Глава 24. (сгорел сарай - гори и хата) (2/2)

К счастью, для этого как раз был удобный случай. Если бы не вечерние планы, она могла бы опять впасть на несколько дней в апатию, но встреча с Юнги не дала лечь на кровать и страдать, заедая слёзы сладостями, сериалами и бессмысленными покупками в онлайн-магазинах. Друг заметил даже под тушью и напрасными стараниями замаскировать макияжем красноту, что глаза слегка заплаканы и, покупая билеты на комедию, Хана эмоционально, но без подробностей рассказала, что произошло.

- Так, значит, с Хоупом у вас ещё не всё потеряно? - предугадывая, что в такой ситуации получит от ворот поворот, разочарованно уточнил Шуга.

- Нет, по-моему, именно сегодня стало более ясно, что ничего не выйдет.

- Да почему?! Он же дал понять, что хочет вернуться!

- Это не то! Он не любит меня и не хочет вернуть даже то, что было, он просто хочет устроиться получше, чтобы его везде ждали и любили! Это эгоизм!

- Ну… может оно и так, я почему-то с такой точки зрения это не рассмотрел, - подумав, Шуга хмыкнул: - Тогда я такой же мерзавец? Я с Хвасой нормально общаюсь, но… сейчас тут, с тобой, и… надеялся получить ответ… это тоже желание везде устроиться?

- Нет! Точнее – не знаю! – Хана потрясла головой, перекинув через плечо длинные волосы. Она распустила их, изменяя привычке носить забранные. – Я не люблю неопределённость, нет так нет, да так да, что за полумеры? Меня это держит в нервном напряжении.

- Да всех бы держало! Поэтому я и надеялся получить ответ, - повторил Сахарный, остановившись и посмотрев на подругу. Она вздохнула, разводя руками:

- Я услышала тебя, но, прежде чем ответить, я должна тебя предупредить.

- О чём?

- О своих мыслях, обо всём, что во мне происходит. Чтобы всё честно было.

- Я всеми руками за! – улыбнулся ободряюще Шуга, но занервничал. Что ему преподнесут за сюрприз? Они медленно тронулись дальше, к дверям кинозала.

- За последние месяцы я много о чём думала, наблюдала, анализировала. Знаешь, люди такие эгоисты, все только о себе думают, о том, чтобы отхватить кусок пожирнее, получить удовольствие, даже отбирая у другого.

- Увы, это так. Не поспоришь.

- Это плохо, но можно ли это как-то изменить?

- Я не знаю, - пожал плечами Юнги, - мне не довелось перевоспитать хоть одного человека, я только хочу верить, что сына воспитаю правильно. А так-то и о себе самом не всегда лучшего мнения.

- Это ты зря. Ты хороший. Ты не эгоист!

- Смотря с какой стороны посмотреть, в чём-то точно он.

- Ну вот я и подумала, если ничего не изменить и грязная конкуренция в природе людей, а не имею ли я права тоже быть эгоисткой?

- Почему бы и нет? Отстаивать свои интересы – это нормально. В дозволенных рамках, конечно.

- Но я не только про Хосока. Я вообще. Понимаешь… я такая злая из-за этого всего стала, что хочется пакостить и творить бесчинства, - понизив к концу голос, призналась Хана.

- Тебе?! – удивлённо засмеялся Юнги. – Вот это новость! И что же хочется творить?

- Ну… я уже говорила тебе кое о чём, что купила себе…

- Пф! Это не пакость.

- Да это ладно, тут другое… Я чувствую, что не смогу отпустить эту напряжённую ситуацию с Хосоком, пока не поступлю так же.

- Так же?

- Как он. Пока не изменю ему.

- Да я давно говорил, что надо перестать с ним считаться…

- Ты не понимаешь! – Хана отвела Шугу за рукав в сторону, чтобы не мешал проходить другим людям, пока они болтают, вновь остановившись. – В этом-то и вся загвоздка моего ответа! Я испытываю к тебе симпатию, и ты мне нравишься, но эта подлая часть моей души хочет воспользоваться нашей дружбой, твоей симпатией, чтобы отомстить Хосоку. Да при том ещё с надеждой, чтобы он узнал, разозлился, разревновался и прибежал меня возвращать! Я могу допустить гадости по отношению к кому-то, но не к тебе! А по отношению к тебе это будет некрасиво с моей стороны, если я пойду на это не только из симпатии, но и из вредности. Ты не должен быть средством в моих интригах против мужа. К тому же, вы друзья.

