Глава 11. (пересекая полосы) (1/2)
- Динамики нет, ни положительной, ни отрицательной, - сказал доктор, изучив ворох очередных анализов и отложив их в сторону. Сняв очки, он посмотрел на пациента, сидевшего в окружении сына и жены. – Давайте пока не будем ничего менять в терапии, посмотрим ещё недельки три-четыре, и поговорим ещё раз.
Юнги, подстраховывая отца, помог ему подняться. Они вышли из кабинета.
- Ну, отсутствие результата – тоже результат! – посмеялся мужчина, сильно контрастируя весельем с серьёзными лицами родных. Придержав под руку жену, он другой ладонью потёр полысевшую голову: - Никогда не думала, наверное, что окажешься замужем за бонзой?
- Будь ты хоть зелёный в крапинку – всё равно бы за тебя вышла! – сдалась, улыбнувшись, женщина. Юнги вздохнул, идя рядом. Возле родителей, переживающих это тяжёлое время куда храбрее него, он чувствовал себя лучше. «Почему у меня не получается сейчас быть таким оптимистом? Измельчало наше поколение, очень измельчало! – Он повторил про себя слова матери, и подумал: - А вот Джинни за меня, будь я зелёным в крапинку, точно бы не пошла. А я был готов на ней жениться хоть какой. Может, мама права, и она с самого начала была птицей не моего полёта? Я до её уровня никогда не дотянулся бы, и нечего было пытаться прыгнуть выше головы».
С той ночи, что он провёл с Хвасой, Юнги старался больше не думать о женщинах. Ни об одной, ни о другой. Но не получалось. Несмотря на то, что винил Джинни в такой быстрой измене, в том, как легко она всё перечеркнула, он всё же ощущал и за собой вину. Будто не имел права быть с другой, хотя они расстались, и Джинни пошла дальше. А Хваса? Уже утром, проснувшись в похмелье, он ругал себя на чём свет стоит. Зачем он пошёл на это? Разве легче стало? Пока кувыркался, хмельной – явно было легче. А на следующий день стало ещё хуже. От Хвасы хотелось сбежать, но не потому, что она была ему неприятна – она была всё той же, обычной женщиной, ничего для него не значащей, к которой он испытывал разве что невесомое тепло дружеской симпатии – ему было противно от себя. И когда она предложила заказать в номер кофе, или спуститься вниз и позавтракать, он, мыча что-то невнятно, только мотал головой, спешно одеваясь. А одевшись – удрал. И в «Пятницу» больше не заглядывал. «А если у ночи будут последствия?» - гадал он. Последствия пугали, но, стоило начать думать, что он их не хочет, как Шуга себя одёргивал – разве не хочет? Разве не этого он так хотел? «Я хотел этого с Джинни» - поправлял он себя. А без неё? Неужели без неё ничего у него не может быть? Похоронить ему себя, что ли, если она выбрала кого-то другого? Впрочем, «что-то другое» она выбрала ещё раньше – учёбу, свободу и карьеру. Он не склонял её к выбору, для него это всё было совместимо с любовью и с семьёй, но для неё видно – нет.
Весь в своих мыслях, Юнги с родителями шёл по холлу, приближаясь к выходу, когда вдруг столкнулся с Намджуном. Оба удивились, увидев друг друга в клинике.
- Дядюшка, тетушка, - поклонился Намджун отцу и матери друга, - как давно я вас не видел! А что вы здесь делаете? – но уже заканчивая вопрос, он обратил внимание на внешний вид отца Юнги. Шуга растерялся. Он был не готов к тому, что правда всплывёт. Он не стыдился её, и не хотел, чтобы родители думали, будто он стесняется проблем из-за них. Да ради них – что угодно! Но это же Рэпмон, который начнёт охать, ахать, спрашивать, не нужно ли чего? От него уже не отвертишься.
- А ты сам чего тут? – перевёл стрелки Шуга.
- Да я так, профилактический медосмотр решил сделать, супруга велела следить за собой. Ты ж помнишь, когда она рожала – у меня сердце прихватило. Ну вот, во избежание неожиданностей наблюдаюсь<span class="footnote" id="fn_30018311_0"></span>. Так, а вы с чем?
- Вот, приболел, - чувствуя заминку сына, сам ответил господин Мин.
- Что-то серьёзное? – обеспокоился Намджун.
- Да как и все болезни, либо помру, либо нет, - похохотал мужчина.
