Часть вторая. Глава 12. (извечное) (2/2)

- Сто лет тебя не видел, ты так изменилась!

- Да, года три не встречались, - подтвердила она.

Хоуп сел на свободное место подле Шинсока.

- Пока не началось, схожу в туалет, - поднялась Чжихё, придерживая тяжёлый большой живот двумя руками.

- Заюшка, ты ж только там была… - подобрал Намджун ноги, чтобы она удобнее прошла мимо.

- А я что сделаю? Сам походи с этим. Господи, знала же, что будет опять это всё, нет, подписалась на повторные мучения! – недовольно бормоча, Хё ушла в сторону дамской комнаты.

- Долго вам ещё? – кивнул ей вслед Хосок.

- Да недельки две. Я сам уже время тороплю, бедная моя… Но уж очень сестричку мы для Шинни хотим. К тому же, Ходжуну же нужна невеста, правда?

Хоуп вздохнул, в который раз подумав, как повезло ему с Ханой. От неё во время беременностей было минимум жалоб. Он бы извёлся, будь что-то не так, потому что был из тех, кому непременно надо всё исправить, улучшить, исполнить просьбу, спасти, помочь. А как поможешь женщине, если она себя плохо чувствует и это продолжительно и неизменно до определённого срока? «Как только Рэпмон держится?» - подумал Хосок и перевёл взгляд на чёрный лакированный гроб. Так резко – вот она, будущая жизнь, вскоре явится на свет, и вот смерть в своём тлене, как итог всей этой жизни, любой, каждой. «Интересно, всё-таки, а что там, за порогом?» - задумался Хоуп. Будучи буддистом, при рассуждениях он придерживался теории анатмана – отсутствия личной души, неизменяемой самости, которая распыляется после смерти и воплощается в разных видах, по частям, как оседающая после взрыва пыль. Он объяснял это для себя как невидимую радиацию, которую невозможно заметить, но она влияет на всё живое, приводя к мутациям или болезням. Рассыпающийся анатман тоже вёл, с буддийской точки зрения, не к лучшим последствиям – новым жизням и рождениям. Ведь жизнь – это в той или иной мере страдания, иначе не бывает, и чтобы прекратить их, надо угаснуть, достичь угасания – нирваны. Выйти из порочного круга. «А всё-таки хотелось бы верить, что не превратишься в пустоту. Идея рая – заманчивая штука!» - продолжали течь мысли Хосока. Если бы можно было прожить несколько жизней с одним сознанием, сохраняя память! Попробовать разные варианты. Тут так пожить, там эдак. Где-то свернуть на перекрёстке в другую сторону и посмотреть, а как бы было? А что бы именно он изменил? Ничего в голову не приходило, всё устраивало, ни от чего бы он не отказался, а что добавить – и того труднее сочинить. «Быть мирянином-буддистом тяжко, - заметил он, - обрастаешь материальным, дорогими, близкими, происходит то самое привязывание, которое не даёт случиться нирване, и по всем законам морали и совести, пытаться отвязаться от нажитого – подло и низко, тут уж раньше надо было тормозить и не наживать всего этого. Но, дай мне второй шанс, ушёл бы я в монахи, чтобы ни к чему не привязываться? Да никогда! Не смог бы я отшельничать и читать мантры, как одинокий аскет». А если представить рай, то какой он? Что бы в нём было особенного? Человеческому существу всё рано или поздно надоедает, приедается, и вечность как неотъемлемая характеристика рай скорее отпугивает, чем радует. Если же представить, что там, в этом невероятном раю, ты будешь рад вечности, потому что изменится твоё мироощущение и миропонимание, так, выходит, то будешь уже не ты, а что-то иное, что на входе в эту вип-ложу запрограммировали тебе в сознание, дали какую-то эйфорическую таблетку, погрузив в блаженное опиумное состояние, чтобы наслаждаться бесконечностью праздности, поеданием сладостей, любовными утехами. «Нет, это тоже не по мне» - заключил Хоуп. Оставались ещё различные мифические интерпретации: страны забвения, небесное существование, воплощение в загадочной Западной стороне, встречи на Млечном мосту, слияние с Богом. Ему захотелось поговорить об этом с Ханой. Что она думает о загробной жизни? Думает ли на этот счёт или её пугает тема смерти? Она такая чувствительная ко всему, всё близко принимающая к сердцу. Это радовало и держало в тонусе, заставляя следить за собой, не деградировать в семейном быту, но иногда и напрягало, когда хотелось расслабиться и вести себя совсем непринуждённо.

Мысля о вечном, Млечном и мрачном, Хоуп просидел всю церемонию. Чжихё ещё пару раз проходила мимо него туда-сюда, толкаемая позывами в дамскую комнату. Намджун сам с тоски шепотом снизошёл до ироничного тона, отпустил шутку-другую. Наконец, все стали расходиться, заговорив громче и зашумев.

