Глава 7. Падаль (2/2)
— Ты и есть... эта падаль.
Слова титаном заполняют всю спальню, и Кэйя медленно отворачивается к окну, являя белому лицу аристократа свою голую, шрамированную спину. Как будто это убережёт его. Капитанские плечи напрягаются и тянутся вверх, когда Кэйя слышит знакомый смешок и представляет перед собой интимный образ самодовольно улыбающегося Рагнвиндра. Тот, конечно, замечает в нём и скованность, и явное смущение, и желание сбежать с винокурни на поломанных и на побитых ногах, как это случилось после их первой совместной ночи. Только ноги тогда у него были целыми и чувство вины не давило.
Уже месяцы прошли с тех пор. Они, зацелованные друг другом сплошь, от чего-то тянули очевидное и неизбежное: то ли времени не хватало, хотя хотелось, то ли настроения не было, хотя никто бы не помешал. Однажды Кэйя не выдержал и запугал Дилюка, обозначив для секса конкретный день: наглый бес дразнил и сыпал в уши обещаниями о райском наслаждении и незабываемых впечатлениях. Выяснилось, что закоренелый алкоголик уже вторые сутки находился в беспросветном запое. От того и разила смелость и харизма. И перегар, соответственно. Но когда проснувшись, он обнаружил на своих бёдрах красные следы рук, а на белой спине спящего партнёра, помимо прочих шрамов, длинные полосы царапин, Кэйя, вспотевший и злой, шумно, но шустро улизнул прямиком в Мондштадт, кажется, нацепив чужую рубашку. В голове кусками всплывал образ возвышающегося над ним Дилюка: его ярких, свисающих локонов в блеске свечей, его мускулатуры, усыпанной увечьями, ожогами, рубцами, его лица, плотоядного, и его глаз, смотрящих вниз. Для осознания хватило ноющей боли в пояснице, для принятия — нескольких коктейлей от Дионы.
— С утра пораньше! И это наши капитаны!
Возмущалась девочка, своим писком раздражая сразу две больные головы. Рядом с Альберихом восседала пьяная и хмурая Эола.
— Кэйя, — Дилюк легко целует его между лопаток, поворачивая обратно к себе, — ты должен был сказать мне.
— Если бы ты не вмешался, я спокойно вернулся назад, не томимый переживаниями, что ты мог решить, будто я...
Ума хватило замолчать только сейчас.
— Предатель?
На Дилюка поднимаются такие полные эмоциями глаза, каких он не видел со своего восемнадцатилетия. Он с улыбкой приглаживает синие, сложенные в домик, брови, а затем мягко целует сомкнутые губы и обнимает его.
— Не переживай, никому не нужны шпионы, теряющиеся на Драконьем хребте.
Дилюк чувствует лёгкий удар по груди и смеётся, а затем, когда не слышит больше слов, успокаивающе водит пальцами вниз по спине, щекоча побитую кожу. Кэйя льнёт крепко. Но несмотря на всю эту нежность, он отлично понимает, в каком бешенстве был винодел, когда до него добралась правда. Видимо, его тайная организация мониторит не только Фатуи.
— Как ты вообще узнал?
Тут же спрашивает, от чего-то становясь серьёзным. Честное слово, куда легче было с ним общаться, когда они плевались друг в друга ядом. А тут целые месяцы теплоты, взаимопонимания, трогательных свиданий — Кэйя разучился лезть на рожон. Раньше, вот, что хочешь спрашивал: иногда напрямую, а иногда аккуратно, манипулятивно, хитро. А сейчас... жалко. Это же не какой-то там ”Мастер Дилюк”. Это его, родной, хороший, близкий — Люк. И его, родного и хорошего, он так подло и нелепо продал за кусок бумаги, половину слов на которой он даже не сумел вспомнить.
— Если не хочешь, не говори.
Настроение меняется. Кэйя смеётся, понимая, что не имеет никакого права задавать ему вопросы и теперь думает, как бы смягчить обстановку. Смягчить волнение внутри него. Дилюк смотрит около разочарованно и это Кэйи понятно, но теперь он вдруг тоже улыбается.
И уже это заставляет напрячься.
— Похоже тебе совсем не лучше.
Он поворачивает к себе лицо Кэйи, целует крепко в щеку и шепчет слова, от которых разноцветные окуляры сами собой сужаются в абсолютном ужасе.
— Может, встреча с родственником тебя обрадует?
Дилюк, добрая душа, подумал про Дайнслейфа и про их с Кэйей слезливое воссоединение, как выходцев из общего народа.
Кэйа вспомнил убитого Рагнвиндром накануне мага Бездны.