Глава 20. (откровенность) (2/2)
- Я выпью только чаю, - сдержанно согласился Хоуп, уже готовый ко всему: нападкам, обвинениям, слезам, требованиям вернуться или убраться окончательно.
- А я хочу йогурт, пап, достань, - усевшись за стол, попросила Нана. Он распахнул холодильник и, прежде чем нащупал глазами йогурт, обнаружил бутылку вина. Та точно не принадлежала ему, потому что он уже несколько лет не брал и капли алкоголя в рот. Но и Хана никогда не пила без повода. И она никогда не покупала спиртное сама! Ему хотелось задать вопрос сразу же, но жена куда-то вышла. Когда она вернулась, он подбирал слова, чтобы не нагнетать при детях и не обескуражить тех непонятными разборками.
- А что… - решился он, прокашлявшись в кулак. Возникла странная потеря ощущения дома, будто в гости пришёл. – Какой-то праздник?
Хана удивлённо на него посмотрела, потому что он уставился на неё.
- Нет, а что?
- Да так… увидел вино и подумал…
Супруга покрылась румянцем. Он заметил, что у вина действительно была причина или повод.
- Я просто взяла, - бросила она и отвернулась, отвлекаясь на тарелки и разговор с сыном. Ходжун увлеченно рассказывал, как дедушка возил их кататься на пони, а бабушка потом повела всех во французскую булочную, и ещё они видели собаку, и гладили её, несмотря на то что дедушка ругался! Но папа разрешил, и они с Наной даже захотели завести свою собаку. Пока дочь присоединилась к повествованию, выдавая подробности, какую именно собаку она бы хотела, Хоуп опять не удержался:
- И будешь пить в одиночестве?
- А ты хочешь присоединиться? – огрызнулась Хана, с трудом сдерживая яд в голосе.
- Нет, что ты, разве я посмею напрашиваться в компанию? – поджал он губы. – Но не увлекайся, пожалуйста, такими развлечениями.
- Как хочу, так и развлекаюсь, - негромко парировала она.
- Лишь бы не при детях.
- И без тебя знаю.
Хосок налил себе чай и молча сел за стол, больше не открывая рта. Хана расспрашивала детей о проведённых выходных дальше, они смеялись, и она будто игнорировала его, забыла о его присутствии. Внутри сжалась какая-то струна, заскоблило подозрение, а не станет ли она настраивать дочь и сына против него? Да нет, Хана же беззлобный и честный человек. Была им, до последнего времени, а теперь с ней творится что-то неладное. Нет, перемены и их происхождение ясны – это он во всём виноват. Но что-то в ней, всё-таки, не то. Не сказать, что подменили, но переделали. И мало ему отца, который за эти дни уже весь мозг проклевал о семейных ценностях, о замечательности Ханы и том, что Хосок должен быть с ней и детьми, никуда от них не отлучаться, так ещё и здесь холод и ненависть! Отец не понимал и не представлял, какой силы негативизм пробуждал в сыне, ведь что бы он ни говорил, тот привык делать наоборот, вопреки. И если он призывает к какому-то долгу и ответственности, то это создаёт отторжение, сопротивление. И некуда бежать, выговориться, пожаловаться. Раньше хотя бы жена поддерживала добрым словом, мирила их с отцом, а теперь против него коалиция.
После ужина Хоуп вспомнил о забытых ещё в пятницу наручных часах, а завтра ему на работу, так что надо было их забрать. Он прошёл в спальню, сначала не придав значения какой-то коробке на кровати. Но когда застегнул на запястье ремешок и оглянулся, то попал взором ровно на неё. Название известного бренда подсказывало, что это-то уж точно Хана не сама купила, она никогда не сорит деньгами, да и не следит за модой. Подойдя к кровати, Хосок сдвинул крышку и увидел давным-давно подаренное жене платье: миниатюрное, откровенное, сексуальное. Он тогда половину Сеула объехал, ища что-то идеальное, что подчеркнуло бы её фигуру и то отношение к ней, какое он испытывал: она была его драгоценностью, которую хотелось оправить в золото. Она сама по себе была настоящее золото! Но Хана отчитала его, что потратил деньги зря, ведь она никогда не влезет в такую… как она тогда сказала? Пошлость? Нет, как-то… Порнуху! Да, она назвала это порнухой. И не стала даже примерять.
