему увидеть альфу. Приближавшийся гон не позволял ему расслабиться – Робби был на взводе, и не мог ничего с этим поделать. Ему очень хотелось прямо сейчас заявиться к Джонни, обнять его, уложить в кровать и сделать что-нибудь поинтереснее, чем просто поцелуи. Мысли о нем чередовались с размышлениями о суровой реальности, в которой ему предстояло позаботиться о множестве вещей.

Сколько всего он еще не сделал с Джонни? В прошлый раз он так торопился забрать его, что пропустил массу деталей, которые мог бы восполнить сейчас. Хорошо было бы притвориться, что ничего нет – они оба ничего не знают, и думают только друг о друге. Кто бы дал ему таблетку от памяти хотя бы на пару часов?

Настроение испортилось окончательно, когда позвонил Марк и сказал, что на ужин с новым клиентом приглашен еще и Филипп, которого нужно забрать из офиса и привезти в ресторан. Робби ненавидел оставаться с Филиппом в машине – пространства между ними не оставалось, салон давил на голову и плечи, и казалось, что они вообще были прижаты друг к другу. В таком положении было невозможно игнорировать ненависть, которую они оба испытывали – она струилась между ними и затрудняла дыхание. Однако Марку было все равно – его интересовал бизнес.

Выяснилось, что машина Филиппа была в ремонте. Он мог бы взять и такси, но Робби знал, почему он попросил забрать и подвезти его – чтобы позлить неприятного для себя человека. Филипп умел выводить людей из себя. В этом Робби ему почти не уступал, но сейчас он слишком устал для этого.

Заехав в квартиру, Робби принял душ и переоделся, сменил все платки и даже наручные часы – не хотелось нести на себе что-то побывавшее на ферме. Для полноценной беседы за столом следовало отстраниться от личных впечатлений и направить свой разум только на работу. Ему понравился Рассел, с которым они ужинали в прошлый раз. Этот человек был первым, кто взял с собой супругу, что уже внушало доверие. Рассел предлагал вполне человечные способы развлечений – он отлично знал этот неформальный кодекс, при котором нового поставщика следовало чем-то радовать и привлекать. Явившись с женой, Рассел не приглашал их в бордели или какие-то закрытые клубы – он говорил об ипподроме, игре в гольф, упоминал сквош, который сейчас становился в Аммосе особенно популярным.

Уставший от пьяных лиц и разнузданности тайных клубов Робби был рад сходить даже на скачки, но Марк выбрал сквош, поскольку играл в колледже. К тому же, этот вид спорта казался ему аристократичным, поэтому он не упускал возможности продемонстрировать свои умения. Робби в сквоше был не очень силен, но еще слабее он был в гольфе – совсем ничего не умел и постоянно чувствовал себя идиотом с клюшкой в руках. Поэтому его бы устроил ипподром, но о нем речь больше не заходила.

И здесь он также находил повод для раздражения. Он ненавидел весь мир, и даже люстры на потолках, потому что они были громоздкими и не пропускали свет – чем ближе был гон, тем сильнее он раздражался. Хорошо, что оставалось перетерпеть всего пару или тройку дней – потом все должно было пойти на спад.

Присутствие Филиппа его совсем не успокаивало, и он предпочитал совсем с ним не разговаривать – поприветствовав его сквозь зубы и усадив в машину, Робби больше не сказал ни слова. Сосредоточиться на дороге было сложно, чтобы не задыхаться и хоть немного остудить лицо, пришлось опустить стекло. Филипп сидел рядом и косился на него, но благоразумно ни о чем не спрашивал. Так и доехали до ресторана – в молчании, лопавшемся от любопытства и незаданных вопросов.

В ресторане их уже ожидали Рассел и еще какой-то мужчина – на этот раз клиент был без супруги. Возможно, так было даже лучше, поскольку женская парфюмерия в период гона тоже действовала на нервы. Робби не мог вспомнить, пахло ли от Розы духами в прошлый раз, но тогда он еще не был настолько на взводе.

– Добрый вечер, рад видеть вас, – вставая и с улыбкой протягивая ему руку, сказал Рассел. – Сегодня к нам присоединился мой старший брат. Его зовут Гаспар.

