Глава 18. (нужное мнение) (2/2)
- Отдых! Хватит уже вечно думать о муже и детях. Я знаю, что ты заботливая и порядочная, Хана, все об этом знают, никто ничего плохого о тебе не подумает!
- А Хосоку я что скажу? – забеспокоилась она.
- Вот перед ним ты пока что вообще отчитываться не обязана.
- Но мы всё ещё муж и жена…
- Он об этом, как выяснилось, временами забывает.
- Я не собираюсь мстить ему и отвечать злом на зло.
- Это не месть! Это право жить и для себя, думать о себе, развлекаться и получать удовольствие. Или ты не получишь удовольствия от того, что потусуешься и хорошо проведёшь время?
- Я уже и не помню, как это! Буду чувствовать себя старухой, припершейся в круг молодёжи.
- Старуха! Посмотри на себя – ты на все двадцать со своим невинным взглядом тянешь.
- Ой, ну будет тебе! – отмахнулась Хана, покраснев.
- Я серьёзно! Короткую юбчонку, каблуки…
- Да я в жизни каблуков не носила!
- Значит, пора начинать. Мужики слюни развезут, глядя вслед, сразу почувствуешь себя лучше, перестанешь тут сопли мотать на кулак.
- Да ну зачем мне мужики какие-то…
- Не они, а их внимание! Повышать надо самооценку, а то сидит тут: «Без меня Хосоку было бы лучше»! Ты себя послушай! Я тоже с Джинни комплексовал, потому что она редко хвалила меня и говорила, что всё в порядке, только если я сам начинал ныть и высказываться. С Хвасой я себя нормальным мужчиной почувствовал, полноценным. Она «спасибо» произносит почти ежедневно, она радуется тому, что делаю я, и это действительно то, что ей нужно. Ты недооцениваешь, Хана, наличие рядом людей, которые будут тобой восторгаться. Не просто принимать тебя, как должное, а поддерживать. Не только утешать, но и восхищаться.
- Было бы чем…
- Так! Всё! Закрыла свой рупор самобичевания и настроилась на кутёж в следующие выходные. Мне надо по делам съездить, но когда вернусь – мы порвём танцпол, ясно?
- Юнги…
- Возражений не принимаю! Не пойдёшь – обижусь, и дружбе конец!
Хана замолчала, понимая, что на выходные сбежать из дома куда-то самой захочется, потому что находиться возле Хосока в отсутствие детей тяжело. То и дело тянет сорваться на выяснения, опять расплакаться или швырнуть в него что-нибудь. К чему ей это? Прямо сейчас ответ дать она не решилась, но обещала Шуге подумать над его предложением. И когда он ушёл, она почувствовала в душе приятное шевеление дружеского присутствия. Как ей повезло, что у неё был такой товарищ!
Джей-Хоуп принял однозначное решение рассказать всё жене о внебрачном ребёнке, но не сразу. Если выложить всю информацию после возвращения с Чеджу, Хана тотчас подумает, что он ездил к любовнице, давно её обманывал, и только искал удобный случай, чтобы признаться. Во-первых, она будет права в своём недоверии к нему, раз он облажался. Единожды солгавший веры не имеет. Хоть он и не лгал, а признался в измене в тот же день. Во-вторых, она всегда была мнительной, и этой мнительности лишний повод лучше не давать.
Поэтому Хосок неделю после Чеджу ходил на работу, возвращался домой, продолжал быть отцом и играть роль мужа, чтобы детьми ничего не было замечено. И он справлялся с ролью так хорошо, что те находились в счастливом неведении. Да, мама почему-то временами хандрила, но это ничего, папа отвлекал их и больше проводил с ними времени. Но, наконец, собравшись с мыслями и взяв волю в кулак, переодеваясь в пижаму – спали они с Ханой по-прежнему в одной кровати, хоть и спинами друг к другу, никак не соприкасаясь – Хосок надумал признаться.
- Я хотел тебе сказать… не знаю, как ты воспримешь…
Хана, откинув одеяло, чтобы забраться под него, посмотрела на супруга. Заклокотала интуиция – есть что-то не предвещающее добра в его глазах!