Выслушав её, Юнги задумался. Он боялся, идя на это свидание, что Хана сразу скажет: «Я люблю Хосока, ничего не изменилось, поэтому прости, но нет!». Однако этого не произошло. И он искренне «болел» за подругу и радовался, что та набирается на многое смелости, раскрывается, начинает думать о себе. Поэтому опять легкомысленно пожал плечами:

- Я не против. Я не вижу в этом ничего преступного, что у тебя бродят такие мысли. Помимо них же… есть хоть какие-то чувства? В смысле, не только дружеские…

- Пока трудно понять. Ты мне нравишься, честно, - смущенно призналась Хана и разрумянилась. В её улыбке была нежность, и Шуга видел, что это не рисовка. Да и умела ли Хана рисоваться? Нет, её зачаточный эгоизм ещё не исхитрился до такой степени. – Я думаю, что мы можем попробовать встречаться. Теперь, когда я выговорилась, мне спокойнее. Только ещё одно…

- Да?

- Не будем говорить ничего Хосоку. Если он узнает, это как раз и будет как будто бы тем, чего хочет тёмная часть меня. Если же не узнает, то я лучше пойму, что испытываю к тебе. Без примеси возмездия.

- Ну… не знаю, насколько просто будет это от него скрыть. Я могу не говорить ему, но, по мне, как раз лучше бы было сказать.

- Нет, я не смогу, - покачала Хана головой, - если он будет знать, я буду чувствовать себя, как под прицелом. Давай сначала попробуем, а там будет видно, говорить или нет?

- Если ты настаиваешь, то пожалуйста. Конечно, в вашей ситуации я за тебя и не буду считаться с его чувствами так, как с твоими.

- Спасибо.

- Есть ещё какие-то предупреждения? Пункты?

- Нет, - улыбнулась Хана.

- Отлично! – успокоился Юнги. Протянул ей руку. – Что ж, пошли, посмотрим киношку? Наш первый поход в кино!

- Как серьёзно звучит! То есть, - взявшись за его ладонь, запереживала Хана, - мы уже встречаемся, да? Вот прямо сейчас?

- Давай с момента пересечения порога кинозала? – пошутил Шуга. – Так сказать, перейдём Рубикон.

Помешкав мгновение, женщина всё же взяла волю в кулак и, улыбнувшись, в ногу с Юнги вошла в зал. Уже не как с другом, а с человеком, с которым собралась строить вторые в своей жизни отношения. И как-то с плеч вдруг свалился груз семейной неудачи, ответственности, переживаний. Ей будто вновь было лет восемнадцать-двадцать, она пришла на свидание, каких у неё и с Хосоком-то толком не было – слишком уж спонтанно и вместе с тем рационально они поженились. Возродившаяся в душе юность подсказала Хане, что она всё делает правильно.

После фильма они долго прогуливались пешком. Приближался летний сезон, погода стояла душноватая, но приятная. Тихий вечер располагал оставаться на улице подольше. Проходя мимо цветочного магазина, Шуга указал на витрину:

- Я хотел встретить тебя с цветами сегодня, но…

- Не нужно. Если я принесу цветы домой, то Хосок их увидит. Так что не надо цветов, ладно?

- Как-то непривычно мне ухаживать за девушкой и не дарить цветов. Но я рад, что спросил прежде, чем сделал.

- Всё бывает впервые, наверное? – Хана вжала голову в плечи: - Мне вот непривычно думать о ком-то кроме Хосока, как о мужчине…

- Не слишком ли много в наших диалогах Хосока? – чуть обижено сказал Юнги.

- Прости, ты прав.

- Я не запрещаю о нём говорить, ясное дело, что без него совсем не получится, но понизить концентрацию надо.

- Надо, - согласилась весело Хана. Они шли, держась за руки. Сеул был огромным городом, и она сомневалась, что кто-то из знакомых увидит их сразу же. Возможно, однажды эти отношения откроются, но к тому моменту она уже проверит свои чувства и будет готова. Её чувства… какие они были по отношению к Юнги? Хана все эти недели, после его предложения, размышляла над этим. И вопросов оставалось много. Да, во-первых, её прельщает возможность отомстить. А во-вторых, она уже очень давно чувствует желание и неудовлетворённость, и с каждым днём из-за этого желание переспать с Шугой увеличивается, с каждым днём она воспринимает его всё более сексуально. Не совершает ли она сама того преступления, в котором обвинила мужа? Тот застоялся в стойле, вот и полез к ней, не потому что жить без неё не может, а потому, что не удовлетворён. Однако сама она точно такая же! Но Юнги всё в лицо сказала, набралась смелости, а Хосок? Он что-нибудь объяснил? Сказал что-нибудь, кроме «скучаю»? «Нет, он хотел только переспать – это ясно!» - зло припоминала Хана.

Юнги проводил её до самого жилого комплекса. Они встали на углу, прощаясь.

