Глава 23. (зато честно) (1/2)
Дети – не только цветы жизни, но и причина единения, примирения, отказа от эгоизма. Поэтому день рождения Наны собрал родственников и друзей семьи к праздничному столу. Хосок с Ханой смогли провести вечер без взаимных придирок, но за счёт того, что буквально игнорировали друг друга. Обмен словами касался третьих лиц, и даже просьбы передать что-нибудь, стоявшее на столе подальше, они обращали к кому-то стороннему. Им было на кого отвлекаться – на Намджуна и Чжихё, на Юнги с Хвасой. Все пришли с детьми, и маленькое стадо носилось по квартире, совершенно не интересуясь взрослыми. Нана была завалена подарками и наслаждалась вниманием, вертелась перед гостями в новом красивом платье, хвалилась Джесолю и Ходжуну планшетником, который презентовал ей дедушка. Мать Ханы, приехавшая на день рождения внучки, любезничала с отцом Хосока, искусно смеясь над его шутками, всячески высказывая своё одобрение и восхищение по любому относящемуся к семье Чон поводу. Старшая племянница Хоупа, которой было уже восемнадцать, скучающе сидела в углу, переписываясь с друзьями в телефоне. В общем, всё было нормально, как у всех, где находятся и веселящиеся, и недовольные, и желающие уйти пораньше, и желающие задержаться. К последним относился Шуга.
С того раза, когда они с Ханой выпили и потанцевали в «Пятнице», он её не видел, но регулярно мыслями возвращался к ней. Нет, это не было зацикленностью влюбленного юноши, не было терзаниями зажёгшегося сердца. Но стоило ему вспомнить о подруге, как хотелось позвонить, спросить о настроении и самочувствии. Беспокойство за неё превышало, как ему казалось, допустимую норму, поэтому он удерживался от звонков, не провоцируя дальнейшее укрепление странных чувств. Было ли это страстью? Юнги не представлял Хану в эротических мечтах, и если был с Хвасой в постели, то о других не думал, но если уж мысль о Хане возвращалась где-то в пути или в свободный от дел час, то не было в них прежнего спокойствия. Теперь он думал о женщине, а не о подруге, он знал это, чувствовал. И теперь, придя поздравить Нану, Шуга делал всё возможное, чтобы не смотреть на Хану – слишком уж тянуло. Чуть более оживлённая, чем ещё пару месяцев назад, она была скорее на взводе, чем вдохновлённая вечеринкой, но силилась этого не показывать. Соседство с мужем, не жившим с ней, но постоянно появлявшимся в доме, изводило и не давало принять новых условий. Между надеждой на воссоединение и её отсутствием трудно найти равновесие. Приодевшись и накрасившись, Хана приманивала взгляд и, избавляясь от наваждения, Юнги расточал сверх меры анекдоты, обнимал жену, вмешивался в игры детей, становясь их участником. Те были не против – они его обожали.
Уходя, Шуга испытывал и облегчение, и разочарование. Наедине бы поговорить, спросить, как у них всё с Хосоком, налаживается? Но сознание шептало, что совсем не то он хочет услышать от подруги. Он преступно порадуется, если выяснится, что между теми всё кончено. А ведь ещё недавно стремился помочь этим разрушающимся отношениям… В гостиничном номере выяснилось, что Хваса забыла сумочку в гостях.
- Съездить за ней? – спохватился Юнги.
- Уже поздно, завтра съездишь. Одну ночь я проживу без телефона и кошелька.
Поэтому на следующее утро, в воскресенье, Шуга вновь оказался в квартире друзей. Хана вернулась к своему обычному состоянию – бесформенному домашнему костюму и забранным на затылке волосам. Впустив его, она улыбнулась:
- Ты за сумочкой, да? Я вчера обнаружила её в зале, когда раскладывала маме диван.
- Да, Хваса что-то недоглядела. Не похоже на неё, обычно она собранная.
- Бывает, - Хана взяла забытый предмет и протянула другу, но тут же опустила руку, - ты торопишься? Или позавтракаешь со мной? А то дети и мама ещё спят, я встала раньше…
- Ты же знаешь, я никогда не отказываюсь от еды, - улыбнулся Юнги, разуваясь, но дал себе мысленного подзатыльника. Зачем согласился? Он что, ищет повод провести время с Ханой? Но раньше же в этом ничего преступного не было! Почему бы им и не поболтать? Но всё почему-то стало сложнее. Вопросы о Хосоке никак не срывались с языка, будто в них отчётливо бы услышалась личная заинтересованность. Что за безобразие!