- Точнее, ты явно это воспримешь плохо, но я очень прошу тебя не делать поспешных выводов и поговорить со мной об этом, ладно? – уже бесконечно виноватый, каждый раз под взглядом жены мечтающий провалиться сквозь землю или убежать, Хоуп ждал ответа.
- Что, Джинни опять приехала? – не удержалась та от язвительного замечания. Это было новым в Хане, то, к чему он ещё не привык, о чём он не знал. Было в ней это или появилось, занесённое извне? Каждый раз, когда она говорила этим тоном, ему хотелось защищаться, не оправдываться униженно, а именно давать отпор, до того прожигающим был её сарказм.
- Нет… При чём здесь она?! Забудь уже о ней!
- Хотелось бы, но как-то не получается, - забравшись в постель, Хана косо посмотрела на то, как Хосок занял свою половину кровати. В ней по-прежнему горело желание быть обнятой, прижаться к нему, плевать на всё и ощутить его на себе, в себе. И в то же время какое-то неведомое злобное нечто внутри хотело порвать одеяло на два отдельных, чтобы он и пальцем её не задел!
- Мы можем поговорить без ехидства? Это важно.
- Прости, я слушаю.
Хоуп посмотрел, как она родным, до боли знакомым жестом перекинула со спины вперёд длинные волосы и начала их поглаживать, приглаживать к себе. Когда она нервничала – часто так делала. В вырезе пристойной сорочки виднелись ключицы, и венка на шее над левой, ближней к нему. С момента измены у него не было секса, и Хосок вдруг, как и большинство людей, поймал себя на том, что улетает мыслями куда-то не туда, зацепившись взглядом, сассоциировав, получив заученный физиологией сигнал. Как во время чтения спотыкаешься на строчке и перечитываешь её десять раз, думая о другом, так и он начал разговор, а сам всё глядел на Хану, трогая её глазами. Он мог бы сейчас забить на весь этот разговор, впиться губами в эту тонкую шейку, опрокинуть Хану и, задрав её сорочку, войти в неё. Но нет, не мог бы! Это оскорбит её, она не позволит, и он сам должен понимать, что недостоин, что отрезал себе достойный путь к жене. А будут ли шансы его подлатать после того, что он хочет заявить?
- Я случайно узнал… Правда, я клянусь тебе, что случайно и прежде даже не подозревал о том, о чём узнал!
- Да в чём уже дело? – нахмурилась она.
- Ты знаешь, что я раньше, до свадьбы, до тебя имел много связей. Я никогда не скрывал это.
- Я в курсе, обязательно мне напоминать о том, что кроме меня у тебя много чего было?! – стала заводиться она. Нетерпимая, вредничающая, незнакомая. Хосок тоже вспылил немного, но не потому, что разъярился в ответ, а потому, что его бесило собственное возбуждение, сбивающее с мыслей. Чего на него нашло?
- Извини, что достался тебе не девственником!
- Зато я зря тебе девственницей досталась! – выпалила машинально Хана, парируя его фразу. Его как холодной водой окатило. Каждый раз, когда всплывала информация, что он у неё первый и единственный, он готов был превратиться в сторожевого пса, рычащего на прохожих, или дикую гориллу, бьющую горделиво в грудь.
- Не надо так говорить, ты отлично знаешь, что для меня это не пустой звук.
- Конечно, но, не будь во мне этой маленькой загвоздки, тебе не пришлось бы на мне жениться! И ты бы сейчас был свободен и мог по-прежнему бегать ко всем своим бабам!
- Хана! – стараясь не повышать голоса, недовольно бросил он. – Хватит!
- А разве я не права? Тебя во мне совершенно ничего и не интересовало! Ты решил, что это дело чести – жениться на девушке, которую лишил невинности. Но разве я просила тебя?! Разве просила?!
Он увидел в её глазах слёзы и понял, что она его и близко ещё не готова простить, а тут новая порция масла в огонь! И как с этим быть? Хотелось обнять её и утешить, произнести кучу нежных и убедительных слов, чтобы она поняла, что он любил её, и она ему нравилась! Пусть поначалу и только нравилась, но потом, было время, когда он сходил по ней с ума, готов был расцеловать каждую клетку её тела – разве что она не давала, не подпуская его туда и сюда тем и этим. А сейчас в её глазах отторжение, неприятие, и он не посмеет вторгнуться, коснуться.
