Глава 11. (пересекая полосы) (2/2)
- Я что, похож на дегенерата, чтоб ради такого приходить? Нет. Я о другом.
- О чём?
- Мне нужен совет.
- Да? – приподнялись её начернённые выразительные брови.
- Как мне себя вести? Прими во внимание, пожалуйста, мои возможности. Моральные, в первую очередь. И скажи, что с моей стороны сейчас требуется? Ты умная, ты сама понимаешь, что любви я дать не могу. Ребёнку – да. А как с тобой быть? Дружить?
- Дружба – это замечательно, - мягко улыбнулась Хваса.
- Если ты чего-то хочешь или тебе что-то нужно – ты мне говори, хорошо?
- Хорошо.
- Нужно что-нибудь?
- Нет, пока ничего не нужно. Я самостоятельная девочка, Шуга, я со всем справлюсь. Ты дал мне то, чего мне хотелось и я, смею надеяться, тоже тебе дам что-то важное и желанное.
- То, что ты мне дашь – это очень многое, Хваса. Как бы то ни было, мы будем этим крепко связаны, даже если ты встретишь кого-то и полюбишь, я всё равно буду маячить рядом и не оставлю ребёнка.
- Это мне в тебе и нравится. Ты никогда не бросаешь сам.
- Да, наверное…
- Но я не собираюсь никого встречать. Думаешь, мне мало мужчин было? Я устала от них. Я хочу покоя, постоянства, материнства. Даже если тебя со мной не будет, со мной не будет никого. Я уже лет пять мечтаю о своём уголке, где буду заниматься хозяйством и ребёнком. И больше ничем.
Юнги покивал и, посомневавшись, осторожно начал:
- Насчёт… ну… зарегистрировать брак… - Он встретил взгляд Хвасы, но, не выдержав, отвёл свой. – Надо бы пожениться.
- Самое романтичное предложение, какое я слышала, - засмеялась она.
- Только пока я с отцом вожусь… ты могла бы подождать?
- Ты ещё не понял, что я умею ждать?
- Да, конечно. Ты… спасибо.
- Пообещай мне только одну вещь.
- Какую?
- Не скрывай от меня ничего, не надо. Переспишь с другой – скажи, соберёшься к Джинни в Америку – скажи. Заболеет ли кто-то, умрёт, украдёт или ты попадёшь в долговую яму – просто приди и скажи мне об этом. Не бурли своими думами и эмоциями в одиночестве. Говори мне обо всём. Обещаешь?
- Ну… мы не настолько близки, Хваса. Я не могу стать по щелчку с тобой откровенным.
- Но ты уже начал. Ты сказал, что не любишь. Ты честен со мной. Просто не изменяй этого принципа.
- Я не обещаю, но постараюсь.
- Договорились, - улыбнулась она и поднялась, - всё? Или что-то ещё?
- Мы так и не решили, как часто и надо ли… ну… встречаться нам.
- Если не будет желания – не надо, - спокойно позволила она. – Я тоже к тебе не нагряну, не бойся.
- Нет, ну ты можешь. В конце концов, мама и папа действительно хотят тебя лицезреть.
- Тогда как-нибудь организуем встречу.
Ограничившись этими размытыми пунктами и установками, они разошлись. Юнги надеялся, что встреча что-то прояснит, но всё осталось зыбким и непонятным.