- Садись, - пригласила Хана его к столу и поставила чайник. В раковине и возле неё ещё стояли горы невымытой посуды. Женщина открыла посудомоечную машину и стала доставать оттуда порцию чистой, расставлять по полкам, чтобы запустить следующую партию. Юнги опустил к рукам, положенным на стол, глаза, думая, о чём бы всё-таки потолковать, чтобы не зайти в ненужные дебри? – Вчера что-то так выбилась из сил, что не успела дела закончить. И легла поздно, а всё равно вскочила ни свет ни заря!
- Это я тебя звонком разбудил? – полюбопытствовал Шуга.
- Нет-нет, я уже не спала.
- Чего это тебе не спится?
- А как ты думаешь? – остановилась она, обернувшись. Сведя низко брови, посмотрела за окно.
- Хосок?
Хана поджала губы при произнесении его имени. Но, хотя бы, уже не плакала и сокрушенно не заламывала руки.
- Ты же знаешь уже про его… «вторую семью»?
- Да, он рассказал нам, когда возникла необходимость перевезти их…
- Необходимость? - хмыкнула Хана. – Думаешь, им действительно так надо было приезжать в Сеул? Или это он захотел?
- Слушай, ты ж знаешь, я бы Хоупа никогда не стал обелять и оправдывать, если бы считал, что он косячит. Но там действительно нехорошая ситуация. Я и сам бы помог.
- Нехорошая ситуация! А мне что делать?
- Хрен уже положить на это всё? – пожал он плечами, предлагая со своей точки зрения лучший вариант. Хана враждебно на него покосилась:
- Ты имеешь в виду принять, как данность, что у него ещё ребёнок и он бегает на два дома?
- Нет, я имею в виду – пусть катится, куда хочет. Живи своей жизнью! Чего ты всё грузишься по его поводу? – «Не это я должен был посоветовать, не это! – поругал себя Юнги. – Но они уже пять месяцев ведут эти позиционные бои и ни к чему это не приводит, так не лучше ли разойтись в разные концы ринга?»
- Юнги, если я тебе скажу, что в моей голове происходит, ты подумаешь, что я сумасшедшая или очень плохая!
- Не подумаю, выкладывай.
Хана налила в две чашки чая и, поставив их на стол, села возле друга.
- Я боюсь за наследство Ходжуна. Я хочу, чтобы у моего сына, у моих детей было всё. А если Хосок сейчас расхвалит другого внука дедушке, и тот переведёт всё на него? Я не за себя боюсь, но как я одна детей вытяну? Это всё по праву принадлежит им!
- Да ты что! Хоуп никогда так не поступит, не накручивай себя…
- Я думала, что он никогда и не изменит. И что? Мужчины запросто забывают о своих обязательствах по отношению к детям, уходят – и знать ничего не хотят! Если на него будет влиять другая женщина, она запудрит ему мозги…
- Нет, Хана, даже в голову не бери. Если у него самого не хватит выдержки, он прекрасно знает, что мы все – его друзья – закопаем его живьём при попытке лишить вас чего-то. Но, повторюсь, он этого не сделает.
- Я выгляжу меркантильной дрянью, да?
- Нет, это рациональный подход к жизни, - улыбнулся Юнги, - и он показывает, что разум заработал сильнее чувств. Ты… уже остыла к Хосоку? – затаил дыхание Шуга, недовольный собой, что задал этот вопрос.
- Я… не знаю! Мне… очень одиноко без него. Или просто без мужчины? Я не могу понять, ведь кроме него у меня никого не было, - покраснев, Хана шёпотом сказала: - Я себе кое-что купила…
- Что?
- Ну… из секс-шопа.
Юнги задумался, осознавая, но через мгновение дошёл до сути дела, округлил глаза:
- Ого! И как? Полегчало?
- Я не решаюсь попробовать, - захихикав, она уткнулась в ладонь, - такие глупости воображаются! А вдруг застрянет и всё такое!
Шуга засмеялся, покачивая головой:
- Застрянет! Вызовешь спасателей – приедут настоящие мужики, помогут.
- Да вот то-то и оно, что не могу понять, нужны ли мне эти настоящие мужики.
Юнги присосался к чаю, подавливая какую-то горечь, запивая претензию на то, чтобы тоже помочь… Нет, он этого делать не должен! Даже в шутку предлагать не стоит. Хана подумает, что он подкалывает её из-за той пьяной ночи, смутится. А если ей и в самом деле ничего больше не надо? Если Хосок разочаровал её настолько, что она забьёт на своё личное и станет жить для детей? Плохо ли это? Принесёт ли ей это счастье?