- Не будем бесконечно вертеть прошлое, мы друг другу в нём ничего не докажем, - спокойно попросил он, - если ты будешь злиться, я ничего не смогу тебе рассказать и объяснить.
Отрезвляющий, мирный тон Хосока подействовал, и Хана, выдохнув, притянула колени к груди, уставилась в них, чтобы не смотреть на мужа, такого желанного и притягательного, и такого предателя! Ласкавшего другую. Джинни!
- Говори, я постараюсь не поддаваться эмоциям.
Хоуп переждал, наблюдая, чтобы её не пробрало на слёзы или вторую порцию обвинений. Нет, всё было тихо.
- У меня была любовница. В «Пятнице». Клянусь, я не видел её с весны двадцать второго года!
- И что с ней? – не поднимая глаз, спросила Хана.
- Она родила от меня сына, - отчеканил Хосок, как приговор себе. Увидел, как застыла, омертвела супруга, прекратив какие-либо движения. – Я представления не имел о существовании этого мальчика.
У Ханы всё будто закупорилось. Она пропустила мимо ушей какие-то ещё дополнения – или извинения – мужа. Слёз уже не осталось. У него есть сын?! Нет, не у него, тут главное не это, а что у какой-то ещё женщины есть от него ребёнок! Не у одной неё. Даже эту уникальность отняли у неё. То, ради чего организовывался их союз в глазах её свёкра, то, что она торопилась и мечтала дать Хоупу, где-то вопреки его и своим желаниям, оказывается у него уже было и без неё! Для чего тогда ему вообще она?! Страх обрушился на неё, страх потерять в его глазах последнюю ценность. Но, кроме этого, и ненависть, что он позволил этому случиться! А потом пришли меркантильные, жуткие для неё самой, грешные мысли, в которых Хана никогда бы не призналась, никогда бы не озвучила их, понимая позор такого мышления, стыдясь его. Она подумала о том, что дед сделает наследником всей корпорации другого внука, другой внук может стать любимцем, и материнское чувство, которым хочется дать детям лучшее, отвоевать ради них то, чего они заслуживают, завопило, поднялось на дыбы против какого-то там мальчика, претендующего на имущество её детей, на внимание отца её детей. Хана потрясла головой, зажмурившись. Из неё будто выходил демон, долго скрывавшийся и прятавшийся под видом добродетели. Это был демон собственничества, желания единоличной власти над Хосоком, обладания им. Да, это было чем-то нездоровым, только теперь, прислушавшись к внутреннему голосу, она поняла, как сильно пыталась привязать его к себе, сделать его своим, удержать, раз уж он по счастливой случайности однажды стал её мужем. И ей его было мало, мало, мало! Как безумной фанатке кумира. Только те обклеивают спальню плакатами, календарями и открытками, а она требовала никуда не уезжать, быть при ней, делала от него детей – которых безусловно и сильно любила! – дружила с его семьёй. Всё было связано с ним, а то, что с ним не было связано – её не интересовало. И вот, где-то есть мальчик, часть её мужа, который по умолчанию принадлежать ей не может, а, значит, Хосок никогда уже не будет полностью с ней. Он навсегда поделится. А сможет ли она довольствоваться лишь половиной, если прежде и целиком не могла им насытиться?
- Хана, как мне быть? – Очнулась она, услышав вопрос. – Я хочу узнать твоё мнение, но ты должна иметь в виду, что я хочу общаться и видеться с тем сыном.
- Я не знаю, не знаю, Хосок! – сжала она виски пальцами. – Как ты это представляешь? Жить на две семьи?! Серьёзно? Ты погрузишь меня в этот кошмар?! Смотреть, как ты ездишь куда-то, где другая женщина, с которой ты, может, будешь жить, как со мною…
- Об этом нет и речи! Она замужем… - Хоуп произнёс это, тотчас представив Нури. Она действительно ослепила его вспышкой своей красоты, ничуть не изменившаяся, такая же грациозная и утончённая. Но у него во всех этих проблемах ни на миг не возникло видения о ней, как о сексуальной партнёрше. И вот, когда Хана произнесла это, на него будто кипяток плеснули. Стало жарко и неуютно, потому что фантазии смешались с воспоминаниями, и зелёное платье на стройной фигуре бывшей куртизанки рассыпалось в пыль, обнажая кружево, чулки и подвязки, тонкую талию и округлые бёдра. А как она умела стонать! Забытое, давнее прорвалось сквозь девять лет и врезалось в слух.