- Пап… - покачал головой Юнги, не признавая шуток на эту тему. Хотя касайся это его собственного здоровья, потешался бы так же.
- Надеюсь, что вы всё-таки выздоровеете, - поклонился Намджун и, отзывая знаками Шугу, отошёл в сторону. Тот нехотя приблизился. – Твой отец плохо выглядит. Что стряслось? – Поджав губы, Юнги решался. Теперь-то уж, когда Джинни безвозвратно потеряна, когда их ничего не связывает, когда надоело всё держать в себе и не хочется лгать, может, признаться? Отпираться от очевидного глупо.
- Рак у него… - прошептал Юнги, опустив глаза к полу.
- Ох, Будда! – приложил ладонь к груди Намджун и, покосившись на мужчину, вернул внимание к другу. – Всё… всё… что врачи говорят, вообще?
- Да вот только от них. Пока ничего неясно. Терапию проходим.
- Может, нужно что-то? Лекарства, специалисты какие-то?
«Чёрт, началось!» - сжал кулаки Юнги, но, пытаясь не беситься, только повёл носом:
- Нет, ничего не надо, спасибо.
Уловив в тоне друга что-то резкое, что-то затаившееся, Намджун будто очнулся и, начиная понимать, спросил:
- И… как давно вы узнали?
- В начале года.
Намджун уставился на Юнги и стоял, вперившись в него, пока тот не поднял взгляд и не посмотрел ему в глаза.
- Что?
- Почему ничего не сказал?
- Зачем? Чтобы ты помощь предложил? Какую? Ты не медик, Рэпмон.
- Ты и Джинни ничего не говорил?
- Какая разница?
- Не говорил, значит…
- Да хватит об этом! Ей для чего эта информация? Она ЛГБТшникам предпочитает помогать, а не онкобольным.
- Может, это её бы заставило задуматься, что в мире есть вещи актуальнее и важнее.
- Не хочу никого заставлять задумываться о том, о чём не думается самостоятельно.
Отец Юнги, заметив, что товарищи о чём-то спорят, медленно подошёл к ним.
- Намджун, как поживает Джинни? Видишь ли, мой непутёвый сынок решил почему-то с ней порвать и, отказываясь называть причину, ничего нам с матерью о ней не говорит, а мы ведь её любим, как дочку…
- У неё всё хорошо, господин Мин.
- Она уже счастливо встречается с другим, - хмыкнул Шуга.
- Кто тебе сказал?! – изумился Намджун.
- Сэхёк.
- Я не знал…
- Теперь знаешь.
- Стало быть, нашёлся кто-то поумнее, кто её не упустил, - назидательно сказал господин Мин, - такие девушки на дороге не валяются!
- Не перехваливайте её, - улыбнулся Намджун, - она та ещё сумасбродка. Думаю, на ней ровно половина вины в том, что они расстались.
- Возможно это так! Но я всегда учил сына, и тебе сейчас, мой мальчик, посоветую, что мужчина должен брать вину на себя. Чтобы стремиться к исправлению, чтобы что-то делать. Извиняющийся мужчина выглядит благородно!
- Дядюшка, я полностью разделяю ваш взгляд! Я всегда за всё извиняюсь перед женой, когда это делает она – я чувствую себя неуютно.
- Ладно уж, хватит об этом, - махнул рукой Юнги, - поехали отсюда.
- Могу подвезти, если подождёте…
- Не надо, - оборвал Намджуна Шуга, предчувствуя дальнейшие попытки окольно и исподтишка предложить или оказать помощь. Попрощавшись, он вызвал такси. Пока они его ждали, отец положил руку сыну на плечо:
- Многим хорошим вещам я научил тебя, но одной забыл.
- Какой?
- Принимать помощь – не значит унижаться, Юнги.
- Пап, я…
- Не спорь! Я прекрасно знаю, что ты считаешь себя бедным, может быть, ущемлённым в чём-то. Но в этом мире нет идеальных людей, сынок! Кому-то чего-то всегда недостаёт, и если скрывать это, прятать, то как же получишь недостающее? Обязательно всего добиваться своими силами, по-твоему? Но хорошие, отзывчивые друзья – это уже приобретение твоими силами. Если тебе что-то предлагают, значит, считают, что ты это заслужил. Почему же ты сам так не думаешь? Если ты оглядываешься на мой пример, что я никогда ни у кого и ничего не просил, так мне и не у кого было, Юнги! У меня в жизни не было знакомых хотя бы в Сеуле, не говоря о богатых, влиятельных и состоятельных людях. Но я никогда не скрывался, не скрывал своего происхождения, не замалчивал ничего! Неужели ты краснеешь из-за того, что у тебя чего-то нет? Ведь это упрёк мне. Намджун и Хосок получили изначальный капитал от отцов, выходит, я плохой отец…
- Нет, пап, ты что?! Никогда не говори так, ты лучший отец на свете!