В дверях кухни показалась мать Ханы. Обрюзгшая женщина в халате, за пятьдесят лет. Судя по формам тела, её полнота была связана скорее с сидячим образом жизни, неправильным питанием, когда от безделья постоянно что-то закидывают себе в рот. Черты лица её, некогда симпатичные – возможно, в молодости она была очень даже ничего – превратились в карикатуру на характер. Так бывает с возрастом у людей, которые эмоционально склоняются в одну сторону, делаются нытиками, занудами, весельчаками или злорадствующими. Эта превалирующая эмоция откладывается в мимических морщинах и застывает в выражении, так что становится достаточно одного взгляда, чтобы понять, что перед тобой за человек. Мать Ханы была завистливой сплетницей и пессимисткой.
- Доброе утро, - поздоровавшись, она уселась с ними третьей.
- Здравствуйте, - приподнявшись, ответил Юнги и сел назад.
- Хана, налей мне чаю.
- Сейчас, - поднялась дочь.
- Продолжаете вчерашний праздник? – спросила женщина у Юнги.
- Да я по делу заехал, жена кое-что забыла вчера.
- Ну ясно, - её глаза перешли на гору посуды у раковины, - Хана, а чего у тебя до сих пор такой бардак?
- Я не успела ещё убрать, мы тут с Юнги разговорились…
- Вот я тебе говорила, что за домом лучше следить надо? Конечно, от плохих хозяек мужья всегда уходят!
Шуга увидел, как больно эта фраза впилась в Хану. Та замерла, судорожно сглатывая и, чтобы не заплакать, отвлеклась на подачу матери чашки с чаем. Юнги скрипнул зубами, но не стал сдерживаться:
- А вы плохая хозяйка, как я понимаю?
- Почему? – удивлённо моргнула женщина.
- Ну от вас же муж ушёл.
- Отец Ханы – волокита, бабник и скотина! Ему было всё равно, что в доме – хоть в лепёшку расшибись!
- Да нет, не утешайте себя, уверен, причина в том, что вы пыль плохо протирали.
- Юнги… - ахнула Хана, видя, что тот дерзко и откровенно издевается над её матерью. Женщина оскорблённо отклонилась назад, но тотчас её язвительная самозащита вернула ей уверенность, выраженную в презрении к собеседнику:
- А ты кто такой, знаток семейной жизни?
- Я – друг Ханы. А вы – её мать, только как-то неправильно воспринимаете свою роль. Потому что должны поддерживать свою дочь, а не порождать в ней угрызения совести и комплексы.
- Ты меня поучи, как мне себя вести! Я побольше твоего-то прожила…
- Важно не сколько прожил, а как, - перебил её Шуга. Он вспомнил многочисленные жалобы Хоупа на то, что стоило тёще приехать, как их отношения с Ханой разлаживались, как после общения с матерью девушка всегда становилась дёрганной и цеплючей к мелочам. Теперь он сам живьём видел этого эмоционального вампира, не способного понять всю кощунственность своего длинного языка и двойной морали.
- И как ты прожил? Многого добился? – хмыкнула она.
- А вы? Стали роднёй миллионерам? Так я вам секрет открою – этого Хана добилась, а не вы.
- Ну у тебя и друзья! – бросила она дочери. – У твоего мужа такие культурные товарищи, а этот – быдло!
- Мам, он друг Хосока… - попыталась остановить её та.
- А вы королева Периферийская? – поднялся Шуга. – Извини, Хана, я поеду. Эта мадам такая токсик, что сидя рядом язву заработаешь.
- Гляди, гляди на него! Умник, остряк! Давай, катись отсюда! Хане такие друзья не нужны! Хамло! Никакого уважения даже к старшим людям!
- Не всякий достоин уважения только потому, что носил свою жопу по свету чуть дольше моей, - огрызнулся мужчина и вышел в коридор. Вслед ему раздавались оскорбления. Хана тронула его за рукав, не зная, останавливать или торопить уйти:
- Юнги… не обижайся, - тихо бормотала она, чтобы не слышала мать, а то нападёт ещё и за то, что дочь не на её стороне.
- Всё в порядке, я позже загляну, когда эта ведьма свалит, она ещё долго тебе отравлять атмосферу тут будет?
- Юнги, но она же моя мама…
- Блять, но нельзя же позволять ей так себя вести! Ты плохая хозяйка? Серьёзно?! Я впервые у тебя невымытую посуду увидел, блять! Сука, меня так бомбит, что если б она не была твоей матерью, я бы её словарём мата приложил!
