Глава 13. Джонни и Артур (2/2)

– Глупый какой, – улыбнулся Робби, перехватывая его так, чтобы точно не уронить и донести до спальни. – Ты еще ничего не знаешь.

Сказав, что не думал и не мечтал об этом, Робби бы точно солгал. Он очень быстро переместился в спальню, забыв о включенном свете, оставшемся гореть в кухне, забыв обо всем и видя только Джонни, доверчиво прижавшегося к нему.

Интересно, помнил ли Джонни хоть что-то из той части своей жизни с Филиппом? Помнил ли, как они спали вместе?

Робби уложил его на кровать и тут же оказался сверху, прижимая коленями его бедра и расстегивая рубашку. Конечно, это была его рубашка – Джонни не покупал себе одежду, а пользовался гардеробом Робби, поскольку получил на это разрешение. И то, как его вещи смотрелись на Джонни, только усугубляло ситуацию. Робби был готов просто взвыть от несправедливости всего происходившего с ним – он все еще понимал, что поступал неправильно, но Джонни был настолько привлекательным, что и шансов на правильные решения не оставалось.

– Какая же подлость, – целуя теплые ключицы и опускаясь ниже вслед за расходящимися полочками рубашки.

– Это я – подлость? – приподнимая голову и смеясь, спросил Джонни.

– Нет. То, что у меня и у тебя теперь нет выбора – это подлость. Очень все некрасиво у нас с тобой получается. Я хотел бы, чтобы ты был со мной не в течку, а просто так. Чтобы хотел меня самого, а не просто соития и того, что я могу дать тебе.

– Я не знаю, чего хочу, – сказал Джонни, запуская пальцы в его волосы на затылке и слегка сжимая их. – Но знаю, что умру, если ты уйдешь.

Робби прикусил кожу на его животе – несильно, совсем слегка, так что даже следа не осталось, но Джонни вскинулся и почти застонал, прикрыв губы второй ладонью. В нем не было никакого стыда перед происходящим, хотя он еще вполне сносно соображал, и Робби очень хотел знать, насколько точно Джонни понимал, что с ним происходило и что с ним собирались сделать.

– Придется и штаны тоже снять, – предупредил он, расстегивая пуговицу на поясе. – И все. Все вообще с тебя снять. Потому что ничего сейчас не должно оставаться, ничего не должно нас разделять.

– Бёль, – как-то невпопад, но начисто выбив дух одним звуком настоящего имени, ответил Джонни. – Можно мне так тебя называть сейчас? Почему-то хочется именно так.

Он приподнял бедра, позволяя стянуть с себя брюки, и это движение было таким же искренним, как и то, другое – когда Джонни закрыл лицо ладонями, не позволив Робби уйти из квартиры.

– Можно. Когда захочешь и сколько захочешь. Можешь даже только так меня и называть. И если захочешь, то только ты будешь делать это, всем другим я могу запретить.

– Спасибо, – взяв его лицо в ладони и поднимая к себе, улыбнулся Джонни. – Я всего этого очень хочу. Почему я столько всего начал хотеть с того самого момента, как встретился с тобой?

– Хоть какая-то справедливость в этом мире есть, – улыбнулся Робби, опускаясь за поцелуем и уже у самых губ поясняя, – я ведь тоже слишком многого хочу и не знаю, что с этим сделать.

Целоваться Джонни не умел, и Робби нашел это для себя очаровательным. Джонни очень старался ответить, но не мог, и он вновь был очень честен в своем желании хоть как-то выразить свои чувства через неумелый, но волнующий поцелуй.

– Тогда и я буду звать тебя Седжоном, – сказал Робби, убирая с его лба волосы и с радостью отмечая, что его кожа немного остыла. Жаропонижающее начало действовать, и это было замечательно. – И даже не спрошу тебя разрешения.

– Но я тебе все равно разрешаю, – улыбнулся Джонни, и Робби почувствовал движение его губ своими губами, потому что они даже не вполне разъединились.