- А ты – лучший сын! Многие на твоём месте перепоручили бы дряхлого родителя каким-нибудь сиделкам, заплатили бы кому-то, чтобы присматривали, но ты взялся за это сам. Ты остался со мной и, может, из-за меня у вас с Джинни так вышло…
- Не хочу слышать ничего подобного! Ты тут ни при чём! Пап, разве я мог оставить вас с мамой в такой ситуации? Оставить тебя на чужих людей? Да ни за что! С Джинни – отдельная история. Так сошлись, или не сошлись, наоборот, звёзды.
- А вот и машина, - перебила их мать, толкая к такси, - усаживайтесь, мальчики. Приготовлю дома суп из говядины, вкусно поедим! Не хочу ничего слышать про отсутствие аппетита! Откуда силы возьмутся? Кушать надо! Осторожнее, милый, не спеши, головой ударишься.
- Да там всё равно мозгов на сто вон! И то сдачу насчитают.
Юнги сел спереди и, слушая беспрестанную болтовню типичных деревенских жителей, привыкших трындычать без умолку в связи с отсутствием развлечений по вечерам, сомкнул веки. У него была Джинни, а он хотел чего-то ещё. Теперь, когда её у него нет, и остались только мать и отец, он вдруг понял, насколько неприлично алчно и презренно желать всегда большего и большего. Сейчас он с сожалением вспоминает о днях, невозвратимых и восхитительных, когда они были с Джинни. А если так случится, что отца не станет, он вот так же будет сидеть и горевать о днях, когда отец был рядом. Но пока ещё он с ним, пока ещё у него есть отец, и разве нужно что-то большее для счастья? Как смеет он терзаться и грезить Джинни, портя себе неделю за неделей, вместо того, чтобы наслаждаться обществом других близких, не вечных, дорогих, незаменимых. Пусть и Джинни была незаменимой для него, но не улыбку ли должны вызывать три счастливейших года, проведённые с ней? Пристегнувшись ремнём безопасности, Юнги смотрел за окно, слушая вместо радио всё то же щебетание мамы и папы:
- Уже сколько месяцев тут, а всё не налюбуюсь! Ну до чего же большой город, а, милый?
- Шумный больно.
- Да, для молодых это всё. У нас там, в деревне, такая благодать была!
- А птицы как по весне поют! Помнишь, в прошлом году всё соловьи прилетали? Парочка под нашими окнами кусты облюбовала. И давай свои трели до рассвета заводить!
- Ох, да! Пели просто чудо! Тут, конечно, такого нет.
- Не мудрено, что я никак не выздоравливаю! Там бы, у себя, вышел на крылечко – солнышко в лицо светит. Ветерок обдувает. А воздух какой! Соснами пахнет. А тут что?
- Я куплю дом назад, - сказал Юнги, вторгнувшись в их обсуждения, - ты выздоровей только. Я заработаю, и верну наш дом.
Они добрались до маленькой съёмной квартиры-студии. В ней была кровать для отца, мать спала на диване, а Юнги на ночь уезжал всё в ту же холостяцкую двушку<span class="footnote" id="fn_30018311_1"></span>, где они много лет перебивались с друзьями. Когда обещанный говяжий суп был готов, все сели за стол. Настроение почему-то было приподнятое. Его задавал господин Мин, не позволявший унывать ни себе, ни семье. Юнги к тому же снял часть груза с души, выложив всё Намджуну. Забеспокоившись было, что тот расскажет всё сестре – он же забыл попросить его не говорить! – Шуга одумался. Хоть бы и рассказал, что изменится? Джинни кинет смс-ку «как там твой отец?». Лучше пусть обойдётся без подобной вежливости, если узнает.
- Ой, что жужжит? – завертелась мать и, обнаружив на тумбочке у входа источник звука, успокоилась: - Сынок, твой телефон!
Юнги поднялся и двинулся за ним. Пока отец болел, он всё время держал мобильный на беззвучном режиме, чтобы не побеспокоить того, если он уснёт или будет отдыхать с головной болью после многочисленных препаратов. Номер был неизвестным.
