Глава 3. Осколки и красное (2/2)
— Я все еще не понимаю до конца, как я смог изменить прошлое? Я ведь пытался, судя по всему, долго пытался. И лишь одно маленькое и, казалось бы, незначительное действие в результате привело к таким последствиям. Почему именно оно?
— Потому что до этого ты лишь двигался по петле. Все происходящие события, все выборы, которые ты совершал, были уже отражены в настоящем, повлияв на него сквозь пять десятков лет. И что бы ты ни делал, все вело к известному результату. Однако насколько я понял механизм работы этого маховика — он обладает таким количеством энергии, что способен исказить ткань пространства-времени, именно так он осуществляет столь гигантский скачок. И этим искажением можно воспользоваться, на какой-то короткий период получив свободу от оков предначертанного, перестроить в итоге всю временную цепочку, пока она вновь собирается после разрыва. Именно этим смог воспользоваться последний из твоих неудавшихся убийц в 1943-ем, правда, совсем не так, как предполагал. Он умер и буквально подарил тебе маховик, тем самым стерев историю лорда Волдеморта.
— То есть я так же воспользовался моментом после перемещения, как он, и то, что я совершил, изменило временную цепочку? А все, что я делал до этого, было обречено на провал, предназначено самой судьбой для завершения петли?
Томас кивнул, но удовлетворение от этого факта быстро растворилось на его лице.
— Далось тебе спасать эту Грейнджер, сколько нашел нам обоим проблем из-за девчонки. Вместо того чтобы нормально завершить петлю, ты ее деформировал и растянул. Меня все еще интригует, что же такое происходило за те полгода, которые ты стер из своей, а в результате и моей памяти. Неужели настолько впечатлила твой молодой, подверженный буйству гормонов организм? Если бы я не знал тебя так хорошо, буквально как самого себя, решил бы ненароком, что ты влюбился.
— И что же мне в итоге удалось изменить этим маленьким выбором во время пространственных искажений? — спросил Том, маскируя интерес за деланно небрежным тоном. — Насколько расходятся эти ветки событий?
— Не настолько, как ты того хотел. Как бы ты ни считал себя рядом со мной благородным и высоконравственным, но я могу тебя разочаровать — ты ни капли не лучше меня. С моей точки зрения, ты все только испортил, поскольку до многих вещей, которые будешь творить ты в поисках адреналина, я не опускался. Я не играл в азартные игры, не пил, и у меня не было такого количества беспорядочных половых связей, — Томас поморщился. — Серьезно, трахать свою секретаршу, что уже не комильфо, и ловить особый кайф от того, что дверь в кабинет не заперта? По-моему, ниже падать некуда. Хотя если вспомнить кое-какие вечеринки, на которых принято скрывать лицо, но не другие части тела…
— Умолкни, — Том раздраженно махнул рукой. — Суть я понял. Но все равно, это мне нравится больше, чем беспорядочные убийства.
— Вопрос спорный. Я так и не заметил, с какого момента тебя начали волновать чужие жизни. Неужели малышка Гермиона, которая на этот раз каким-то чудом пережила ваше столкновение в архиве, промыла тебе мозги и заменила их на инстинкты?
— Могу лишь сделать вывод, что я, в отличие от тебя, лучше скрываю свою темную сторону, — дерзко улыбнулся Том. — Раз Антонин ни капли не волнуется из-за твоего общения с его драгоценной дочкой, а Белла не устраивает прежних истерик.
— О да, фальшивое обаяние и дружелюбная пыль в глаза, в этом ты превзошел меня, — фыркнул Гонт. — Никто даже не догадывается о твоих, а теперь моих развлечениях. Думаю, это воздействие твоих так называемых друзей, общение с которыми теперь продолжится еще какой-то срок. Гребаный Гарри Поттер, он достает меня даже после таких масштабных изменений реальности.
— На какой срок? — Том заинтересованно подался вперед. — Я же все равно рано или поздно вернусь. И стану… тобой. Или же собой. В принципе, меня устраивает текущий вариант вселенной.
— Тебя — да. Но не меня, — Гонт покачал головой.
Тому не понравился этот намек, эти непрозвучавшие слова. Похоже, на сей раз они поменялись местами, и теперь именно Томас жаждет изменить прошлое. Но он все же сделал попытку направить разговор в конструктивное русло.
— На изобретение нового маховика могут уйти годы, это нетривиальная задача для целой команды невыразимцев. Значит, мне нужно как-то зарядить имеющийся, чтобы его хватило на еще одно перемещение. Если бы я не замкнул петлю, ты бы перестал существовать — это ты понимать должен.
— Ты считаешь себя таким умным, таким безгранично сильным, — поморщился Томас на этот укол. — Пытаешься переть против судьбы, однако от себя самого не убежишь.
— Так все же? Как мы зарядим маховик? Ты-то уже должен это знать.