Чем Робби отличался от Филиппа? Почему его прикосновения были приятны, а не противны, почему его поцелуев Джонни хотел, а не ждал с отвращением и страхом? Стараясь прогнать от себя образ Филиппа, Джонни все равно не мог этого сделать полностью, сравнения все равно возникали в голове каждую секунду, их было слишком много. Филипп тоже был ласков с ним, он любил его тело и говорил много добрых слов, если бывал в настроении. И все-таки лежать с ним было мучительно и даже унизительно.

Значит, дело не в том, что с ним делают. Не в том, что поцелуи сами по себе плохие или объятия грязные. Смысл в том, кто это делает.

Робби почему-то постоянно прятал свое лицо, а Джонни хотелось смотреть на него – противоположность тому, что он чувствовал с Филиппом, от которого только с большим трудом не отворачивался. Робби постоянно был чем-то занят – целовал то шею, то живот, то плечи, и лица при этом видно не было. Джонни хотелось видеть его, чтобы всегда, каждый миг удостоверяться в том, что это именно Робби держит его за руку, именно Робби ласкает его бедро или щиколотку.

– Дай мне посмотреть на тебя, – опять поднимая его к себе, попросил Джонни. – Хочу видеть твое лицо. Ты такой красивый, а смотреть не даешь.

Он был почти уверен, что потом, когда истечение закончится, стыд будет съедать его живьем, но сейчас никакого стеснения не было. Хотелось говорить, и он говорил.

Когда-то – опять он возвращался мыслями к Филиппу – когда он впервые услышал о Робби, его так и назвали. Красивым. Филипп сказал, что-то вроде… «он красивый, если можно так сказать о мужчине». Сейчас, когда Робби смотрел на него, а его руки вытворяли нечто сумасшедшее с бедрами Джонни, он казался фантастическим. Таким же, как корабли и машины, которые описывались в книжках Жюля Верна и Герберта Уэллса. Робби был таким, каких вообще не бывает и не должно быть.

– Сгрызу тебя сегодня, – пообещал Робби, прежде чем вновь прильнуть к его губам, и эти смешные слова привели Джонни в восторг.

На самом деле не так уж он и был плох – это были все еще первые сутки истечения, и обычно в это время он даже не подпускал к себе Филиппа, хотя тот постоянно сидел рядом с ним и никуда не уходил. Джонни знал, что пробудет в этом состоянии примерно до вечера этого дня, а потом совсем себя потеряет. Но с ним будет не Филипп, которого он не выбирал, а Робби – тот, кому он решил довериться. Выбрал – пусть не из сотен и тысяч, как каждый свободный человек, потому что у Джонни не было свободы увидеть сотни и тысячи, но все-таки он принял это решение сам.

Робби был сильным, и Джонни осознал это, придя почти в ужас. В теле Филиппа тоже это было – какая-то тяжелая сила, которая делала его не только живым, но даже опасным. В Робби этого было даже больше. Он был большим – высоким и широкоплечим, но тонким и очень изящным. Нельзя было сказать, что он «по-своему» изящен – его утонченность была очевидной, но в нем не было хрупкости, поэтому на статую Робби не походил.

Когда Робби коснулся его внизу, усевшись на колени между его разведенных ног, Джонни попытался найти в себе недоверие и боязнь перед грядущим, но не смог ничего обнаружить – Филипп однажды сделал это с ним, когда он был еще в сознании, и он не умер. Не умрет он и сейчас, и если будет неприятно и даже больно, он сможет это перенести, потому что однажды уже справился.

Смазки было еще не очень много, и Робби продолжал гладить его внизу, а второй рукой принялся водить по нему спереди, и Джонни немного напрягся, словно желая воспротивиться или хотя бы возразить, но слов не нашлось. Он ведь не мог отыскать в себе недоверие? Значит, оставалось только довериться.