В спальню вошла Хана, и Хоуп, застигнутый врасплох, склонившийся над коробкой, постарался не дрогнуть. Только медленно выпрямился и, вспоминая обиду и неоценённость, которые пережил тогда, сунул руки в карманы.
- Что, решила выбросить все мои подарки?
Женщина чуть не стукнула себя по лбу. Она забыла забраться на стул и убрать назад наряд! Чёрт!
- Не твоё дело!
- Я уходя могу прихватить и бросить в мусорный контейнер, - взял он коробку. Хана подошла к нему и потянула коробку на себя:
- Отдай!
- Зачем? – не выпустил он. – Или ты хочешь его сжечь, разрезать на кусочки?
- А если я гулять в нём собралась?
- Да конечно! Я скорее поверю, что ты им пол вымоешь.
- Вымою, обязательно вымою! Но сначала устрою в нём эротическую фотосессию и выставлю в интернет!
- Если я увижу где-то твои эротические снимки – я тебе устрою! – не удержался он, запоздало прикусив язык. Почему он так злится? Какое имеет право? Разве они не расходятся?
- Что ты мне устроишь? Ещё десяток баб перетрахаешь?! – гневно прошипела Хана, отвоевав коробку.
- Делай, что хочешь! – опустил он руки. – Но не позорь детей!
- Я думаю о них побольше твоего! Не я семью развалила!
- Я не хотел этого! И не хочу!
- Ты для этого всё делаешь! Ещё скажи, что нехотя!
- Я не виноват, что ты не можешь договориться и не слышишь то, что я говорю! Люди должны приходить к компромиссам. Мы два взрослых человека!
Хана отвернулась, прижимая коробку к груди. До неё только сейчас стало доходить ночное ощущение. Как было легко, как кружило голову! Как смотрел на неё тот парень – Ыну… Это было очень приятно. Если бы на неё так смотрел Хосок! А не сведя брови к переносице и пыхтя, как злой дракон.
Не дождавшись от неё больше ни слова, он ушёл к сыну и дочери, чтобы побыть с ними перед сном, прежде чем уедет. Им было мало лет, и они ещё не понимали, что значит эта логистика с шатанием отца по квартирам. Всё свободное время он был рядом, максимально прикладывал усилия, чтобы им его хватало. Но у него был и ещё один сын, о котором он не мог перестать думать.
Юнги увидел во дворе родителей, гуляющих с Джесолем. Открыл калитку и прокричал:
- Я вернулся! Где мой пацан, а?
- Папка! – прокричал мальчик и бросился ему навстречу. Повис на шее, но быстро вырвался и забегал вокруг.
- А, явился, пиздюк! – подошёл к Шуге отец.
- Па, ну чего ты материшься при мелком?
- Лучше пусть от нас всё узнает, чем где-то со стороны наберётся, чего такого? Ты сам с младшей школы матюгаешься, плохим человеком что ли вышел?
- Ну, в таком случае пиздюк – он, - указал он на Джесоля, - а я теперь уже в старшинстве.
- Ты б домой возвращался быстрее из своих командировок, старшинство! Тут сосед повадился, то спросить что, то соли ему, то соевого соуса. И всё только когда тебя нет! Вот так жену уведут – и моргнуть не успеешь!
- А где она? В доме?
- Да, кашеварит, - подошла к нему мать и поцеловала в щёку, - как оно там – в мире?
- Да всё, как всегда! И везде одинаково. У нас лучше – зуб даю!