- Уф, да уж, - поднялся Рэпмон, одёргивая чёрный пиджак. К ним подошли родители, заговорив с Джинни, но поскольку мимо них проходили, прощаясь, все присутствующие, то Хоуп не слышал, о чём шла речь.

- Вечеринка так себе, да? – хмыкнул он.

- Бесстыдники! – покачала головой Чжихё.

- Бабуля пожила своё, никакой трагедии, - пожал плечами Хосок, - я не циник, но, серьёзно, а сколько надо было жить? Сотку? Тем более, она сама за собой уже ухаживать не могла, ей самой что ли в радость было тянуть эту лямку?

- Она и не понимала уже, в радость или нет, - подтвердил Намджун.

- Вот! Тем более.

- Её душа вас слышит! – сказала назидательно Чжихё. «А есть ли всё-таки эта душа?» - опять мелькнул вопрос у Хосока. – У меня голова кружится, котя, - взяла она под руку мужа, - а ещё меня вот-вот стошнит от всех этих запахов. А ещё спину ломит. Поехали домой?

- Едем, заюшка, едем! – всполошился он, поцеловав её ладонь, и завертел головой. – Джинни! Джинни, мы уезжаем!

Сестра оторвалась от родителей и подошла к ним.

- Уже?

- Да, Хё неважно себя чувствует. Тебя мама с папой подкинут в аэропорт?

- Они отвозят дядю с женой, да и тётя с ними в машине…

- Что ж делать…

- Я вызову такси, успокойся.

- Хоуп? – взглянул на друга Намджун. – А ты?

Тот, не сразу сообразив, к чему этот вопрос, всё-таки спустя мгновения догадался:

- Я свободен, без проблем! Я подвезу.

- Спасибо! Ну всё тогда, до встречи, - пожал ему руку друг и обнял сестру. – Приезжай чаще! Совсем перестала нас баловать своими приездами.

- Могли бы и сами, один раз только и выбрались за все годы!

- Да куда уж нам теперь, - любовно бросил он взгляд на живот жены. Попрощавшись со всеми, они пошли на стоянку. Хосок с Джинни, чуть приотстав из-за прощания дочери с родителями, пошли туда же.

Редко чувствующий скованность на людях, любящий быть в центре внимания, балагур и оратор, Хоуп вдруг ощутил неловкость неясного происхождения. Он не мог бы вспомнить, когда последний раз был один на один с какой-то женщиной помимо Ханы. К тому же Джинни, когда-то младшая сестрёнка друга, мелкая и шебутная девчушка, как-то вдруг оказалась взрослой девушкой с элегантно подведёнными глазами, прежде постоянно размалёванными цветными тенями чуть ли не до самых бровей. Она шла, уставившись в телефон, и он косился на неё, вспоминая прошлое. И такая ностальгия сковывала сердце! Он не замечал изменений в себе, но видел очень сильные в ней и невольно задумывался, а как он выглядит со стороны? Тоже стал совсем другим?

Они подошли к машине, и Джинни отвлеклась от экрана.

- Ого! У тебя по-прежнему only green style<span class="footnote" id="fn_30335559_1"></span>? – В её чистом английском произношении, манере речи, раскованности чувствовалась Америка. От неё веяло свободой, перспективами, свежим порывом воздуха, влетевшим в открывающуюся дверь. Она направлялась в Инчхон, её ждал самолёт и перелёт. Давно он сам никуда не летал, и одно только свидание с аэропортом, взгляд на него издалека манили Хоупа.

- Да, green car<span class="footnote" id="fn_30335559_2"></span>, - посмеялся он, погладив купленный в прошлом году тёмно-изумрудный мерседес по крыше. – Порадовал себя на день рождения сына. Ему подарил игрушечную, себе настоящую.

- Мужчины никогда не взрослеют, да? – улыбнулась Джинни.

- Ну почему же, есть бухтящие с юности старые дедушки… - «Как Шуга» - едва не сказал Хосок, но остановился. От девушки, однако, не укрылось недоговорённое, потому что ворчливым дедом у них в компании чаще всего называли именно её бывшего.

- Вроде Юнги, - договорила она сама.

- Ну да… Он хотел приехать, - подумал, что стоит объяснить ситуацию Хоуп, вдруг Джинни надумает, что тот и спустя шесть лет избегает её? – Но вернулся перед Новым годом со сломанной ногой, так что валяется дома.

- Да, Намджун мне сказал, - повела плечами девушка, показывая, что это ей всё равно. Они сели в салон. Пока Хосок заводил машину и включал фары в темнеющих зимних сумерках, Джинни опять повозилась в телефоне: - Bitches<span class="footnote" id="fn_30335559_3"></span>!

- Что такое?

- Полезла проверить электронный билет, - она развернула недовольно экран со страницей сайта к другу, - рейс отложили до ночи, если не перенесут снова!

- А что случилось?

- Пишут, что Нью-Йорк заваливает снегом. Typical N-Y-city<span class="footnote" id="fn_30335559_4"></span>!