- Не все люди идеальные…
- Но некоторые хотя бы стараются, а эта!.. – Шуга обулся и, сделав глубокий вдох, принял спокойный вид. – Ладно, извини за всё. Созвонимся! Пока.
Закрывшись за ним, Хана постояла у двери. Не хотелось идти на кухню и продолжать эту тему с матерью, а та наверняка не так быстро успокоится. Попытавшись надеть на себя невидимые доспехи непробиваемости, она всё же вошла обратно. Мать пододвинула к себе вазу со сладостями и, закидывая их в рот, запивала чаем.
- Какой подонок! Только подумать! Вчера выглядел приличным, а на деле – отброс! Быдло, настоящее быдло!
- Мам, это не так…
- Да где не так-то? Что я, сама что ли не вижу? Я тебе всегда говорила, большинство мужчин – вот такие мрази! Оскорбляют женщин, и хоть бы что им! Ни стыда, ни совести! Хосок у тебя был по сравнению со всеми просто золото! Такой воспитанный мальчик!
Хану резануло заключение матери, что он у неё «был», что всё осталось в прошлом. Мать уже похоронила их отношения и не верила, что у дочери что-то наладится. Она никогда не верила в возможности дочери. Для неё ничего хорошего той не светило: если было плохо, значит, лучше уже не будет, а если было хорошо, то обязательно грядут ухудшения.
- Когда мы были вместе, он тебе тоже не нравился! – процедила Хана.
- У всех есть недостатки, да, но по сравнению с другими…
- Просто он богатый – это сильно оправдывает его в твоих глазах.
- Деньги – признак ума!
- Но не благородства, - возразила Хана. Кажется, впервые она смела так упорно возражать матери.
- Благородства у зятя хватало! Он был лучше, хотя бы потому, что понимал мою правоту!
- Твою правоту? – не удержавшись, она захохотала, прозревшая, разглядевшая всю абсурдность и глупость заявляемого. – Он был слишком вежлив, чтобы сказать тебе, что не права! Поэтому он и был лучше для тебя! Но не для меня! Для меня лучше тот, кто, наконец-то, открыто занял мою сторону! Кто поддержал меня! Юнги – настоящий друг, даже если тебе это не нравится!
Оцепеневшая от этого восстания, мать окинула её злобным взглядом и, допив чай, поднялась:
- Ну и живи со своим другом!
Юнги вернулся в гостиницу, весь разъярённый, взбешённый, придумавший в голове ещё сто вариантов пикировки с тёщей Хосока. Вручив Хвасе сумочку, он стал ходить перед ней и пересказывать случившееся.
- Ты представляешь? Это ужас! Ведьма старая! Дочь у неё плохая, блять! Главное, изменил Хосок, а плохая – дочь!
- Да кому ты рассказываешь, - сидела на кресле Хваса, следя за суетой мужа перед глазами, - меня вся моя родня назвала шлюхой и перестала со мной общаться. – Поймав взгляд Юнги, она улыбнулась и кивнула: - Ну, хорошо, по факту они были правы, но мне-то было обидно, могли бы и поддержать, не чужие, всё же!
- Ну тут я согласен. Для чего вообще семья, если не для поддержки, утешения, душевных бесед? Пиздец, я злой, что пиздец! Честно, если бы я услышал, как твоя мать тебе говорит, что ты шлюха – я бы и ей ответил!
- Но тебе повезло, ты дистанцирован от тёщи, - посмеялась Хваса.
- Я даже начал в чём-то понимать Хоупа. Если эта мамашка приезжала к ним на праздники – такие праздники превращались в трагедию! А, главное, вчера соловьём заливалась перед отцом Хосока, вся такая великосветская! Лицемерка старая, только бы за деньги жопу лизать. Почему большинство людей такая срань? – выдохшийся, он плюхнулся на кровать. Джесоля в номере не было – его взяли с собой Намджун и Чжихё, поехавшие на пикник с детьми.
- Не знаю, почему. Но да, большинство – срань. Я сама в юности только о деньгах и думала. Все мы временами озадачиваемся только ими.
- Ты права. Я ж тоже в семнадцать лет сорвался в Сеул. Богатеть! И постоянно стыдился того, что не разбогател. Пока тебя не встретил, - он сел и, протянув руку, взял ладонь Хвасы в свою. – Спасибо тебе.
- Да я ничего такого не сделала, - похлопала она его свободной ладонью по руке. – Тебе за сына спасибо. И за то, как мы живём. Ты дал мне семью, которой я была лишена, близких людей. У тебя замечательные мама с папой.