Робби машинально пожал протянутую руку, а потом посмотрел на Гаспара – тот был невысоким, но серьезным и таким же спокойным, как и Рассел. Братья не были похожи, скорее просто напоминали друг друга, но в этом было что-то приятное – они оба сразу же производили хорошее впечатление, поскольку умели себя вести и не старались казаться «на уровне». Еще в самый первый раз, оказавшись в Аммосе, Робби заметил, что люди здесь остро осознавали свой недостаток знаний и возможностей, и поэтому многие отчаянно старались напустить на себя современный и важный вид. Всем своим существом они стремились сказать, что они не хуже других, что также прекрасно во всем разбираются и вовсе не отстали от жизни. Часто от этого становилось грустно, а в особо тяжелых случаях даже смешно.

Рассел, его супруга Роза и его брат Гаспар были совсем другими – эти люди знали себе цену и не старались ничего придумать или продемонстрировать намеренно. Это было прекрасно, и если бы не присутствие Филиппа, Робби счел бы этот вечер даже сносным.

– Рад знакомству, зовите меня Робби, – по привычке сказал он, обращаясь к Гаспару. – Это наш партнер Филипп, его компания производит строительные материалы.

Так вот зачем чертов Марк решил пригласить Филиппа и даже пошел на такие уступки, что заставил Робби забрать его из офиса. Рассел привел своего брата, которого, вероятно, тоже интересовала резина. Чтобы удержать цену, Марк хотел показать Расселу и Гаспару, что у них были и другие партнеры. Возможно, в следующий раз за столом окажется Эрик.

В зале было душно, хотя, возможно, Робби так просто казалось. Он принял лекарство еще в квартире, но теперь не мог понять, что происходило – то ли таблеток не хватало, то ли они еще не начали действовать. Ему не впервые было настолько плохо, но сейчас ощущения казались совсем другими, потому что желания уже не были непонятными и размытыми – Робби каждую секунду боролся с мыслями о Джонни и о том, что же он мог сделать, если бы был рядом. Он вытащил платок, но почти сразу же уронил его, и в этот момент был очень близок к тому, чтобы сорваться и выйти из-за стола. Хотелось просто пойти в туалет и проветриться по дороге.

Гаспар протянул ему свой платок, и Робби принял его, подавив желание отказаться – сейчас любые жесты в его сторону выглядели как-то отталкивающе. Он поднес платок к лицу и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться и стереть пот под носом.

Лучше бы он этого не делал.

Показалось, что от платка шел слабый запах омеги. Робби поднял взгляд на Гаспара – тот смотрел на него в ответ, пристально и неподвижно. Его карие глаза были спокойны, как глубокие воды омута, и Робби подумал, что Гаспар явно что-то замыслил.

Он прижал платок к губам и втянул воздух еще раз. Ошибки быть не могло. Если бы это были какие-то иллюзии, то запах был бы похож на тот, что исходил от Джонни, но это было другое – очевидно, запах принадлежал омеге, но какому-то другому. Робби опустил платок на стол и пообещал Гаспару купить ему целую пачку новых, когда они встретятся в следующий раз. Гаспар сказал, что надеялся на следующую встречу.

Потом пришел Марк, и беседа завертелась вокруг резины. Робби уже ненавидел резину и все, что с ней было связано.

Нет, таблетки совершенно точно действовали – в штанах не было тесно, и он не чувствовал желания заняться сексом прямо сейчас. Но раздражительность и возбудимость преследовали его, и со стороны Робби точно выглядел нездоровым. К тому же, теперь его отвлекал Гаспар – этот человек только что имел дело с омегой, Робби в этом не сомневался. С омегой в течке, скорее всего – в обычное время омега не может оставить столько своего запаха на другом человеке.

Так что же получается – его чутье притупилось? Гаспар даже понравился ему за те несколько минут, что они сидели за столом, а на самом деле он был одним из этих – из тех, кто покупает омег и держит при себе как зверушек?

Как только ужин подошел к концу, и Марк откланялся, Робби предложил Гаспару выйти покурить. Он не хотел нарушать запрет, который сам выставил, когда отказался от сигарет, но ему было необходимо просто куда-то выйти и немедленно задать этому человеку несколько вопросов. Или хотя бы один.

– Здесь есть курительная? – спросил он официанта, когда тот подошел к столу с его стороны.

– Конечно. Я покажу вам дорогу, если нужно.

– Не желаете покурить? – посмотрев на Гаспара, спросил Робби.