– И узел покажешь? – спросил он, стараясь улечься удобнее или просто ерзая, чтобы хоть немного себя отвлечь.

– Если ты захочешь посмотреть, – сказал Робби. – Сейчас я постараюсь сделать так, чтобы он не оказался внутри тебя. Тебе это сейчас не нужно.

Робби трогал его так долго, что когда палец оказался внутри, Джонни даже не заметил – он понял, что это произошло, когда Робби двинул им чуть глубже, а потом стал медленно вынимать.

– Плохо, что с членом так не будет, – наклоняясь и опускаясь к нему вплотную, почти придавливая к кровати, сказал Робби.

– Как не будет?

– Он не пройдет незаметно.

– А можно мне хоть посмотреть?

– Нет. Не сейчас. Сейчас ты посмотришь и подумаешь, что в тебя это не влезет, начнешь бояться и сопротивляться. А если посмотришь потом, когда я буду остывать, ты просто удивишься, что это было в тебе, но не испугаешься. Все будет позади, поздно будет бояться.

– Но Филипп делал такое со мной!

– Филипп – другое дело! – становясь серьезнее, ответил Робби. – Поверь мне, я его всяким видел, и знаю, о чем говорю.

– Потому что ты альфа?

– Потому что я больше чем Филипп во всех частях моего тела. Со мной тебе будет тяжелее, потому что я другой. Но обещаю, ты все выдержишь. От этого не умирают.

С членом все и вправду было по-другому – Джонни сразу же почувствовал разницу, но после их короткого и горячего разговора, в котором все-таки всплыло имя Филиппа, он не решался смотреть вниз, а отступить или пожаловаться уже не позволяла гордость. Робби целовал его лицо, особенно задерживаясь губами прямо между бровями, целуя его лоб, переходя к переносице, а потом опускаясь к кончику носа и не отрываясь от него ни на миг.

Все-таки это было не очень приятно, и Джонни уперся пятками в постель, как будто желая сбросить Робби с себя, но тот был слишком тяжелым и сильным – он сразу же обхватил Джонни обеими руками, придавливая к себе. Влажные и горячие от десятков поцелуев губы прижались к его уху, а потом и к шее, когда Джонни отвернулся, зажмуриваясь и прижимаясь щекой к прохладной подушке. Сейчас ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Войдя совсем немного, Робби принялся осторожно двигаться, и с каждым разом, возвращаясь, он проходил чуть глубже, Джонни чувствовал это. Первые толчки были неудобными, но Джонни быстро понял, что с каждым следующим ощущения менялись. Что-то откликалось в животе, в самой его глубине, и внутри зарождалось тепло, которое умножалось, когда Робби возвращался и проникал в его тело сильнее.

Гораздо лучше, чем в книжках.

И все-таки опять, книжки были неправы, но уже с другой стороны.

Джонни подался бедрами навстречу, когда Робби вернулся в очередной раз, и тот почти счастливо улыбнулся, слегка разжимая руки – теперь он знал, что Джонни никуда не убежит. В следующий раз Робби даже разжал руки и подхватил его под коленом, продолжая держать под спиной только с одной стороны.

Ему хотелось, чтобы Робби достал до этого тепла в его животе – казалось, как только это произойдет, они оба освободятся. Джонни обнял его за шею, приподнимаясь с подушки и прижимаясь сам, и Робби с готовностью подхватил его. Движения стали быстрее, и Джонни почему-то точно знал, сколько еще осталось до тех пор, пока Робби достанет до этого средоточия тепла, но он был слишком слаб, чтобы помочь ему приблизиться быстрее, а потому только держался за крепкие плечи и сдавленно дышал.

Кожа Робби стала скользкой от пота, и держаться стало сложнее, но Джонни не хотел отстраняться и прилагал все усилия, прижимаясь к Робби.