***</p>
Намджун, сбиваемый с толку работой и домашними хлопотами, всё никак не мог собраться и позвонить сестре. Во-первых, почему он не знает, с кем она встречается? Как это произошло? Кто этот парень? Абы кого он до сестры не допустит! Пусть фейсконтроль пройдёт! «А если это девушка?! – испугался Намджун. – Может, поэтому Джинни и притихла? Не хочет шокировать меня и родителей? Но разве я бы отвернулся от неё, будь так? Нет, пожалуй. Чжихё пришлось бы как-то объяснять, но сам-то я не закостеневший». Во-вторых, ему хотелось рассказать сестре о болезни отца Юнги. Чтобы она поняла, почему он не поехал с ней. Размышляя об этом, Намджун докрутил до многого, и даже понял обострившееся желание друга завести потомство. Конечно, когда боишься, что уйдёт из жизни близкий человек, хочется если не заменить его, то как-то заполнить пустоту. Да и болящему было бы спокойнее увидеть, что Юнги остаётся не один на этом свете. Намджун знал, что сам избежал родительских пинков потому, что вовремя, прямо к тридцатнику, женился, не перегулял. Ещё бы год – и с него бы тоже затребовали того и этого, но он предвосхитил, успел. К тому же, у Юнги родители сельские, а там куда живее конфуцианство и всякие устаревшие условности, принуждающие людей заводить наследников любой ценой, чтобы было кому заботиться о могилах, молиться за умерших. Чтобы вообще не прервалась цепочка рода. Люди имеют ужасное свойство трястись за свой «уникальный генофонд», будто без него Земля сойдёт с оси, или через потомство они обретут бессмертие, билет в райские кущи, переселят свою душу в новорожденное тело. Большинство не нашлось бы, что ответить, зачем им это непременно надо, но надо было непременно, и за оспаривание догмата, что дети должны быть, можно было от таких отхватить скандал, а то и по роже. Прослыть эпигоном масонства, иноагентом Запада, эгоистичным раздолбаем, мол, не заводить для себя детей – самолюбиво, а заводить для себя детей – альтруистично и благородно.
И вот, пока он выкраивал свободные полчасика для беседы с Джинни, ему позвонил Юнги.
- Не сильно занят? – спросил товарищ.
- Да не очень. Работаю.
- Могу перезвонить позже…
- Нет-нет! Говори.
- Я хотел кое-что сообщить. Но подумал, что бросить новость в чат – не то. Тут надо всё-таки поговорить и объяснить.
- Заинтриговал! Выкладывай.
- Так вышло… Нет, начну издалека. Ты должен знать всё, потому что по-любому иначе подумаешь то, что думать не надо. Ты должен знать, что я не хотел расставаться с Джинни и всё ещё люблю её.
- Ну, что уж теперь. Если, как ты говоришь, у неё другой… Хотя я бы на твоём месте, если ты ещё её любишь…
- Я скоро стану отцом, Рэпмон.
- Что?! – опешил тот.
- Именно поэтому я пытаюсь сказать, что… у меня никого не было ни во время Джинни, ни даже после! Какое-то время. Я, когда узнал, что она нашла другого, точно обезумел. Состояние было – в петлю лезть или в реку прыгать. Может, так и надо было сделать, но… Я переспал с Хвасой.
- Хвасой? Той самой, из «Пятницы»?
- Да. И она беременна.
- Вот дела…
- Да.
Они помолчали, будто это была их общая проблема.
- Ну, - подумав, вышел из ступора Намджун, - дети – это хорошо.
- Да. Особенно от любимой женщины, а тут…
- Знаешь ли, мать своего ребёнка в любом случае любить надо, хоть как-то. Иначе ребёнок будет чувствовать холод, несчастным будет.
- Да понимаю я это всё! Теперь, задумываясь, понимаю! А когда лез на неё – дурак был! Но от ответственности я, конечно, не отказываюсь.
- Родители твои, наверное, рады?
- На седьмом небе! Особенно папа.
- Как он?
- Как узнал о прибавлении – будто бы бодрее. Или рисуется – чёрт его поймёшь!
- Такой же засранец, как ты – не делится ни с кем неурядицами?
- Ну да. Хотя меня же за это ругает.
- Шуга, ты прости меня за то, что я лезу, но я звонил твоей маме, спрашивал, не нужно ли чего, потому что ты, гордец злоебучий, адекватно подобное не воспринимаешь.
- А она мне не передала! – надулся Юнги. Предчувствовал же, что если Намджун прознает о происходящем, то влезет во все щели без мыла, инициативный, щедрый.
- Конечно, я просил не говорить. Она сказала, что у вас есть на всё деньги, потому что вы продали дом.
- Да, и что? Ты хотел, чтобы я как эти цепляющиеся за нажитое дураки в сетях, пытающиеся утащить на тот свет свои машины и особняки, при имуществе и счетах в банке устраивая сборы на лечение? Человек должен иметь совесть даже в тяжёлые времена.
- Но у тебя ребёнок будет. Где ты жить планируешь? На вашей с парнями хате? Коммуналку из неё сделать?