- Оу, и как быть? Отвезти тебя домой? В аэропорту торчать чёрт знает сколько не весело.

- Нет, родители опять начнут свою песню «home, sweet home!<span class="footnote" id="fn_30335559_5"></span>», что я должна вернуться, теперь, когда нет бабушки и им одиноко, и я могу устроиться комфортнее. Они эти два дня только и занимались попытками заарканить меня назад.

- Но ты ни в какую?

- Хоуп, у меня там работа, друзья – всё! Что я тут буду делать?

- Не знаю, - пожал он плечами, - тут от желания зависит, если не хочется, конечно, нечего себя переламывать.

Джинни улыбнулась. Глаза её заискрились при взгляде на него, потеплели.

- Ты всегда меня понимал. Как только сам не последовал таким советам и дал передавить себя отцу? Come on<span class="footnote" id="fn_30335559_6"></span>, ты же был мой кореш по хэйту к серьёзности, солидности, вот этому отвратительному, вязкому, гадливому слову «степенность», - его они произнесли хором, после чего Хосок засмеялся, виновато опустив голову:

- Да, да, это всё говорил я.

- И передумал?

- Наверное. Люди же меняются. Я сильно изменился, скорее всего.

- Да чёрта-с два люди меняются!

- Ты выглядишь совсем другой, - заметил Хоуп.

- Выгляжу! Внутри я всё та же бунтарка и любительница лезть на баррикады. А ты вот внешне вообще не поменялся.

- Правда? – Это польстило ему. Близился его тридцать седьмой день рождения, и хотя он следил за собой, был в хорошей форме, сохранил молодую фигуру и здоровье, в душе порой и сам был готов перейти в стариковскую команду Шуги. – У меня всё наоборот, значит, я поменялся внутри, а не снаружи.

- Не верю, ты всё тот же Хоуп! Я слышала, как вы с Намджуном шутили на похоронах, вы всё те же…

- Дебилы. Не стесняйся, я знаю, - хохотнул он. Они встретились взглядами. У Хосока возникло какое-то крутящее чувство в области желудка. Дрожь пробежала. Ему понравилось, как Джинни на него посмотрела. В её смешливом прищуре, подчёркнутом маленькими чёрными стрелками, было и кокетство, и восхищение, и что-то родственное, простое, товарищеское.

- Может, отвезёшь меня в кафе какое-нибудь, где делают вкусный кофе? И я была бы рада твоей компании. Когда теперь увидимся?

Ещё не доведя до разума это предложение, он всем организмом уже хотел поехать в какое-то кафе и попить с Джинни кофе, и болтать обо всём на свете, повспоминать былое. Как они пытались обдурить его отца, разыгрывая парочку, как он подвозил её перед однокурсницами на дорогой тачке, потому что Джинни хотела покрасоваться. Как он бил морду её горе-ухажёру, когда Шуга отсутствовал. Она, как и он сам, умела встревать в какие-то передряги и приключения, при том не пугалась их, а увлечённо расхлёбывала, неугомонно ища новые. С ней было не соскучиться.

- Я не против, одну минуту погоди только, - достал он телефон и набрал жену. Хана подняла быстро:

- Да, милый?

- Я задержусь немного. Вы сами домой доберётесь?

- Конечно, а что случилось?

- Ничего, всё в порядке. Просто… - Хоуп хотел сказать, что посидит с Джинни, потому что сто лет её не видел, но не смог произнести имени. Хана недолюбливала сестру Рэпмона, та никогда ей не нравилась, а после расставания с Юнги и вовсе заняла сторону друга и винила девушку во всём. – Заехать надо по делам.

- Хорошо.

- До вечера!

- До вечера, целую!

Хосок убрал мобильный. До этого звонка он воспринимал Джинни как родственницу, давнюю подругу, что-то универсальное, к чему ревновать нет смысла, ведь она же та самая общая младшая сестрёнка, которую все, от Джина до Чонгука, катали на велосипедах, спине, машинах, каруселях – у кого что было. Ни с одной другой девушкой он бы, естественно, не пошёл пить кофе, сидеть где-то. А тут не было ничего зазорного. Пока он не утаил имя от Ханы. И всё сразу стало овеяно непорядочностью. И в то же время, не отменять же всё сразу после того, как договорился и согласился? Ощущая глупость и неувязку внутри самого себя, Хоуп всё же тем острее желал смеяться в компании Джинни, слушая разные истории, а не ехать забирать детей и возвращаться домой, где придётся рассказывать о похоронах.

- Ну что, погнали. Пристегните ремни, идём на взлёт!

- Ты всё так же лихачишь?

- Ты что, с детьми в машине – никогда! Да и Хана скорость не любит.

- А я обожаю, - пристегнулась Джинни, - готовность полная!

Резко вырулив со стоянки, он вжал педаль газа, и мерседес понёсся по зажёгшимся фонарями проспектам.