Он понимал каждый шаг, с которым Робби приближался к тому, что так терзало его с самого вчерашнего вечера, и Джонни знал, что совсем скоро он исцелится. Такого ощущения никогда не было в его жизни, но он откуда-то знал, как его следовало толковать, оно каким-то образом рисовалось в его представлении разными картинами, и ему казалось, что настоящий мир смешался с чем-то выдуманным – с тем, что родилось в его голове прямо сейчас. В этой путанице между мирами реальным оставался только Робби, которого Джонни не хотел и не мог отпустить.

– Бёль, – уже почти роняя голову назад и рискуя при этом упасть на подушку, прошептал Джонни.

Оставался последний шаг, и он знал, что даже если упадет, Бёль все сделает правильно.

Все было удивительно ясным – Бёль поднял его к себе и прикусил основание шеи, сделав следующий шаг очень долгим и последним. Ощущение переполнило его, и Джонни почувствовал, что больше не может – он достиг своего предела, и лучшего ничего уже быть не могло. Как будто его тело испытало предел удовольствия – дальше уже ничего не существовало, и никому не было дано испытать больше.

Робби аккуратно опустил его на подушку, и Джонни почувствовал, как упругая плоть вышла из его тела, заставляя вздрагивать и вздыхать каждый раз, когда внутри вспыхивали искры – как будто самый большой пожар уже отгорел, но оставались небольшие всполохи.

Пребывая в опустошенности, Джонни не сразу понял, что для Робби еще ничего не закончилось, и когда тот коснулся членом его бедра с внутренней стороны, он вздрогнул уже от неожиданности.

– Ты хотел посмотреть? – напомнил Робби, крепко держа его за плечо.

Его взгляд был каким-то безумным, и Джонни подумал, что и сам выглядел примерно так же всего несколько секунд назад. Но почему он уже пришел в себя, а Робби все еще нет?

Он кивнул и приподнялся на локтях, чтобы посмотреть. Наготы он не боялся с самого детства, ведь они постоянно купались по несколько человек, и помыться одному никогда не получалось. Правда, среди них не было ни одного альфы, но Робби говорил, что в обычное время альфы и омеги почти не отличаются.

В этом и было дело – они лежали вместе в самое необычное время, но Джонни все равно хотел посмотреть.

Робби все знал наперед – первая же мысль обожгла Джонни невероятным удивлением. Как это могло быть внутри него?

Впрочем, удивление быстро растаяло, оставив после себя только любопытство, и он потянулся рукой к узлу, который действительно немного утолщал ствол у самого основания. Робби не мешал ему и ничего не говорил, просто наблюдая за тем, что он собирался делать.

– Он не уменьшается? – спросил Джонни.

– Нет. У меня это будет дольше, чем у Филиппа. Сейчас вся моя природа требует вернуться в тебя и оставаться внутри так долго, как это только возможно. Запечатать тебя и не отпускать, пока ты не возьмешь от меня то, что я хочу тебе отдать. Это очень древний и непорядочный инстинкт.

– Инстинкт? Ох, не объясняй, я лучше найду какую-нибудь книжку и сам постараюсь понять, что это такое.

– А поскольку я не могу вернуться в тебя, я очень опасен. Ты не должен сейчас никуда уходить.

– Ты поэтому так крепко меня держишь? – спросил Джонни, смелея и обхватывая узел рукой. Натянутая горячая кожа под пальцами оказалась тонкой и очень нежной.

– Да. Если ты захочешь уйти сейчас, я очень разозлюсь.

– Я не уйду, – пообещал Джонни. – А так всегда?

– Нет. У меня такое впервые. Меня предупреждали, что такое может быть, поэтому я знаю.

– А когда это закончится? Когда мне можно будет уйти?

– Хочешь уйти? – сжимая его плечо еще крепче, спросил Робби. – Зачем?

– Мне просто любопытно.

– Может быть, это не закончится никогда и будет повторяться постоянно, когда я буду делать это с тобой.

– А прямо сейчас?

– Еще несколько минут, пока узел держится. Потом станет легче.