- Не зайдёшь на чай? – предложила она.

- Нет, после первого свидания неприлично, - засмеялся Шуга. – Надо же как-то разграничить разницу между дружбой и тем, что мы… встречаемся?

- А, то есть, мы теперь как будто бы заново знакомимся и испытываем друг перед другом неловкость?

- Ой, нет, давай без этого? – поморщился мужчина. – Ненавижу неловкость, давай по-простому? Не буду подниматься так, ради символического этикета. Ну, знаешь, вдруг полезу приставать?

- А я вдруг не стану сопротивляться и буду выглядеть очень непорядочно, раз отдалась после первого свидания? – пошутила Хана.

- Ох уж эта порядочность! Когда-то я в ней был более определён и уверен. Ещё так с Джинни ругался, слушая её представления! А потом проживаю жизнь и понимаю, что очень много относительных вещей. Сегодня за них готов умереть, а завтра гроша ломаного не стоят. Сегодня уверен в важности своих убеждений, а завтра и в собственной-то важности не уверен.

- Это точно. Я всегда была уверена, что любовь бывает одна – на всю жизнь. А теперь…

- Добро пожаловать в клуб разочаровавшихся, - пожал он ей деланно ладонь. Они засмеялись.

- У клуба есть кодекс?

- В первом пункте мы уже сошлись – надо почаще думать о себе.

- Отлично. Ещё?

- Надо получать удовольствие и баловать себя.

- Буду работать над этим, - пообещала серьёзным тоном Хана, едва сдерживая улыбку.

- Начнём сразу же, - сказал Юнги и, не успела она задуматься над его словами, как он подался вперёд, чуть наклонился и поцеловал её в губы. Хана выгнула спину от неожиданности и замерла. Даже глаза не закрыла и простояла с открытыми секунд пять, пока не поняла, что её целуют. Только тогда сомкнула веки и, позволяя происходить поцелую, подалась навстречу. Этот поцелуй показался ей похожим на самый первый. Пожалуй, целуясь с кем-то новым, постоянно мелькает это ощущение, что ты не знаешь правил, техники, меры дозволенного. В таких случаях побеждает самый наглый – он же, чаще, более опытный – задаёт тон действию и погружает в этот поцелуй, объясняя языком – в прямом смысле – как всё устроено. И Шуга вовлёк Хану в продолжительный, горячий, но не до безумия развратный поцелуй. Взрослый, зрелый, с заявкой на будущее. Они оторвались спустя какое-то время друг от друга и посмотрели глаза в глаза. Юнги, привычно не теряя присутствия духа и всё преподнося так, чтобы не накапливалось стеснения, быстрее заговорил: - Я хотел тебя спросить, можно ли я это сделаю, но потом подумал, что опять дойдёт до Хосока, словно я у него ещё разрешения должен получить, поэтому пошёл он на фиг.

- Правильно, что не спросил, - заправив прядку волос за ухо, кивнула Хана, - так бы всё и вышло, я бы тоже подумала о муже, прежде чем ответить и, логически поплутав, пришла бы к выводу, что нельзя этого делать.

- Тогда я молодец, - похвалил себя Шуга.

- Не спорю.

- Увидимся на следующих выходных? Я в деревню съезжу и обратно. Прежде чем ты что-либо скажешь, замечу, что с Хвасой у нас ничего нет в плане постели с тех пор, как мы обсудили между собой всё, так что я не на двух стульях пытаюсь усидеть… вот.

- Я бы о тебе такого и не подумала. Конечно, буду ждать следующие выходные. Предварительно созвонимся, чтобы… ну, сам знаешь кому не попасться на глаза.

- Какие мы злодеи! – поругал себя и её Юнги и, ещё раз быстро поцеловав Хану, пошёл прочь. Тронув губы, она направилась в подъезд. Всё это было так непривычно! Можно ли было позволять себе такое, будучи в официальном браке? Можно ли оставаться чьей-то женой и становиться любовницей другого, не нарушив никаких моральных норм? У Ханы не укладывалось это в голове, и она мечтала найти разгадку, оправдать себя. Но если оправдать себя, то автоматически оправдается и Хосок, а если он оправдается, то окажется, что на него не за что было злиться, и не требовалось никакой мести, и он вообще станет жертвой данной ситуации! «Я схожу с ума! – поднимаясь на лифте, сжимала ремешок сумочки Хана. – Вместо того, чтобы наладить семейные отношения, я доламываю собственную семью! Но не я начала это первой! И неужели я не имею, в самом деле, права, попробовать что-то ещё?». Губы ещё горели от прикосновения к ним новых, незнакомых прежде губ. И сожаление о том, что Юнги не поднялся, стало громче каких-либо других мыслей.