Это было невежливо – оставлять Рассела и Филиппа вдвоем, когда они не имели общих дел и вообще друг другом не интересовались. Робби все понимал, но не мог упустить момент, потому что беседа о деньгах не закончилась почти ничем – Марк согласился поставлять Расселу больше резины, чтобы тот отдавал по той же цене ее часть своему брату. Рассел поступил как самый порядочный человек – он сказал, что Гаспар также хотел покупать резину, но ему требовались меньшие объемы, так что он мог бы снабжать его из своего договора. При этом Рассел сразу же обещал не повышать цену и не зарабатывать на этой сделке – он собирался просто передавать товар Гаспару. Это было нужно на случай, если когда-то Марк или Робби выяснили бы, что Рассел заказывает чуть больше резины, чем нужно ему самому, а потом продает ее часть своему брату – тогда они могли бы подумать, что он наживался за счет разницы в цене. В этом не было ничего преступного, и никто не стал бы его осуждать, но при таких делах заключать с ним договора и дальше уже было бы не так приятно. Теперь Марк полностью одобрил эту схему, поскольку заводить пакет документов на еще одного клиента было слишком хлопотно, учитывая, что Гаспар был мелким покупателем.

Схема была прекрасной и прозрачной, но она не предполагала, что Робби и Гаспар увидятся еще раз, хотя они оба и говорили о возможной встрече. Впрочем, не стоило полагаться на пустые слова и обещания – в этом обществе все время произносились ничего не значащие фразы, которые могли иметь значение, только если подкреплялись бумагой и подписями.

Он боялся, что за ними увяжется кто-то посторонний – Филипп или Рассел, но этого не произошло. Рассел, очевидно, не курил, а Филипп собирался домой. Уходя, Гаспар сказал Расселу, чтобы он не ждал его. Было ощущение, что он тоже рассчитывал на хорошую беседу.

*

Робби сбежал так быстро, разве что пятки не сверкали. Филипп мог бы испортить ему настроение и напроситься вместе, хотя его курить не приглашали. В последний момент его остановила серьезная деталь – Робби так торопился выйти из-за стола, что оставил свой портфель. Рассел, который собирался уходить, решил попросить официанта отнести портфель в курительную, но Филипп сказал, что сделает это сам чуть позже. Поскольку он пришел вместе с Робби, Рассел, наверное, счел их друзьями, а потому возражать не стал.

Филипп не собирался ничего красть – по крайней мере, ничего дорогого или убыточного. Ему просто хотелось посмотреть содержимое портфеля, замочек которого легко взламывался проволокой. Бумаги, деньги, документы – все это было ему не нужно, он искал фотографию Джонни. Он надеялся, что Робби успел привезти его фото с собой или получить его по почте.

До смерти хотелось увидеть Джонни – не со спины, как в той газете, а нормально, полностью. Увидеть, каким он стал за эти месяцы, во что он был одет, как выглядел. Отросли ли его волосы? Его глаза все такие же искрящиеся? Может быть, он немного прибавил в весе или подрос? Где он находится – в каких местах бывает, что видит, что слушает?

Портфель оказался бесполезным. В нем были тонкие полупустые папки с разными бумагами и письмами, которые Филиппа совсем не интересовали. Там также были фотокопии документов Робби, пузырек с какими-то таблетками и деньги. Фотографии Джонни не было – не было вообще ничего, что могло бы как-то связать Филиппа с ним хотя бы ненадолго. От досады и злости Филипп отбросил портфель подальше в своей квартире и решил, что вернет его позже, когда у него будет настроение.

*

– Фелиция или Колетт? – оказавшись в комнате наедине с Гаспаром, сразу же спросил Робби.

Не имея никакого желания ходить вокруг да около, он сразу же перешел к тому, что интересовало его больше всего – вопрос звучал непонятно, но именно он и тревожил Робби сейчас особенно сильно. Если Гаспар имел дело с Фелицией, то, скорее всего, он купил омегу, с которым Джонни был знаком. Такая вероятность не исчезала и в случае с Колетт, но с ней она была все-таки меньше.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал Гаспар, усаживаясь в кресло и открывая окно. – Вы не курите?

– Бросил, – ответил Робби. – А вы?

Гаспар усмехнулся:

– Тоже не курю. Но зачем-то мы с вами здесь оказались.

Он пошел за Робби, только потому, что хотел поговорить с ним. Просьба уединиться и покурить стала для Гаспара приятной неожиданностью – он провел весь ужин в размышлениях о том, как можно было бы выманить этого Робби на беседу с глазу на глаз, но теперь тот сам проявил инициативу. Это было хорошо, но сейчас Гаспар немного растерялся. Что делать дальше?