Джонни кивнул, хотя все равно ничего не понял. Он потянулся за поцелуем, потому что чувствовал, что Робби это было нужно, и тот ответил страстно и сильно, словно пытаясь через поцелуй вернуться в него. Было немного жутко, но Джонни старался думать, что скоро у Робби это пройдет. Мысли опять возвращались к Филиппу, только теперь Джонни радовался, что с Филиппом такого никогда не происходило.

Он продолжал трогать Робби до тех пор, пока узел действительно не исчез, и это было самым интересным и волнующим из всего, что происходило с Джонни. Какой-то первобытный интерес не позволял ему убрать руку и побуждал следить за всем, что происходило с чужим телом, но сейчас это тело почему-то ощущалось очень хорошо, и не вызывало никакого стыда.

– Мне нужно купить кое-что, чтобы сегодня, завтра и в последующие дни уже не беспокоиться об этом, – сказал Робби, когда все закончилось, и он смог лечь на спину и расслабиться.

– А, я понял, – кивнул Джонни, теперь уже точно зная, о чем тот говорил. – Контрацептивы?

– Да. Если они у меня будут, тогда я смогу оставаться в тебе все время, и не буду бояться, что ты уйдешь.

– Ого… и толстая часть тоже будет внутри, получается… мне даже интересно, что это будет за чувство.

– Как только откроется аптека, пойду и куплю, – сказал Робби, перекатываясь на бок и целуя его в лоб. – А пока можно поспать.

Проснулся Джонни уже в одиночестве, но поскольку он запомнил, что Робби собирался пойти в аптеку, не стал беспокоиться, а решил приготовить завтрак. Со вчерашнего дня в холодильнике оставались яйца, которые можно было сварить всмятку – он научился делать это, только когда поселился в этой квартире. У Робби даже были специальные подставки для вареных яиц, но Джонни ни разу ими не пользовался, хотя и понял, для чего они были нужны, сверившись с картинкой в поваренной книге.

В голове было пусто – казалось, что близость вытянула из него все мысли и ощущения, и даже сейчас он не чувствовал никакого стыда, хотя уж теперь-то это чувство должно было проснуться. Жаропонижающее еще действовало, и Джонни даже подумал, что был вполне здоров, и никакого истечения как будто и не было.

Он как раз заканчивал, когда Робби вернулся домой – он шуршал бумажными пакетами и выглядел довольным. Оказалось, что он не ограничился аптекой, а сходил еще и в магазин, где купил свежего хлеба и банку сливового джема, который, как оказалось, любил.

– Тим сказал, что ты купил сливочное масло еще позавчера, так что я не стал его брать, – сказал Робби, усаживаясь за стол и наблюдая за тем, как Джонни заваривал чай. – А еще он сказал, что ты не покупаешь апельсиновый сок и кофе. Почему?

– Не знаю. Мне хватает молока.

– Ну, а я люблю кофе. И ты тоже попробуй. Не понравится – выльешь.

– В книге по здоровью было написано, что во время истечения омегам лучше не пить кофе. И альфам во время гона тоже.

– Так ты знаешь, что такое гон? – закидывая ногу на ногу, спросил Робби.

– Да, – признался Джонни. – О нем ты мне не рассказывал.

– Тогда я думал, что тебя это не коснется.

– А теперь?

– А теперь ты и сам знаешь, что это. Во время гона нам с тобой лучше быть в разных местах, наверное. Боюсь, убью тебя, если вдруг случится какое-то недоразумение. Альфа очень опасен, если омега ведет себя неправильно.

– Научи меня, и я все сделаю правильно, – просто сказал Джонни. – Ты ведь не сможешь без омеги?

– Но я могу просто пить подавляющие таблетки. У меня они есть, и, вроде, подходят нормально. Не хочу калечить тебя или делать больно. Ты и в течку очень любопытный, да и голову теряешь медленно. Что будет, если я буду на взводе, а ты нет? Не справишься со мной и возненавидишь.