Томас Гонт откинулся на спинку кресла. Свел перед собой кончики пальцев, задумчиво глядя поверх них на Тома, будто решая, говорить или нет. Или же он пытался нащупать нужную линию поведения в своей зыбкой памяти. Наконец он заговорил:
— Это гигантский объем энергии. Больше, чем есть в каком-либо другом артефакте. Больше, чем человек пропускает через себя за всю жизнь. Возможно, подошла бы энергия, которая высвобождается при жертвоприношении, если выбрать правильный ритуал и посчитать…
— Посчитать по формуле, скольких человек нужно убить? — криво усмехнулся Том. — Думаю, если это возможно, я бы обошелся без подобного. Не то чтобы я имел что-то против убийств по необходимости, но не уверен, что, так легко ступив на эту дорожку, я смогу потом остановиться. Однако твой замысел теперь понятен — именно к этому ты и пытаешься меня подвести. Но твоя уловка не сработает. Какой еще есть способ получить такой значительный объем энергии?
— Как жаль… — губы Томаса изогнулись в неприятной улыбке. — Что ж, один путь я предложил. Если он тебя по каким-либо причинам не устраивает, то тебе придется найти другой. Самому.
— Видимо, от тебя стоит ждать не помощи, а попыток как можно больше усложнить мне жизнь? — ухмыльнулся Том в ответ. — И ты, конечно же, не расскажешь, что будет происходить дальше, когда именно я покину это время? Или ты и сам уже не помнишь?
— Отчего же, в общих чертах я могу разобрать, хотя это и неприятно наслаивается на мои прошлые воспоминания о перемещении в 1949-й предыдущей версии реальности, — поморщился Томас. — Но я не упущу любой возможности усложнить тебе жизнь, тут ты прав. Мне не нравится, как ты все изменил, хотя с этим и можно смириться. Однако еще больше мне не нравится это новое неприятное открытие — я предполагал, что все свершится как должно, но внезапно оказалось, что моя жизнь в твоих руках. И не думаю, что я тебе ее доверю, пока не буду знать точно, что ты правильно распорядишься появившимися у тебя возможностями.
Том разочарованно поднялся с дивана. О том, какой неприятный человек его собеседник, он говорить вслух не стал. Они явно сейчас думали друг о друге примерно одно и то же.
***</p>
— Это какое-то дежавю. И не могу сказать, что приятное.
Миссис Грейнджер сложила руки на груди и прислонилась к дверному косяку. Похоже, пускать его в дом она отчего-то не хотела, только изучала пристальным взглядом. Том пожал плечами.
— Извините, возможно, в прошлую нашу встречу я проявил недостаточно вежливости, но обстоятельства сложились таким образом…
— Недостаточно вежливости?.. — переспросила миссис Грейнджер, вздернув бровь. — Это такой эвфемизм для той ситуации, в которой Гермиона вдруг пропадает вместе с тобой прямо из своей комнаты, а потом появляется среди ночи вся в слезах, когда я места себе не нахожу и уже собираюсь звонить в полицию? Может, ты тогда мне объяснишь, что случилось, раз она отказывается?
Том подавил раздраженный вздох. Покачнулся с носков на пятки. Конечно, больше всего хотелось наложить на тупую магглу Конфундус и убрать ее с дороги. А она решила встать на его пути, даже не представляя себе, какой опасности подвергается. Единственное, что его сейчас останавливало, так это смутная догадка, что Гермионе, возможно, не понравится подобное решение проблемы, а это вызовет очередные истерики и разборки. А он так устал… от всего. И какой путь избрать, чтобы преодолеть эту внезапную преграду? В памяти всплыли наивно-жалобные глаза Теодора, когда тот пытается выспросить что-то на его взгляд интересное о тонкостях магической науки или же об опыте с девчонками. Почему-то все люди так легко ведутся на поводу у своей жалости, когда он сам даже примерно не представляет, как должно ощущаться это чувство.
— Да… Я понимаю, что мое поведение выглядит нехорошо и вызывает справедливые вопросы, — вздохнул Том и печально потупился. — Я слишком погрузился в себя и свои переживания, в собственные проблемы с семьей, а Гермиона… Она всегда была для меня глотком свежего воздуха. Но мне стоило подумать в первую очередь о ней, и… Вы правы, я слишком эгоистично воспользовался ее бескорыстной поддержкой, не позаботился о ее чувствах. Не нужно вновь ее тревожить, без меня ей будет спокойней, а я… Это неважно.
Кивнув напоследок, он развернулся к калитке. Наверно, стоило сделать это сразу — просто обойти дом с другой стороны и по старинке кинуть камешек в окно, а не упражняться в риторике. Он уже вытянул палочку, собираясь наложить на себя дезиллюминационные чары, но тут миссис Грейнджер окликнула его в спину:
— Том!
На секунду на лице промелькнула победная усмешка, но когда он повернулся, уже был собран, серьезен и печален. Миссис Грейнджер кусала губы, глядя ему вслед. После нескольких секунд молчания она все-таки спросила:
— Так что у тебя случилось?