- Алло? – поднял Шуга.
- Привет, - раздался женский голос. Он не узнал его, задумавшись над тем, а не ошиблись ли адресом?
- Привет, - было сказано на всякий случай.
- Это Хваса, - представилась говорящая, и сразу же во рту возник дымный вкус горечи. Юнги закрыл глаза, чтобы не видеть перед собой её полуобнажённого тела в кружевном белье, провожавшего его, трусливо сбегающего из номера, отворачивающегося, чтобы ничего не замечать и не запоминать, но округлые бёдра и смуглая, вопреки эталонам красоты, кожа, выдававшая сельское происхождение с босоногим детством на улице, въедались в роговицу. Самое пошлое, бессмысленное и бездушное утро в его жизни! С сомкнутыми веками картинка лишь сделалась отчётливее. Двинувшись к туалету и ванной, будто говорил что-то жутко секретное и должен был уйти подальше от ушей родителей, Шуга искал, что сказать, но этим своим длительным молчаливым поиском многое сообщил Хвасе. – Если ты хочешь узнать, откуда у меня твой номер…
- Да без разницы, - обрубил он. Не велик секрет. У кого-нибудь из сотрудниц «Пятницы» он точно есть. А то и Чимин за хороший минет дал.
- Я… не буду отнимать много времени. Только сказать тебе хотела… Ты будешь отцом. Вот.
Юнги чуть не выронил трубку, распахнув рот. Он… что?!
- Я… я… - не смог повторить Шуга и, совершенно остолбенев, уставился в стену. Отцом! У него будет ребёнок? У него будет ребёнок!!! Да разве ж так бывает? Разве… как же… почему сейчас? Почему вот так, вдруг? То есть, совсем не вдруг, он же знал, что делает, и риск был… И он сознательно на него пошёл. Ну, как сознательно? Под влиянием эмоций и алкоголя. Но алкоголь разве не высвобождает истинные желания? Он позволил себе то, чего не мог позволить в собранном и скованном разумом состоянии.
- Если ты передумал и тебе это больше не нужно – я пойму, если ты решил не связывать себя, - торопливо забормотала Хваса, скрывая за многословностью собственный страх. Страх того, что ничего не сбудется, и, получив ребёнка, которого самой хотелось, она всё-таки не получит мужчину. – Только аборт делать не проси – я не стану. Мне от тебя ничего не надо…
- Остановись! – попросил её Юнги, приходя в себя. Она замолчала. – Пожалуйста, дай минуту прийти в себя.
- Молчу.
- Так… правда так что ли можно, чтобы… чтоб с первой попытки? В смысле, захотеть и сразу залететь?
- Ах, ты об этом, - оскорбилась в душе Хваса, но, привыкшая никогда этого не показывать и стойко принимать удары судьбы (каких клиентов только ни бывало и каких слов в свой адрес она только не слышала!), по-деловому сказала: - Если тебе нужны доказательства, что это твой ребёнок, то я готова сделать любые тесты, когда тебе это будет удобнее, хоть сегодня, хоть завтра. Я понимаю тебя, я шлюха, и вряд ли ты поверишь мне на слово, что я уже месяца три ни с кем, кроме тебя не спала…
- Я не об этом, - опять не дал бормотать ей без роздыха Шуга. Почему-то он верил ей и не сомневался, что никого у неё за это время не было. Хваса была хитрой, но не подлой. – Я в ахуях просто.
- В ахуях? – услышав прежнюю, почти забытую интонацию Шуги, когда он юморил и разбрасывался нецензурными фразочками, Хваса хохотнула. – Из-за чего? Разве ты не ожидал?
- У меня сейчас чувство, что я впервые узнал, откуда дети берутся. Очень тупое ощущение. Как будто бы… как будто бы не со мной это. Вроде полжизни пихал, а тут вдруг плодотворно вышло… и как-то без дополнительных заклинаний и плясок с бубном. Типа, знаешь, не верится, что такой эффект мог быть только от отсутствия презика. Такое важное дело – и так просто сотворилось…
- Ну, ничего удивительного. У меня была овуляция, и я трахнула тебя четыре раза, - выдала женщина. Юнги почесал затылок, не протестуя насчёт формулировки, кто кого трахнул.
- Да? Тогда, видать, наверняка. – Он помолчал, и теперь, слыша его нервное, но ироничное похихикивание между строк, Хваса тоже не торопилась зудеть ему в ухо. – А точно? То есть… ты тест сделала или что?
