Глава 7. (солнце после дождя) (2/2)
- Простите… - опустила взгляд Хана, словно была виновата в этом и выбрала пол первого ребёнка специально, сама. Но отец Хосока любил её и всегда вставал на её сторону, чувствуя неуверенность и слабость девушки. Было в ней что-то такое, что заставляло властолюбивого и непреклонного господина Чона-старшего умиляться и добреть, так что приходилось только дивиться его благодушию в общении с невесткой.
- Ты тут ни при чём! Это всё мой сынок-раздолбай. Да и вообще, девочки – тоже хорошо, ничего страшного, хоть бы родилась и третья внучка, я буду любить её. Но мяса всё-таки ешь побольше. За двоих, за себя и это травоядное!
Хоуп услышал фразу и догадался, что говорят о нём. Подойдя к супруге и приобняв её, он уточнил у отца:
- Что опять за претензии?
- Да как обычно, ругаю тебя за твою дурь! Мало было, что всю жизнь тебе шлея под хвост какая-то попадает, так ты и после свадьбы ерундой страдаешь! Окончательно в веганы подался! Ты человек или конь?
- Я всего лишь за здоровый образ жизни, что такого?
- Мужчина должен есть мясо! И рыбу! Какое здоровье без полноценного рациона? А? Хана, девочка, ты согласна?
- Вы правы, - кивнула она, тем не менее прижавшись к Хосоку и ощущая его поддержку. Она не всегда была согласна со свекром, но из уважения и страха не угодить ему на словах всегда во всём соглашалась. К тому же, он очень хорошо относился к ней, и в благодарность она не смела противоречить.
- Понял? – хмыкнул Чон-старший в сторону младшего. – Слушайся жену, она умнее тебя!
- Я всегда её слушаюсь, - улыбнулся Хосок. Отец отвлёкся на зятя и, воспользовавшись этим, Хоуп обнял Хану крепче: - Утомил он тебя?
- Нет, твой папа очень добр…
- Но иногда без меры навязчив, - взяв свободной рукой чашку чая, сделав глоток, он спросил: - Будем собираться домой?
- Я не против.
Попрощавшись со всеми, они спустились на подземную парковку. Хосок сел за руль, а Хана, держа дочку на руках, на заднее сиденье. Она с лёгкой грустью посмотрела на пассажирское место возле водителя. Бывало, до того, как родилась Нана, она ездила там, и муж клал ей ладонь на колено и жал на газ, торопясь поскорее домой, чтобы затащить её в спальню. Она просила его не гнать, боясь скорости. А теперь он и сам, заботясь о безопасности семьи, не гонял. И вот уже больше недели, с той самой ночи, снова не интересовался ею в спальне.
- Не слишком скучно сегодня было? – спросил Хоуп у жены, выезжая на улицу.
- Нет, мне наоборот больше нравятся семейные посиделки, чем шумные вечеринки, – заверила Хана, обнимая дочь. Это было правдой и, хотя бы в этот раз, Хосок в этом не усомнился, потому что знал, как она теряется в толпе людей.
- Папа просто на ушах стоял от новости.
- Да, ты воспринял её спокойнее, - мягко улыбнулась Хана, вспоминая две красные полоски, которые они увидели не так давно. Полтора года назад, столкнувшись с этим впервые, они переживали, суетились, нервничали и обсуждали несколько недель подряд предстоящее. В этот раз всё произошло скромнее и безмятежнее.
- Ну, для меня это было ожидаемо, я всё-таки лично работал на результат, - засмеялся Хоуп и бросил загоревшийся взгляд в зеркало заднего вида. Хана поймала его и заметила огоньки в зрачках мужа. По коже пробежали мурашки. К ней сегодня было столько внимания, все так хвалили её и восторгались её смелостью и решительностью, что Хосок невольно завёлся, слыша общее восхищение его женой. Это была его жена! Да, у него вот такая невероятная женщина, на зависть другим. Как и большинство людей, иногда вовсе этого не замечая, он был подвержен общественному мнению, или даже вернее сказать – эффекту толпы. Так происходит всегда с кем-то становящимся популярным, многим кажется, что он делает что-то замечательное лишь потому, что вокруг огромное количество людей это хвалит. Или эмоции от выступлений, от кинофильмов, от блюд делаются на стадионах, в кинотеатрах и в ресторанах ярче и живее только потому, что мы подзаряжаемся эмоциями от других, обмениваемся с ними. Да и мужчины, как говорится, существа стадные. Чем больше что-то воспевается и нахваливается, чем плотнее на что-то конкуренция, тем рьянее они к этому тянутся. Как же иначе, обладать надо самым лучшим и вырванным в борьбе, завоёванным. Так это было и в этот раз с Хосоком. Иногда забывающий похвалить Хану или оценить её, он наслушался со стороны од и дифирамбов и оживился. А ведь семья права, он счастливчик! Слегка подкрасившаяся, в нарядном платье, державшая на руках Нану, его супруга была в этот вечер верхом женственности. Была всё той же, какой он её встретил и какую полюбил: скромной, невинной, беззащитной, возле которой расцветаешь, как мужчина, во влюблённых глазах которой вырастаешь и чувствуешь прилив сил.