- Придумаем что-нибудь, где наша не пропадала?
- Сахар, я переговорил с Хоупом…
- Что, ещё и его во всё посвятил?
- Он твой друг!
- А ты – трепло!
- Ну и хуй бы с ним, зато намерения добрые. Так вот, мы с ним думали купить ваш дом назад…
- Иди на хуй!
- Сам иди! Я знаю, что он тебе дорог!
- И что? Теперь меня надо себе на шею посадить?
- Я предвидел твою реакцию, но ты мне дал в руки классный козырь. Мы купим дом на ребёнка. И что ты нам сделаешь, а?
- Вот вы пидорасы…
- Я обсудил возможность покупки с твоей мамой, она сказала, что была бы счастлива вернуться, но зная тебя посчитала, что лучше так не делать. Неужели тебя не интересует счастье матери?
- Ты это мне говоришь?! Да я всё готов сделать…
- Тогда начни с того, что прими от нас с Хоупом этот подарок. В честь грядущего отцовства.
- А это не будет выглядеть так, что вы его Хвасе покупаете в благодарность за прошлое?
- Какой же ты мнительный!
- Не без этого.
- В общем, я предупредил. Мы всё равно это сделаем, а ты хоть в калач сворачивайся от злости и пыхти себе в задницу.
- Обязательно.
- Всё, до связи! Мне поработать надо. Поздравляю с хорошей новостью, спасибо, что позвонил!
Намджун положил трубку и, опять вспомнив о сестре, подумал, что ни к чему ей рассказывать о чём-то, связанном с Юнги. Что теперь это даст? И вдруг она замутила с кем-то из вредности, продолжая любить Юнги? Новость разобьёт ей сердце. Джинни и Шуга остались в прошлом. Теперь у каждого из них началась совсем другая, новая жизнь.
***</p>
В заявленный срок Юнги привёз отца на осмотр, сдачу анализов, обследования. Полдня они бродили по кабинетам, ждали результатов. Потом доктор пригласил их к себе. Юнги ещё издали обратил внимание на то, что лицо доктора расслабленно и приветливо. Что это с ним? Накатил с утра для настроения?
- Что ж, - впустив их в кабинет, мужчина поправил свой белый халат и, сев в своё кресло, улыбнулся, - спешу успокоить и даже обрадовать! Улучшения просто чудесные! Кажется, настала ремиссия. Я редко вижу такие резкие перемены, но у вас именно этот случай. Поздравлять пока не буду, сделаем ещё контрольную проверку через месяц, а затем, если всё будет по-прежнему хорошо – через полгода. А пока, - он протянул им бумажку, - новый рецепт. Я убрал часть препаратов, они больше не нужны. Господин Мин, - поднялся доктор и, подойдя, пожал ему руку обеими ладонями, - надеюсь, скоро вы со мной попрощаетесь. Таких врачей как я приятно никогда больше не встречать.
Отец Юнги засмеялся, пока сам он, не верящий в услышанное и готовый прыгать до потолка, задыхался от радости.
- Спасибо! Спасибо, доктор!.. – стал кланяться он буквально в ноги тому.
Когда они с отцом вышли на улицу, тот изъявил желание немного пройтись. Юнги глядел на него, как на незнакомца – пытливо, внимательно, изучающе. Его отец! Неужели?! Неужели всё в порядке? Неужели всё будет хорошо?! Неужели чёрная полоса закончилась?
- Аж дышать легче стало, - сказал неторопливо шагающий мужчина.
- Ещё бы! Представляю мамину реакцию, надо успокоительное ей дать сначала.
- Ты в своём уме? Представляешь, что она подумает, если предложить ей выпить успокоительного до оглашения результатов? Она и так в себе сил не нашла поехать с нами, свалилась с давлением.
- Да, лучше уж с порога тогда огорошить…
- Это всё внук! – поднял палец отец. – Он меня вытащил! Заставил его дождаться! А я всегда говорил тебе, сынок, что на жизнь надо смотреть оптимистично! Счастье или ожидание чего-то хорошего совершают невероятные перемены! Унывать плохо, и чего я только расквасился? Всё, пора строить далекоидущие планы!