– Хорошо. Имена Милтон и Гилберт о чем-то вам говорят? – продолжил Робби.

Это было уже очень интересно – ни о каком Гилберте Гаспар не слышал, но имя Милтона было ему знакомо. Значит, этот Робби и впрямь был тем самым иностранцем-кинозвездой? Гаспар подошел к окну и закрыл его – комната вряд ли успела проветриться, но следовало позаботиться о безопасности. Ни к чему было вести разговоры об омегах при открытых окнах.

– Милтон – это тот, что работал нотариусом? – уточнил он. – Я не встречался с ним лично, но слышал о его смерти.

– Я тоже.

Робби явно нервничал, Гаспару даже показалось, что у того была температура или повысилось артериальное давление. Его глаза имели нездоровый блеск, щеки алели даже в полумраке комнаты, да и руки были беспокойными – то подползали к карманам, то переходили на пояс брюк.

– Сядьте, – попросил Гаспар, указывая на одно из кресел. – Разговор, думаю, будет непростым. Надеюсь, нам не помешают.

– Я заплатил официанту по дороге, он присмотрит за этим. Возможно, он уже выставил табличку на двери, – сказал Робби, опускаясь в другое кресло и откидываясь на спинку.

– Так значит, вам и приют «Небесные поля» знаком? И деревушка Карлот? – продолжая их прерванный разговор, спросил Гаспар.

Лицо Робби изменилось – в первую секунду он как будто испугался, но быстро взял себя в руки и медленно кивнул, показывая, что знал, о каких местах шла речь. Его взгляд стал более внимательным, и он немного подобрался в кресле – совсем чуть-чуть, но Гаспар заметил.

– Вы за мной следили? – спросил Робби, закидывая ногу на ногу. – Зачем?

– Это я вас хочу спросить, зачем вы за мной следили, – сказал Гаспар. – Вы оказались во всех этих местах уже после меня. Правда, сослуживица Милтона призналась, что видела вас, а это значит, что с ней вы познакомились еще до моего визита. А так – и в приюте, и в Карлоте – вы побывали уже после меня. Я поэтому и спросил об этих местах. Вы интересовались не самыми законными делами, я прав?

– Не самыми законными… в моей стране омеги вполне законны. Как и альфы.

Вот это Гаспару уже нравилось, причем всерьез – Робби говорил прямо и без страха. Хотя, конечно, это не означало, что Гаспар должен был ответить той же откровенностью со своей стороны – он был гражданином Аммоса, так что в своих возможностях оставался ограниченным требованиями законодательства.

– Вот и заводили бы отношения с омегами в своей стране, – продолжил Гаспар. – Зачем вы посещаете места, где их можно встретить именно в этой стране?

– Может, потому что здесь с ними обращаются как со скотом? – вздохнул Робби. – Я к этому не привык. Хочу узнать, насколько это правда – что омегу можно купить за деньги.

Он лгал, и Гаспар в этом даже не сомневался, но поскольку и сам еще продолжал скрывать свою часть информации, он совсем не осуждал Робби.

– Скажите, а что говорят в Петрии о том, как в Аммосе обстоят дела с омегами и альфами? – спросил Гаспар. Этот вопрос звучал безопасно. – Ведь по каким-то причинам вы решили, что можете вести дела со здешними людьми. Ваше правительство что-то продает населению – какое-то объяснение.

– В Петрии все уверены, что в Аммосе нет омег и альф. Поскольку их нет физически, ничьи права не нарушаются. Прекрасная ложь, в которую я и сам до некоторых пор верил.

– Я тоже верил, – сказал Гаспар. – До февраля этого года. В феврале я встретил своего супруга. Он омега. Мы поженились этим летом. По понятным причинам я не назову вам его имя прямо сейчас и не покажу его фото – он слишком дорог мне, и я не могу рисковать. Но вы можете знать, что я женат на омеге, потому что это не возбраняется. По закону я имею на это право.

Робби прошелся по нему тяжелым взглядом, а потом кивнул своим мыслям, и его скованность, которая и до этого была почти незаметной, начала слабеть.

– А что на самом деле происходит? – спросил Робби. – С альфами и омегами в этой стране, я имею в виду. Я почти ничего не понимаю, мне удается поймать только какие-то обрывки, но они не имеют никакой ценности. Все хитрят и юлят со мной, потому что боятся. В приюте мне не сказали ни слова, в деревушке со мной не стали говорить. Что мне удалось выяснить – этого слишком мало, это просто частности, а я хотел бы общую картину.