Приехав домой, скинув с себя верхнюю одежду, Хана пронесла дочку в детскую и стала раздевать, стягивая тёплый комбинезон, шерстяные носочки. На её спине вдруг вжикнула молния. Она обернулась через плечо на мужа, поцеловавшего её в обнажившийся участок кожи.
- Не против, если тебя тоже кто-нибудь разденет?
- Нет, не против, - ликуя в душе, застыла Хана, на мгновение забыв, чем занималась сама. Отмерев, она продолжила укладывать засыпавшую Нану. Было уже поздно, и ребёнок давно клевал носом. – Тебя тоже потом раздеть? – с розовеющими щеками, поинтересовалась Хана у Хосока. Он сбросил куртку ещё в прихожей, а теперь ловко расстёгивал рубашку, касаясь губами её шеи и оголяемых плеч.
- Нет, я самостоятельный.
Хосок нетерпеливо подождал, когда жена уложит дочь и, стоило той поцеловать Нану перед сном и отойти на шаг, как он вытянул её в коридор, где до конца сорвал платье.
- Иди сюда, - избавляясь на ходу от нижнего белья на ней, потянул он её в темноту спальни.
- Что с тобой сегодня? – удивлённая, не сопротивлялась Хана.
- Тебе не нравится? – на секунду остановился на пороге Хосок. Он припомнил, что собирался прекратить досаждать ей своей сексуальной неугомонностью. Наверняка ей не нужны эти постоянные наскоки, а то, может, отец прав, и надо всё-таки быть мужчиной, а не непоседливым конём, рвущимся из стойла?
- Нет-нет! – испугалась Хана, что он передумает, и замотала головой. – Наоборот…
- Наоборот? – приподнялись его брови. Взяв её на руки, он уложил её в кровать и забрался сверху. Сжав пальцами её бедро, он впился в губы Ханы, с рвением откликнувшиеся ему навстречу. Разведя её ноги коленом, он расстегнул брюки и, захотевший почувствовать плотью другую плоть ещё в машине, или даже ещё у родителей в гостях, он жадно, полностью готовый, вошёл в неё. Хана простонала. Хосок задвигался, сладко утопая в разгорячённой жене, покорно задвигавшейся с ним в едином ритме. На какое-то мгновение он ощутил себя пьяным, так было ему хорошо и кружило голову удовольствие. – Ты самая лучшая, - прошептал он, соскользнув губами к её ключицам, - я люблю тебя, - ещё один поцелуй коснулся груди, - люблю…
- Хосок… - выдохнула она, сжимая пальцами его твёрдые плечи. Из-под ресниц готовы были пролиться слёзы. Как давно не говорил он ей подобных слов! С прошлого года, не меньше. – Хосок! – задыхаясь от чувств в сердце и чувствования внутри себя упругой и бьющейся плоти, Хана выгибалась и, расслабляясь в безопасности темноты, отдавалась во власть умелых ласк супруга. Он сжал её в объятиях и, желающий удовлетвориться до конца, до изнеможения, так, чтобы тело начало ломить от блаженства, чтобы голова опустела от экстаза и сводило от усталости мышцы, не выпускал ещё пару часов.
Нана заплакала среди ночи. Может, ей приснилось страшное, может, её побеспокоил шум на улице или что-то ещё. Хана, не успевшая уснуть после любовной атаки мужа, немного выжатая, поднялась и пошла посмотреть, в чём дело. Побыв с дочкой несколько минут и успокоив её, она вернулась назад. Хосок, в отличие от неё, почти моментально вырубившийся после секса, проснулся от шума и зажёг ночную лампу.
- Всё нормально? – щурясь, спросил он.
- Да. Наверное, кошмар приснился, - скидывая у самой постели халат, нырнула быстро под одеяло Хана, чтобы не попадать под свет без одежды. Она любила смотреть на обнажённого Хоупа, видя стройность его фигуры и считая её идеальной, но для себя не допускала возможности красоваться нагой.
- Какие кошмары могут быть у детей? – зевнул Хосок, поправив подушку жены, пока та не легла. – Она ещё не знает, к счастью, ничего ужасного.