Они добрались домой, обрадовали мать, расплакавшуюся от эмоций и опять чуть не потерявшую сознание от давления. Выпив таблетку, она оклемалась и принялась обнимать и целовать то мужа, то сына, признаваться им в любви и плакать. Юнги заказал поздний обед из ресторана, но, празднуя и веселясь, впервые за долгие месяцы искренне, легко, беззаботно, не переставал думать о словах отца о том, что жизнь ему спас внук.
Выйдя в сумерках на улицу, оставив родителей, державшихся за руки, привычно болтать за чашкой чая, он побрёл в сторону «Пятницы». До этого дня клуб его будто отталкивал, а сегодня стал звать и манить. Неожиданно, неудержимо, как игровой автомат игромана. Уже почти добравшись до него, он что-то вспомнил и пошёл назад. Вернулся на несколько перекрёстков и остановился у цветочного магазина. Долго выбирая и сомневаясь - «а нужно ли это всё-таки? А не надумает ли она лишнего?..» - Шуга отказался от роз, символа любви и страсти, и купил светло-розовые хризантемы. Опять тронулся в путь.
«Пятница» ещё не открылась, но он вошёл через служебный вход, здороваясь с персоналом. Поднявшись на второй этаж, он постучал в дверь.
- Минуточку! – раздался голос Хвасы. – Иду!
Шлёпанье босых ног подступило к двери, и та открылась.
- Ой! – запахивая на груди шёлковый красный халат, отшатнулась Хваса назад. Она была без макияжа, чего не стеснялась при других, но при мужчине, которого любила и хотела, ей явно не хотелось предстать вот так. Редких бровей почти не было видно, широкое лицо без контуринга, помады и подводки выглядело плоско и бескрасочно, особенно на фоне яркого халата. – Не думала, что это ты…
Юнги не обратил внимания на её внешний вид. Для него Хваса оставалась Хвасой, хоть в царский наряд её обряди и накрась, хоть донага раздень и умой. Но теперь в ней было и кое-что, чего он не мог не ценить. Чего он не мог не хотеть. В ней была жизнь. Способность даровать жизнь. Не только непосредственно, но и таинственными, неведомыми путями. И, после слов отца, вокруг этой женщины образовался странный ореол света и чего-то спасительного. Чего-то такого, за что хватаешься, чтобы не утонуть.
- Это тебе, - протянул он ей цветы. Глаза Хвасы расширились.
- Мне?! – беря их, воскликнула она. – Какой повод?
- Настроение хорошее.
Она отступила на шаг.
- Зайдёшь?
- Да нет, я… я хотел сказать, что пора тебе уже с родителями моими познакомиться.
- Ты… уверен?
- Папе лучше стало. Общение пойдёт ему на пользу.
- О, я рада! Правда. Мне приятно видеть тебя улыбающимся.
Юнги переступил порог и, без каких-либо объяснений, обнял Хвасу. Она замерла, шокированная до края.
- Спасибо, - шепнул он ей на ухо.
- За… за что? За ребёнка?
- И за него тоже, - отпустил её Шуга и вновь покинул границы номера, встав в коридоре. – Завтра свободна?
- Да, моя смена послезавтра.
- Я заеду за тобой к обеду. Хорошо?
- Ладно… - растерянно смотрела она ему, уходящему, вслед, прижимая к груди цветы. Когда он исчез за углом, она закрылась и, прислонившись спиной к двери, радостно завизжала. Что это было? Он… благодарен ей? Не сторонится её больше? Хоть ей давно перевалило за тридцать, Хваса почувствовала себя юной девочкой, влюблённой, верящей в любовь и в то, что принц на белом коне однажды заберёт её в волшебную страну. Она лет пятнадцать не чувствовала ничего подобного, рано познав многое и став слишком прагматичной.
Схватив вазу, она налила в неё воды, окунула букет и закружилась с ней по комнате. У неё появилась надежда. На счастье, на взаимность. На благополучие. Взамен её собственной семьи, отвернувшейся от неё, когда она оступилась и стала заниматься тем, чем занималась до этого мая, она получит новую! У неё будут свёкор и свекровь! И муж. И ребёнок! Неважно, как скоро это всё наладится и образуется, главное, что это может случиться. Жить, ожидая чего-то, куда проще, чем не ожидая уже совсем ничего.
