6. Волчья мудрость (1/2)

Майлз поехал к Лану, как только Франциска успокоилась достаточно, чтобы он мог оставить ее одну. Некоторые дела лучше не откладывать в долгий ящик.

Машина встряла в вечерней пробке, что не улучшило его настроение. Череп стискивали клещи головой боли — Майлз так и не научился проживать свои эмоции как следует, и самые сильные находили выход так. У него болела голова, когда он думал о фон Карме — или причинял боль близкому человеку — или чувствовал себя идиотом из-за того, что не понял чего-то раньше.

Франциска права: он тот еще дурак. Можно было догадаться, что она не полезет к Лану, просто чтобы насолить Майлзу. С другой стороны, он не думал, что Франциску вообще интересуют отношения. Когда Лан, наконец, соизволил упомянуть об этом сегодня утром, тот факт, что Франциска вообще полезла к кому-то с таким предложением, шокировал Майлза чуть ли не сильнее, чем то, что этим кем-то оказался Лан. В ретроспективе это объясняло и то, почему на протяжении последних месяцев Лан почти не искал с ним встреч, и то, почему все это время Франциска казалась такой непривычно довольной, но Майлз сомневался, что когда-нибудь сложил бы этот пазл самостоятельно.

Когда он добрался до отеля Лана, уже стемнело. Майлз с трудом нашел место на переполненной парковке и потом еще какое-то время просто сидел в машине, разглядывая свои руки. В голове крутились слова Франциски: ”мы оба знаем, кто нужен тебе на самом деле”.

Она знала. И Майлз знал, хоть и старался об этом не думать. Куда проще — отираться в барах и просыпаться в постели с незнакомцами. Куда проще — спать с Ланом и делать вид, что этого достаточно.

Майлз бегал от своих мыслей, сколько себя помнил. Бесконечная карусель, игра в догонялки по кругу. Если запятнают — он утонет в черном вязком отчаянии. Если запятнают — он проснется в слезах, думая о том, что, наверное, это он убил своего отца. Если запятнают — он вспомнит, что влюблен в Феникса Райта.

Майлз посмотрел в зеркало заднего вида — бледное отражение угрюмо уставилось в ответ. Отражение говорило: хватит бегать от своей боли, Майлз Эджворт. Все равно не убежишь.

Он вздохнул. Сейчас это неважно. Майлз не знал, как помочь себе, но по крайней мере мог помочь Франциске.

Он поднялся по лестнице на девятый этаж — чертов Лан и его чертова любовь к красивым видам, — и постучался в дверь номера. Та открылась через несколько секунд.

— Лан Цзы говорил: прежде чем нанести визит, убедись, что тебя ждут, — хмуро поприветствовал его Лан. — Ты что, случайно удалил мой номер? Я, вообще-то, мог быть занят.

— Ты не занят, — констатировал Майлз и протиснулся мимо него в комнату. Лан за его спиной скрипнул зубами.

Хлопнула дверь. Майлз обернулся. Лан остался у порога, сложив руки на груди и сверля гостя тяжелым взглядом. Обычно от этого взгляда рот Майлза наполнялся слюной. Сегодня не было исключением, вот только он пришел не за этим.

— Что, более подходящей мудрости не нашлось? — спросил Майлз, пытаясь разрядить наэлектризованную атмосферу. — Что-нибудь про своего внутреннего волка?

— Внутри меня прямо сейчас два волка, — бросил Лан, разглядывая Майлза так пристально, что тому сделалось не по себе. — Один из них хочет тебе вломить.

Майлз криво улыбнулся.

— А второй?

Лан шагнул вперед.

— Заломить тебе руки за спину и дальше по списку.

По спине побежали знакомые мурашки. Майлза всегда поражало, как всего парой фраз Лан мог разжечь в его теле пожар.

Как просто было бы зацепиться за ”еще один вечер, один раз, самый последний”. Яд самообмана, лекарство, чтобы забыться.

Потом перед глазами встало заплаканное лицо Франциски, и Майлз тяжело вздохнул.

— Нет.

Лан замер посреди шага. В его глазах сверкнуло непонимание.

— Нет?

— Я не за этим пришел, — Майлз ослабил узел шейного, лихорадочно перебирая возможные варианты, как начать этого разговора. Вот чем он должен был заниматься на парковке, а не жалеть себя, как сопливый подросток

— Надеюсь, ты пришел не по работе, потому что я в отпуске, — Лан нахмурился и, пройдя мимо Майлза, устроился на подоконнике. — Что опять стряслось?

Лан уступил ему единственное в номере кресло, но Майлз остался стоять.

— Я хочу прекратить наши отношения, — сказал он, потому что не знал, как выразиться изящнее.

— Дружеские или рабочие? — спросил Лан с усмешкой.

— Ты знаешь, какие.

Они замолчали. По мере того, как Лан осознавал смысл его слов и то, что Майлз не шутит, его лицо мрачнело. Взгляд потемнел — глаза дикого волка.

Это должно было быть просто. В этом весь смысл отношений без обязательств. Но с каждой секундой головная боль ввинчивалась в виски только глубже.

— Почему? — наконец спросил Лан.

— Мне надоело, — солгал Майлз. — Я больше не хочу.

— Оставь свою брехню кому-нибудь полегковернее, Эджворт, — рыкнул Лан. — Ты хотел меня минуту назад. Болтовня обманывает людей, но волк смотрит сквозь шелуху слов.

К щекам прилил жар — черт бы побрал его нюх на обман.

— Это из-за Франциски? — Лан быстро сложил два и два — это было несложно, учитывая, что Майлз узнал обо всем сегодня утром. — Ты оказался более щепетилен, чем она, и не хочешь делить одного мужчину со старшей сестрой?

То, что даже Лан называл Франциску его старшей сестрой, Майлза всегда раздражало, но сейчас у него были проблемы поважнее. Не похоже, что Лан знал, насколько серьезные чувства испытывает к нему Франциска, иначе такой ситуации бы просто не возникло.

Конечно, Франциска ему не сказала — она ненавидела показывать слабость, и Майлз подозревал, что пройдет еще много лет, прежде чем они оба свыкнутся с идеей, что чувства — это не величайшая слабость из всех возможных.