- А тебе в детстве кошмары не снились? – удивилась Хана.
- Нет, я в основном сплю, как убитый.
- А мне снились. Не знаю, может, после мультиков. Или генетическая память. Как думаешь, она существует?
- Флэшбеки из прошлого предков?
- Да, вроде этого, - проигнорировав подушку, когда Хосок выключил свет, Хана прижалась к нему и положила голову ему на грудь. Он обнял её за плечо, после чего запустил руку в волосы и стал перебирать прядки.
- Мне с этим сталкиваться не приходилось.
- Мне папа рассказывал, что ему в детстве война снилась, хотя он после неё родился.
- Тогда Нане снятся финансовые отчёты и встречи с компаньонами, - засмеялся Хосок, сомкнув веки, - я бы и сейчас в холодном поту проснулся, приснись мне работа.
- Если у нас будет мальчик, то когда он подрастёт, ты дела передашь ему… - мечтательно вообразила Хана. Она была бы только счастлива, если бы муж чаще оставался дома.
- До этого очень, очень долго. Лет двадцать ещё придётся попахать. Да и кто гарантирует, что ему самому это будет интересно? Представь, если он будет такой же непослушный поганец, как я?
- Мы будем воспитывать его, чтобы он таким не был.
- Ага, я как раз от воспитания таким и стал. Папа слишком уж хотел меня воспитывать.
- Но ты не такой, как твой папа.
- Кто его знает? С возрастом мы меняемся, и часто, не замечая того, становимся копией родителей.
Хана опять подумала о своих и взмолилась мысленно, чтобы с ней подобного не случилось. Она не переживёт, если Хосок станет гулять или надумает уйти от неё. Нет-нет, только не это! Но сегодня ей легко было отделаться от гнетущих домыслов. Сегодня, когда он так страстно шептал слова любви и хотел её, как когда-то, она не сомневалась в его верности и постоянстве. Хана была счастлива.
- Хосок? – пока она задумалась, он уже задремал. – Муж?
- Мм? – половиной сознания в царстве снов, отозвался невнятно он.
- Я тоже тебя люблю.
Как приятно было сказать это. Как приятно было назвать его, когда-то недосягаемого и прекрасного, мужем! Отцом её детей. Хана определённо была близка к тому, чтобы расплакаться от счастья. Если в первую беременность никаких изменений в ней не происходило, на этот раз она чувствовала себя более сентиментальной и реагирующей. Всё было каким-то обострённым: запахи, цвета, звуки. И чувства, конечно же, её первая любовь, никогда не затихающая, а накатывающая волнами, где каждая следующая была выше предыдущей.
Хосок какое-то время не отвечал, находясь между сном и бодрствованием и, когда до него сквозь пелену ночи, усталости и дремоты прорвались её слова, он повернулся слегка в её сторону и открыв глаза, нашёл взгляд Ханы в сине-сером мраке спальни.
- Знаешь, у меня никогда и никого роднее тебя не было, - тихо сказал он. – Я всегда был компанейским парнем, всегда любил шум, смех, быть на виду. И я терпеть не мог открывать перед кем-то душу. Да, есть друзья, но и они в курсе, что меня лучше оставить одного и дать перетоптаться в трудные моменты. Но когда мы поженились… ты стала той отдушиной, к которой я убегал отдохнуть от толпы. Да, поначалу мне это не нравилось, и я по привычке пытался убегать со своими проблемами и мыслями и от тебя. Я не знал, что можно делиться с кем-то всем, показывать плохое настроение, молчать, грустить, глупо шутить с кем-то, и он при этом не разочаруется, не отвернётся. Я не знал, что вместо пресыщения и надоедания можно только сильнее привязываться. – Он помолчал, погладив Хану по щеке, слыша, как затаила она дыхание. – Я просто хочу, чтобы ты знала, что ты мой самый близкий человек.
- Хосок…
Он прервал её поцелуем. Слова всегда давались ему легко, но не в этот раз. Чувства не были его сильной стороной, но эта девушка сумела пробить брешь в его броне, пусть и не специально, а однажды встретившись ему на пути по чистой случайности. И да, пусть временами он думал о том, что страсть не вечна, что чего-то ему не хватает, что хочется чего-то ещё, в Хане он нашёл верную спутницу и друга. Она подарила ему чудеснейшую дочку, а скоро подарит и ещё одного ребёнка. До свадьбы Хосок с ужасом думал о семейной жизни, гнал от себя всё, что с нею могло быть связано, даже упоминание брака бросало его в дрожь. И каким же всё оказалось на деле? Другим: тёплым, домашним, уютным и притягательным.