***</p>
— Что у нас сегодня на ужин? — с интересом принюхиваясь, Гермиона зашла на кухню. Том поднял глаза от столешницы и мельком взглянул на замершую в дверях фигурку.
— Пудинг из мяса<span class="footnote" id="fn_31547420_1"></span>, — ответил ровным тоном. — Привет.
— Представляешь, оказывается, с магией его вовсе не обязательно готовить на пару целых пять часов, — добавила миссис Грейнджер.
Она устроилась с торца стола и с любопытством наблюдала за действиями Тома, который колдовал, в буквальном смысле колдовал у рабочей зоны кухонного острова — прикосновением палочки размножил формы, а комочки теста зависли над каждой и начали растягиваться в тонкие блины. Джин взболтнула вино в округлом бокале, рубиновая жидкость закрутилась водоворотом.
— А мне почему не сказали, что ты здесь? — возмутилась Гермиона. — Сижу наверху, спокойно пишу эссе. Мама! И ты же не пьешь красное — оно красит зубы?
— Пинотаж, — прокомментировал Том, отправив начинку из аккуратно нарезанной на кубики говядины с почками и грибами по формам. Соус взмыл в воздух бордовым переливающимся в воздухе шаром и, разделившись на струйки, полился на мясо. — Не то чтобы я специалист по вину, но сопоставив кислотность и танинность, а также вкусовые нюансы, сделал вывод, что его ягодная насыщенность будет хорошо сочетаться с пряным красным мясом.
— Том убедил меня, что это южноафриканское из запасов его мачехи идеально подойдет к сегодняшнему ужину, и я просто обязана попробовать. Могу сказать, что и до ужина оно тоже идет отлично, — Джин совсем не смутилась и поднесла бокал к носу, чтобы насладиться ароматом.
Сердито уперев руки в бока, Гермиона вопросительно уставилась на Тома. Он лишь пожал плечами и изобразил пристыженный вид. Судя по ее лицу, она ему ни капли не поверила.
— А почему ты не показывала, что так можно? Это же просто магия какая-то! — Джин с интересом смотрела, как слой теста накрыл мясную начинку и тут же начал подрумяниваться под действием чар, а по кухне пополз умопомрачительный запах томящегося мяса.
— Я… я не очень увлекаюсь бытовыми чарами, — Гермиона тряхнула головой, на секунду растерялась. Ей в руку ткнулся еще один пузатый бокал, уже предусмотрительно наполненный, и ей ничего не осталось, как поймать его в воздухе.
— Надо же, — протянул мужской голос из-за спины Гермионы. Мистер Грейнджер застыл в дверном проеме и удивленно осматривал представшую его взору сцену — пироги запекались прямо на столешнице, а ножи и грязные миски сами полетели в раковину по мановению руки Тома. Заметив пополнение, тот дотянулся до бутылки вина и начал наполнять третий бокал, аккуратно наливая по стенке. — Меня беспокоил тот факт, что ты встречаешься с колдуном. Но теперь я могу сказать, что, кажется, все твои толстенные книжки — абсолютно пустая трата денег. Какой прок в этих древних закорючках и зельях из жабьих лапок, когда я только сейчас, через семнадцать лет жизни с дочкой-ведьмой, узрел наконец настоящее нормальное волшебство? Вот этому вас и должны учить в школе, а не всякой заумной чепухе с опасными средневековыми магическими перестрелками…
— Папа! Ну что ты такое говоришь, магия — это не только приготовить поесть! Том тоже знает далеко не одни бытовые чары, он, между прочим, преподает дуэльное искусство! А я заняла третье место в соревнованиях…
По щекам Гермионы поползли красные пятна. Том тупо смотрел на них, пока неприятный шум поднимался, заглушал слова этого спора, который был просто образцом маггловской глупости. А в следующий момент высокий звон прорезал мутную завесь. Вскрикнула Джин, и Гермиона вдруг оказалась рядом; она почему-то хватала его за руку. Он заторможенно перевел взгляд вниз и удивленно уставился на осколки бокала, зажатые в ладони. И только теперь почувствовал боль от острого стекла, но такую далекую и тупую, будто она была не с ним. Словно запечатленная на равнодушной фотокарточке. Красное текло на столешницу, расплывалось пятном, но столь тусклое, что почти черное. Не разобрать, кровь или вино — все потеряло цвет и насыщенность. Голос Гермионы звал его, словно она находилась на улице, в отдалении, кричала сквозь плотную толпу. Время потеряло свою меру, превратилось в ничто, перестало иметь какой-либо смысл.
А потом он вынырнул из этого киселя, а чувства обрушились водопадом. Зашипев от боли, легким движением кисти испарил осколки. Гермиона наконец прекратила терзать его барабанные перепонки своим криком и провела палочкой над ладонью, заживила глубокие порезы. У Тома хватило сил изобразить благодарный кивок, а потом он тяжело оперся на столешницу. Поднял взгляд и увидел две пары ошарашенных глаз старших Грейнджеров.
— Кажется… — он хрипло усмехнулся. — Пудинг уже готов.