– В этом я вам могу помочь, – сказал Гаспар. – Альфы и омеги считаются искусственными людьми, выведенными, чтобы вытеснить людей и нанести им вред.

– Кто их вывел? Инопланетяне? – ухмыльнулся Робби.

– Другие люди, которые хотят зла Аммосу.

– Альфы и омеги живут везде, не только здесь.

– Пожалуйста, не перебивайте меня, – попросил Гаспар. – Мне и без того тяжело рассказывать эти бредни. Не я их придумал, и не мне за них оправдываться.

Он рассказал Робби то, что понял из старых газет, которые они раскопали вместе с Расселом и из книги Нейта, содержание которой ему пересказал Артур. Все время, пока приходилось говорить, Гаспар находился на непонятной границе между стыдом и весельем. Было действительно смешно говорить о том, что альфы и омеги считаются непригодными для обучения, научной деятельности и искусства, в то время как его супруг писал сказки, постоянно слушал музыку, танцевал с ним несколько раз в неделю и научился читать и писать за пару месяцев, имея при этом не лучшего учителя.

Робби слушал его молча, не стараясь как-то прокомментировать детали – он серьезно отнесся к его просьбе, и это нравилось Гаспару. Правда, Робби имел очень выразительное лицо, и комментарии порой были излишни – его глаза и брови выдавали иронию, возмущение или неверие.

– И люди верят в это? – спросил он, когда Гаспар закончил.

– Наверное, не могу сказать точно. Хотя, похоже, что часть людей верит. Иначе с чего бы они допустили все то, что случилось сейчас. Никто не вступился за альф и омег. Все произошло тихо, с согласия прочих.

– Мужчины и женщины в Аммосе совсем себя не уважают? – задумчиво проговорил Робби. – Они позволили себя одурачить. Они сами сделали себя дураками. Им залили такую грязь в уши – ложь, которую развенчать проще, чем щелкнуть пальцами. Все так легко опровергается, тут даже трудиться не нужно! Неужели никто не постарался все проверить?

– Вы подумайте, насколько уважали себя альфы и омеги, которые пытались бороться за свое будущее, но потерпели крах, – с горечью вздохнул Гаспар. – По численности они сильно уступали мужчинам и женщинам. Их очень быстро заткнули. Мужчинам и женщинам просто наплевать – их не тронули, им позволили жить, и это было главным. Если альфам и омегам так нужна свобода, они должны бороться за нее сами – примерно такой была их логика. Скорее всего, они не позволили себя обмануть, они просто вообще ни о чем не думали.

– Это и есть неуважение к себе, – возразил Робби. – Альфы и омеги такие же люди. Мужчины и женщины, позволив попрать их права, плюнули и на себя тоже. Потому что люди неотделимы от людей.

– Разве же кто-то это понимает? – зная, что ответ на этот вопрос вряд ли мог кого-то порадовать, улыбнулся Гаспар.

Они не могли занимать комнату слишком долго – даже если на ней красовалась табличка, другие все равно хотели курить. Поэтому Гаспар, чувствуя, что их время подошло к концу, предложил Робби выйти и продолжить уже на парковке. Разговор утомил их обоих. Был глубокий вечер, почерневшее небо слабо освещалось луной, и в комнате стало невыносимо тяжело дышать. Робби, который и без того плохо выглядел, конечно, согласился выйти.

– Кто такие Колетт и Фелиция? – спросил Гаспар, когда они подошли к двери.

– Это я вам могу рассказать завтра, сегодня я слишком устал для этого, – сказал Робби. – Если вы не возражаете, завтра можно было бы пообедать вместе. Спасибо за уделенное время. Я рад был побеседовать хоть с кем-то здравомыслящим.

Гаспар выпустил его первым, а сам пошел следом, разглядывая его со спины. Даже в таком состоянии Робби все же привлекал внимание. Широкие плечи, уверенная осанка, размеренные шаги – все в нем было основательным и прочным.

В зале, проходя мимо столиков и направляясь к выходу, Робби вдруг понял, что оставил портфель за столом. Он подозвал официанта и спросил, не находил ли он портфель, когда наводил порядок, но тот ответил, что портфель забрал с собой другой господин. Очевидно, это сделал Филипп – Рассел не стал бы забирать его, а просто отнес бы портфель в курительную комнату или поручил это дело официанту.