Он дошёл до дома, разулся на веранде, переступил порог наполненной запахами еды кухни. Из-под крышек вырывался пар, так что Хваса резала овощи в майке. Жарко было в помещении. Юнги, скинувший куртку в прихожей, подступил к женщине.
- Привет, - он поцеловал её в щёку.
- Куда ты в белой рубашке припёрся? Обляпаешься весь! Привет, - запоздало поздоровалась и она, - понятно, в кого Джесоль поросёнок! Только в чистое оденешь – сразу в грязь!
- Да сейчас переоденусь, - вместо того, чтобы уйти, он сел с краю, на дальний угол от процесса готовки. – Хваса, у меня проблемы.
- Что такое? – озабоченно посмотрела она на него, не переставая шинковать морковь, следом лук.
- Я ж тебе рассказывал, что Хоуп Хане изменил? И что она от этого сильно убивается.
- Ну, и? Нашла из-за чего убиваться! Ждать от мужчин верности – это как ждать кометы Галлея! Раз в семьдесят лет может и промелькнёт такое дело!
- Да ну ладно уж…
- А то я не права? – хитро посмотрела она на него. Шуга немного пристыдился, но сменил тему:
- Короче, я хотел её взбодрить и потащил в клуб. Чего ей дома сидеть и киснуть, пока дети у свёкров?
- Согласна. Когда мужик загулял – от него отставать не надо, а лучше по баллам перегнать.
- И, в общем… Хваса, она мне понравилась, - произнёс Юнги и застыл в ожидании приговора. Женщина перестала резать, и посмотрела на него. Он боялся, что разозлит её этим, но Хваса была спокойна. Даже не огорчена.
- Хана? – уточнила она.
- Ага.
- А раньше она тебе не нравилась?
- Как человек – да! Но это же жена Хоупа, я даже и не думал о ней в каком-то таком плане… А теперь они не то разводятся, не то нет… и меня что-то переебало. Сам не в восторге.
- Тебе не понравилось, что она тебе понравилась? – хохотнула жена.
- Ну да… Двойная беда: мало того, что я увидел в ней сексуальный объект – это очень мешает дружбе, так ещё и какая-то привязанность сыграла. Я столько лет её знаю! Хваса, я не хочу влюбляться ни в кого, правда, чего мне с этим делать?
- Передёрнуть? – посоветовала с иронией она.
- Да блин, не смешно!
- А я без шуток. Может, ты просто был неудовлетворённый? Мужики в таком состоянии иногда и в блеянии овец слышат сексуальный призыв.
- Думаешь?
- Можно попробовать, - пожала она плечами, - не пройдёт – тогда ещё подумаем. Хотя… чем тебя пугает влюбиться в неё, если она будет свободна?
- Потому что я вообще не хочу вот этого всего: страсть, любовь, экспрессия! Ну в жопу. Спокойствия хочу и умиротворения. Я вот может и тебя бы мог полюбить, но тоже не хочу. Мне так легче. В смысле, не пойми неправильно! Я тебя люблю, но не как женщину. Я и Хану так люблю – не как женщину. А как женщину никого не хочу любить.
- Ах ты филофоб! – засмеялась она и положила нож. Выключила конфорки. – Иди, снимай рубашку. Я тебя сейчас догоню с терапией.
- А вдруг родители придут?
- Ой, тоже мне проблема! – Хваса вышла на веранду и, открыв дверь, крикнула: - Мама, папа, вы не замёрзнете, если погуляете ещё полчасика с Джесолем?
- Нет, дочка, а что? – спросила мать Юнги.
- Тогда не беспокойте нас полчасика, хорошо? Спасибо! – жирным намёком объявила она, закрыла дверь изнутри на щеколду и вернулась к Шуге, отряхивая ладони друг о друга, как при слаженном дельце. – Вот и всё, друг мой. Я же тебе всегда говорю, если обо всём говорить прямо – никогда и никаких проблем ни с чем не возникает!