Глава 8. Письмо (1/1)
Его ноги, раньше расписанные узорчатыми и внушительными ранами, давно покойно уместились на белоснежной кушетке, сминая церковную простынь в хаотичные волны. Сейчас же, не гонимый магами Ордена Бездны, он позволяет себе обыкновенно непозволительное — отдых. А ещё критику. Хмурый взгляд скользит по потрясающе красивому, но ненавистному по своей сути, витражу, от чего Дайнслейф и вовсе прикрывает глаза. Находится здесь издевательство.
— Господин Дайнслейф, — как будто мерещится ему ангел, — ваш завтрак, прошу.
Светлые руки укладывают поднос на столе и тут же берутся за блестящий чайничек, разливая содержимое в прозрачный стакан: внутри танцуют мягкие листья.
— Как ваше самочувствие?
Пациент тихо принимает чай и сохраняет своё молчание ещё пару минут, наслаждаясь ароматом. Барбара не отвлекает.
— Приемлемо.
Он поднимает на неё глаза и тут же чувствует внутри виноватый укол. Не хорошо быть таким чёрствым с человеком, который выхаживал его, больного, побитого, да ещё и с жаром, да ещё и целую неделю, вымывая с глубоких ран на худых конечностях чёрную кровь, боевую грязь, смоль и сажу. Даже блеклые пряди пришлось напенить трижды, чтобы те послушно расступились под водным потоком от самых своих корней: проклятый чувствовал себя барышней благородных кровей, если и вовсе не принцессой.
— Благодаря вам.
Пастор непринуждённо улыбается и кладёт ему конверт на укрытые колени.
— Вам письмо. Просили передать лично. Видимо, что-то важное.
Она проследила за обязательным приёмом лекарств после трапезы подопечного, поправила бинты на голове валяющегося без сознания Беннета с соседней кушетки, зажгла свечу у иконы на резной тумбе и на том удалилась. Под мерное сопение мальчика — единственного больного помимо самого Дайнслейфа, — странник наконец разворачивает сообщение, уже догадываясь о его содержании.
''Господину Дайнслейфу лично.
К вечеру пришлю карету до винокурни. Он просит встречи.”
Светловолосый крутит бумагу, ища продолжение милой весточки, но за неимением каких-либо ещё слов усмехается, складывая в голове образ безногого либо сильно раненого капитана. Будь Кэйя Альберих здоров — пришёл бы сам.
Орёл махнул крыльями под соборным окном.