Юнги вышел на улицу и посмотрел на небо, окончательно потемневшее. Солнце восходит и садится, на смену ясному дню приходят пасмурные, небеса дарят то свет, то темноту. Так и в жизни людей бывают тёмные полосы, бывают светлые. Ничто не длится вечно. Бывает, нам встречаются тёмные люди, а бывает и светлые. Иногда они способны застить или освещать, иногда мы сами застим кому-то или освещаем. Всё бывает в жизни и, покуда не наступает смерть, надежда на лучшее всегда остаётся. Шуга улыбнулся зажёгшейся звезде. Фонарю, который пытался избить пару месяцев назад. Прохожему, посмотревшему на него, как на чудака. Всё вокруг было тем же самым, что и прежде, изменился лишь взгляд смотрящего. Не так ли происходит и со всем в нашей жизни? Кто-то нас разочаровывает, кто-то радует, что-то нам нравится, а что-то нет. Что-то сначала нравится, а потом перестаёт. Что-то раздражает, а потом вызывает желание. И, пожалуй, самое наивное, что можно сделать – это посчитать что-либо окончательным и бесповоротным. Ведь как ни утверждайся и убеждайся, жизнь всё равно удивит. И до самой смерти, в любой момент, всё способно кардинально поменяться. Перейти с чёрной полосы на белую, сразу или через серую, или как в его случае – через две красных.
Юнги сунул руки в карманы и пошёл по тротуару в неопределённом направлении: просто идти, гулять, смотреть на город, переставший быть серым и гнетущим. Он не будет больше мечтать и хотеть чего-то, он будет радоваться тому, что у него есть: живым родителям, ребёнку, женщине, которая любит его. Да, его друзья богаче. Да, они женаты на любимых. Но у кого-то в этом мире нет ничего. Кто-то одинок. Кто-то нищ и без крыши над головой. Кто-то инвалид. Юнги остановился, увидев старую бабушку, катившую по переулку тяжёлую тележку, заваленную горой картона. Мимо проехала дорогая иномарка – тонированные стёкла не позволяли видеть, смотрят ли оттуда наружу или нет. Юнги подошёл к бабушке и перехватил тележку.
- Давайте помогу.
- Что ты! Что ты, сынок, я сама! Привычная уже…
- А вы отвыкайте от плохого, - не отпустил он и потянул груз в ту сторону, куда направлялась старая женщина. – Вы сегодня ели?
- Перекусила, как же нет?
- Предлагаю поесть после того, как доставим эту пирамиду в конечный пункт. Я угощаю.
- И откуда ты такой взялся? – покачивая головой, поплелась рядом старушка. – Девушек молодых что ли мало, угощать? Нашёл бабку…
- Девушки, тётушки, бабушки – все заслуживают того, чтобы их угостили, разве нет?
Она улыбнулась, продемонстрировав отсутствие нескольких зубов.
- Благословение на голову твоих родителей, которые тебя так воспитали!
- А вы… у вас есть дети?
- Как же! Сын. И внуки уже. Правнук в прошлом году родился.
- И где же они?
- Уехали лет двадцать назад. В Америку, за лучшей жизнью. Работают там, живут, ничего, звонят иногда, говорят – хорошо. Деньги иногда присылают.
- Видимо, недостаточно…
- Ну, им и самим как-то жить надо! Жизнь не дешёвая.
- А почему вы с ними не поехали?
- Да как-то… мы с моим стариком вдвоём были, сами не захотели. А лет десять назад он скончался. Вот я одна и колупаюсь потихоньку.
Шуга замолчал, задумавшись под мерное поскрипывание одного из колёсиков тележки. Он довёз тележку до пункта приёма картона, но, как ни уговаривал бабушку пойти с ним и поесть, не смог её убедить, и она ушла, поблагодарив его. Достав мобильный, он нашёл в контактах Джинни. Соблазн позвонить ей всё ещё одолевал, но, чтобы он пропал, Юнги удалил её номер. Да, он знает его наизусть. Но однажды забудет. Может очень нескоро, но забудет.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