- Да, я сделала тест и сходила в клинику. Это точно.
- Ты со своего номера звонишь?
- Что? Да, со своего.
- Я перезвоню через пару минут, погоди, - сбросил Юнги и, сев на корточки, обхватил руками голову. В своих некогда любимых мечтах, он представлял, как Джинни однажды скажет ему: «Ты станешь отцом!» - и он закружит её в объятьях, будет кричать от радости, рассылать друзьям сообщения, как в своё время Намджун, пометивший все соцсети и чаты ором «у меня будет ребёнок!». А в реальности всё иначе. Ему сообщает это женщина, с которой он провёл одну единственную ночь, и с которой не представляет никакого совместного будущего. Он не любит её, не хочет быть с ней, но… но она так самоотверженно и бескорыстно сделала то, чего он хотел! Что она только что говорила? Что ей ничего от него не нужно?! Да как она может, это же его ребёнок! Никогда бы не стал он участвовать в том безобразии месяц назад, если бы думал, что продукт его творчества попытаются отобрать и присвоить. Нет уж, авторское право, извините, с ним нужно считаться! Шуга поймал себя на том, что начинает прикалываться над происходящим, над самим собой, над ситуацией. Ещё утром ему казалось, что чувство юмора отмерло у него навсегда. У него будет ребёнок! Ему есть, ради кого жить дальше. Его, возможно, успеет увидеть отец… Отец! Юнги поднялся и вернулся в комнату, застыв на пороге. Родители воззрились на него, обездвиженные, как и он. – Тут это… такое дело…
- Ну? – поелозила на диване мать. Любопытство лишало её всякого терпения, а она видела в глазах сына какую-то невероятную новость.
- У меня ребёнок будет.
- Ха! – хлопнул ладонью по столу отец. – От кого родить решил? От святого духа?
- Да блин, пап, не смешно! Не я рожать буду, а от меня!
Родители переглянулись.
- Я думала, что Джинни в Америке… - начала мать.
- Да при чём здесь она? Да, она в Америке!
- А ты ловелас, оказывается, - прищурился отец.
- Кто она? – мать даже чуть приподнялась.
- Вы её не знаете.
- Когда свадьба?
- Да мам, какая свадьба?! Я не собираюсь на ней жениться…
- Поглядите на него! – опять хлопнул ладонью господин Мин. – Стручок свой совать он хочет, а жениться – нет! Если от тебя правда ждут ребёнка, то разве не обязан ты это сделать?
- Обязан, - нахмурившись, опустил взгляд Юнги. Отец его вздохнул и, вдруг, озарённый, посветлевший, подскочил к жене с такой энергичностью, какую в нём не видели уже полгода.
- Это ж я дедом стану! Милая, а ты – бабкой!
- Да уж пора бы, только рада, - как и всякие простые люди, из народа, склонные слишком живо представлять себе что-то, она даже утёрла набежавшие слёзы, - ох, сынок, неужели случилось? Я уж думала никогда не остепенишься!
- Ну уж эти мне болячки! – погрозил кулаком воздуху, расхаживая по комнате, господин Мин. А потом и вовсе преобразовал его в дулю: - Вот вы меня получите! Внука-то я увижу! Тут пожить – святое дело! Просто так я теперь не дамся. Ишь, дед, болеть надумал. Надо оклематься, на дом всем вместе заработать. Где внук отдыхать будет? В Сеуле этом вашем? Милая, мы ещё вернёмся домой! Юнги, чего глазами лупаешь? Веди невесту знакомиться.
- Пап, пожалуйста…
- Веди, говорю! Это она тебе, может, никто, а мне – мать внука! Или внучки. Всё равно.
Вдохновлённый приливом сил отца, Шуга расплылся. Слушать его бормотание, ворчание, нравоучения – одно удовольствие! Дорогого стоит. За одни только слёзы счастья на глазах родителей, ему захотелось расцеловать Хвасе руки. Дружеское тепло, поколебавшись, загрело сильнее, рождая новую симпатию, вызванную благодарностью. Вспомнив, что обещал ей перезвонить, Юнги опять вышел в крошечный коридорчик перед туалетом и ванной.
- Да? – моментально подняла она.
- Спасибо, что подождала.
- Да не за что… - казалось, и её нервы, накалённые неизвестностью, расслабились. Запал, волевое усилие, с которым она позвонила, употребились до дна.
- Родители хотят с тобой познакомиться.