Робби говорил разумно, но Джонни подумал, что он все-таки был довольно самоуверенным. Возможно, они оба были такими – думали о себе больше, чем стоило.

За завтраком Робби рассказал, как добрался до Петрии, и Джонни удивлялся, что он так быстро приехал, не дождавшись даже утра. Он был очень благодарен за лекарство и все остальное, но сейчас ему казалось, что Робби мог подвергнуть себя ненужной опасности в дороге. Стоило все-таки подождать до утра.

– Ты покупаешь газеты? – глядя на вчерашнюю газету, лежавшую на столе рядом с сегодняшними покупками, удивился Робби.

– Вчера в первый раз купил, когда понял что она дешевая, – сказал Джонни. – Хотелось почитать новости.

– И как? – спросил Робби, стягивая газету и открывая ее.

– Ничего не понял, – честно сказал Джонни. – Но буду читать, пока не пойму.

– Со временем, если будешь слушать радио, начнешь понимать и газеты, – сказал Робби, переводя взгляд на нижнее поле, на котором Джонни вчера выводил буквы и слова. – Ты учишься писать?

– Нет, я сам не могу научиться, так что просто перерисовываю буквы из текста, – сказал Джонни. – Медленно и некрасиво.

– Зато все понятно. Артур, Митчелл, Дин, Кассиус… Артур, и еще раз Артур. Кто это?

Джонни вздохнул. Он никогда не рассказывал Робби о том, как жил до этого – возможно, только совсем немного. Теперь, когда они даже разделили постель, он чувствовал, что мог больше не переживать, что Робби сочтет его надоедливым.

– Это имена моих братьев. Не все имена, только некоторые. Их больше. Они все омеги, если я все правильно понял.

– И Кассиус? – зачем-то переспросил Робби.

– И Кассиус. Мы с ним часто ссорились. А сейчас я думаю, если бы увидел его, то не стал бы ни за что говорить ему плохое и драться. Когда мы были младше, всегда находили повод для драки. Глупости такие делали, сейчас даже обидно. Нужно было больше доброго делать.

– А Артур? Его имя ты чаще других писал.

– Это… Это мой самый близкий друг. Сейчас я понимаю, что люблю всех их, но Артура больше. Может быть, это плохо, но я не могу этого изменить. Артур необыкновенный, таких людей больше нигде на свете нет.

– Чем он так необыкновенен? – подпирая щеку кулаком и улыбаясь, спросил Робби. – Мне даже завидно, что ты так говоришь о нем.

– Помнишь, я когда-то пошутил, назвав себя сундуком с сокровищами? На самом деле это Артур. В нем столько драгоценного, ты сейчас просто не можешь этого вообразить. Он умеет много удивительных вещей – петь, рассказывать сказки и мастерить. Он честный и добрый, хотя иногда может быть очень твердым и даже жутким. Но со мной он никогда не был таким. И сердце у него огромное – бескрайнее и лучистое. Я и сейчас иногда его вижу как будто бы… Хотя откуда ему взяться в Петрии? Его здесь точно нет, я знаю это, но все равно иногда останавливаюсь по пути в магазин, если вижу человека примерно его роста, каким я его запомнил. Со светлыми волосами. Правда, глаз таких, как у Артура, я ни у кого не видел. Даже здесь.

Робби протянул к нему свободную руку и коснулся его плеча.

– Я хотел бы, чтобы ты мог с ним встретиться, – сказал он, и его глаза были грустными, как будто его что-то тревожило. – Это было бы прекрасно.

– Когда-нибудь я разыщу его и всех остальных, – впервые проговаривая вслух обещание, данное когда-то самому себе, сказал Джонни. – Обязательно отыщу и все расскажу. И все они научатся читать, будут знать, что здоровы. Мне еще нужно стать умнее и сильнее, чтобы найти их, но теперь я верю, что все это возможно.