- Я не смогу не думать о том, что ты с ней будешь спать, - воззрилась на Хосока Хана, - я больше не имею доверия к тебе! Я не поверю, что ты навещаешь только мальчика. Может, он только повод, чтобы видеться с ней?
- Да нет же!..
- Если ты хочешь с ним видеться, то мы разведёмся!
- Нет! – ужаснулся Хоуп. – Пожалуйста, не надо таких ультиматумов!
- Я не вижу иного выхода!
- Я не собираюсь оставлять наших детей! Я никогда никуда от них не денусь, какой развод?! Ты в своём уме?!
- Это твой выбор! Либо одна семья, либо другая!
- Ты меня слышишь вообще? Она замужем!
- И как же ты хочешь навещать мальчика при её муже? Он в курсе, что не отец?
- Да, - Хосок понурился.
Хане хотелось, чтобы он выбрал её, чтобы её ультиматум сыграл и принёс победу, чтобы муж сказал «вы мне дороже всех, ты мне дороже» и отказался от какого-то там ребёнка, о котором он впервые узнал. Ей нужно было знать, что он выберет их, пойдёт на всё, чтобы быть с ними!
- Ты спросил моё мнение, и я тебе его сообщаю: если ты будешь кататься куда-то, я с тобой жить не буду!
- Я не откажусь ни от одного своего ребёнка, Хана! Хочешь развода? Я всё равно буду навещать детей когда захочу, и сколько захочу! А захочу – всё равно с ними буду жить! Поскольку мне и в голову не придёт делить их или отбирать, то тебе придётся смириться со мной на диване в зале.
- Я не хочу развода, но ты хочешь, судя по всему, раз на моё предложение выбрать – выбираешь не нас!
- Я не хочу выбирать и не буду, это ты заставляешь меня сделать!
- А разве я не имею на это права? Я твоя жена!
- А там мой сын!
- Я поняла, ты выбираешь его! – хмыкнула Хана, отвернувшись. В Хосоке всё мученически ворочалось и переворачивалось. Как она может? Зачем так жестоко ставит вопрос ребром? Там же невинный ребёнок, а он его родной отец! Почему она не хочет нормально побеседовать, найти компромисс? Хоуп не знал, как реагировать на изменившуюся, в каком-то плане остервенившуюся жену. Она выстроила стену и не принимала никаких доводов ни в чём. Да, имела право, ведь он сделал ей очень больно. Но есть вещи, в которых надо сбавить пыл и разобраться как взрослые люди. Его поразила её негуманность к отцовским чувствам. Они кажутся ей смешными? Потому что он впервые увидел ребёнка и не мог, не должен был привязаться к нему с одного взгляда? Но если он таков по своей природе, по воспитанию, что чувствует ответственность вне зависимости от того, что ещё чувствует!
- Я завтра соберу вещи, - хлестнул словами Хану Хоуп. У неё едва дыхание не прервалось от них. – Поживу пока у отца, а к детям буду приезжать каждый день. Если именно таким ты видишь выход, я смиряюсь.
Он погасил свет и лёг. Хана мелко затряслась, с трудом удерживая слёзы, чтобы не разрыдаться. Зачем она это сделала? Зачем вырыла себе яму? Не того результата она ждала, не на это надеялась. Как она будет жить без него? Что делать? Теперь он будет всегда где-то в другом месте, сможет жить, как захочет. Это разрыв? Окончательный? А если он и в правду подаст на развод? Она-то не подаст, нет-нет, глупость ляпнула, со злости! Сжимая кулаки, она тоже улеглась, но ещё долго не могла уснуть.
А на следующий день, проведя долгие часы раздумья после отъезда Хосока на работу, в конец истощила свои силы, извелась и исстрадалась, поэтому набрала номер своей вечной психологической помощи и сказала:
- Юнги, я согласна набухаться на следующих выходных. Давай напьёмся, пожалуйста!