- Со мной?! – Если бы Шуга видел её в эту минуту, то был бы удивлён, что такая бывалая дама умеет краснеть. – Ты сказал им?
- Да, я с ними тут, поэтому сразу сказал.
- Я понимаю, что ты не захочешь меня представлять, я не та девушка, которую с гордостью приводят в дом.
- Мне всё равно, Хваса, чем ты занималась. Давай не будем об этом?
- Ладно.
Они погрузились в безмолвие. Шуга подумал, что поторопился перезвонить, потому что до конца не переварил информацию, ничего не осмыслил и не спланировал. Что он должен предложить? Он же в самом деле не хочет жениться и связывать себя с ней! Да и ей лучше дать шанс найти кого-то другого. Они просто могли бы жить вместе, объединённые ребёнком. Воспитывать и любить его, уважая друг друга. Разве так важна страсть? Довольно, он ею уже накушался с Джинни!
- Ты же в «Пятнице» живёшь, да?
- Ну да, пока ещё там.
- Как-то… наверное, ближе к родам, надо будет съехаться… - неловко набрасывал штрихи будущего Шуга.
- Я бы хотела, но если ты против…
- Ребёнку нужны мама и папа. Неважно, чего я бы хотел.
- Ладно.
По сравнению с Джинни, такой белой и пушистой с виду, но на деле ярой спорщицей, упрямой и категоричной, Хваса, с виду роковая и жёсткая, казалась подстраивающейся и гибкой, как вода, тишайшей и послушной.
- Мне ещё надо подумать, хорошо? Я позже перезвоню.
Она засмеялась:
- Хорошо.
Юнги опять вернулся к родителям и, сдувшийся, как шарик, сел за стол.
- М-да… - протянул он.
- Что? Сам не ожидал, что ли? – поддел его отец.
- Не ожидал, если честно.
- Добрые новости всегда неожиданные! – заверила мать.
- Как будто плохих все ждут по времени! – хмыкнул мужчина. – Ну, чего призадумался, сынок?
- Да что-то как будто бы обо всём и ни о чем.
Он посмотрел на телефон. Как он сообщит об этом друзьям? Как объяснит эту новость? Ладно там Намджун, Хосок, Джин – у них сначала жёны появлялись, и когда всплывало сообщение «я буду отцом», всем всё было ясно. А о нём и Хвасе никто не знает. Да и нет никаких «его и Хвасы». Они не встречаются, они не пара. Они чужие друг другу. Но отец прав, разве не долг и обязанность в нынешней ситуации – жениться? А на свадьбу всё равно придётся всех друзей приглашать. Но до свадьбы ли сейчас, когда отец болен? Можно и подождать с этим.
Юнги надо было набраться смелости, чтобы встретиться с Хвасой лично. Нельзя же вот так, переспать и больше не видеться, отделываясь телефонными звонками. Что за свидания такие, от зачатия до родов? Крутя в мыслях, как это лучше устроить, он пошёл проторенным путём – в первую очередь рассказал обо всём Чонгуку и Чимину. Не только потому, что жил с ними и утаиваться от них трудно и неудобно, но и потому, что по сравнению с теми же Хосоком и Намджуном, эти два удава на все известия реагировали с выражением столетней мудрости, будто задолбались сильнее всех, хлебнули дерьма всех сортов и ничем не возмущаются, ничему не удивляются. Они не досаждали собственными эмоциями, не навязывали своё видение ситуации и, хотя и имели каждый своё представление о морали, приоритетах и эталонном поведении, не утверждали их истиной в последней инстанции. Может, потому что были младше него, кто знает? Но, как бы то ни было, с ними делиться было легче. Через Чимина он узнал график смен Хвасы, подытожив, что на рабочем месте всегда наименее натянутая обстановка, всегда можно слиться со словами «ты занята, не буду мешать».
Это было первое его посещение «Пятницы» с той ночи. Он подошёл к ресепшену и, когда Хваса увидела его – вздрогнула от неожиданности.
- Можно тебя на пять минут? – кивнул он в сторону только что открывшегося и ещё почти пустого ресторана. Она сделала утвердительный жест и, выйдя из-за администраторской стойки, села с ним за крайний столик. Музыка звучала тихо, позволяя разговаривать хоть шёпотом. Юнги положил скрещенные пальцы на стол, начав кусать губы.
- Если хочешь сказать, что всё равно меня не любишь и жить со мной не хочешь – я это знаю, - вздохнула Хваса.