Глава 6. Инеевый глаз (1/2)

Кэйа не просыпается в постели собора. Мягкая глубь одеял и подушек — это и не койка его комнаты в штабе Ордо Фавониус.

Но всё, что он видит перед собой похоже на беспросветный мрак Бездны, застилающий всё пространство своей совершенной, огранённой яростью, как будто свора летучих мышей злится на его лживую душу и своими мордами кроет все источники света. Подобные образы бедная капитанская голова являет хозяину по причине белых, как глазёнки крылатых свинок, бликов в глазах. Ощущение, словно после долгого и принудительного глядения на самое солнце его так же принудительно заставляют зажмурить глаза. А по итогу… сплошь рябит.

В ходе нескладных рассуждений и аналогий, капитан ощущает холод на «пиратском» оке, как будто его… лишают бинтов. Оба глаза наконец поднимаются, являя взору богатую комнату, в которой Кэйя признает спальню Дилюка, и еле живой рыбой глядит на мыльное пространство, где двоятся расшитые шторы, резные комоды и длинные, тусклые свечи на их лакированной глади. И двоится так же знакомая, алая фигура.

Виноградовы пряди Розарии. Та перевязывает ему предплечье: по-мёртвому умеренная, не к добру заботливая.

— Надеюсь, это не рай?

Отзывается он, о, чудо, безболезненно усмехаясь, а затем приподнимается на локтях, но через секунду падает обратно. Острая боль змеями расползается под самой кожей, не давая телу покоя, и он чуть ли не ругается при сестре.

— А что, боишься, не пустят в ад, к твоему парню?

— Будь милее, я же только проснулся.

Кэйя тяжело поднимает веки и ощупывает обычно скрытый глаз.

— Много, кто видел?

— Проще назвать тех, кто не видел.

Бесстрастно отвечает подруга, и Кэйя снова, сначала нервно, а затем обречённо, посмеивается и сваливается на подушку.

— Очень смешно, сестра.

— Спросишь у своих рыцарей, когда поправишься. Они предположили, что твой глаз прокололи.

— Да-да.

Кэйя смеётся опять, но стоит Розарии мраморной куклой обратить на него свой нечитаемый взор и воздух тут же отравляется напряжением.

— О, Архонты.

Он закрывает лицо и хмурит брови, обижаясь на Дилюка за то, что не смог минимизировать число свидетелей его секрета. Их секрета. Дилюк никогда не был романтиком, а какое упущение.

И что теперь делать с байками про деда?

Розария окидывает друга пристальным взглядом и, как бы поддерживая гнетущую атмосферу, где в наскоро освещённой, а от того и тусклой, комнате трещат люстры из-за суеты за её пределами — закуривает прямо рядом с больным. Кэйя манерно кашляет и смотрит на неё теперь в упор, являя снежное око, в обрамлении редких светлых ресниц — инеевый глаз, не иначе.

— Так это правда. Долго я спал?

Невольно, подруга заглядывается на сияющее белое золото, обыкновенно скрытое пиратской повязкой. В тёмном пространстве складывается ощущение, будто его глаз и вовсе светится. Или… так только кажется.

— Около суток.

Он нарочито громко вздыхает, как бы удивлён, и сестра, которая в этом жесте, ищущем смягчения ситуации, видит что-то нервозное, выгибает бровь и окидывает его снисходительным взглядом.

— Чертовщина какая-то… где Дилюк?

— Отмывается от крови.

Они переглядываются, и Кэйя зачем-то посмеивается снова.

Раннее утро ещё не являет Мондштадту солнца, а потому в комнате по прежнему царит темень, лишь немного разбавленная маленькими огоньками на комодах. Но на винокурне не спит никто: капитан прекрасно чувствует это, прислушиваясь к беготне за дверью. Сестра лишь качает головой и встаёт, обещая позвать Дилюка. Синие брови сами собой складываются домиком, но затем он неловко прикрывает веки и улыбается.

— Насколько всё плохо?

Спрашивает, словами останавливая Розарию у дверей. Та непонимающе вскидывает голову, наверное, впервые за долгие годы знакомства с капитаном, видя в нём отблески тревоги и волнения. Однако же, покидает его, чтобы отправить горничных к Дилюку. Конечно, ведь Кэйя потомок вражеской стороны, мёртвого государства, погребённого Архонтами. И такой человек отвечает за безопасность Мондштадта. Это звучит гордо.

Капитан Ордо Фавониус… единолично и скрытно отправившийся в горы по первому зову Каэнри'ах.

Нет, ну он же помнит шёпот родных губ, что признавались в вере ему! Правильно, Дилюк на его стороне. Да и Розария не выглядит настороженно. И всё же неправильно так оставлять его, не объясняя толком ничего. Он даже не знает, вернётся ли она обратно. Кэйя может только догадываться, как много известно ей и другим, ища в одиночестве сотни причин своей невиновности и столько же неправоты.

Ну почему Дилюк не укрыл его своим окровавленным сюртуком, почему не спрятал от глаз какого-нибудь Хоффмана или Лоуренса? Растерял что ли хватку Полуночного героя?

А вдруг он и не собирался больше покрывать его секреты…

— Боже, она за ним в Ли Юэ поехала!

Ему не сидится. Огонёк на свечах становится раздражающим и он тушит его, случайно замораживая и воск, и подсвечник и даже прикроватную тумбочку. Его точно прибьют.

Розария возвращается. Встретившись взглядом со своим дорогим собутыльником, она гордо выдерживает томящую тишину, затем двигается к кровати, не смотря более на тревожного капитана, и садится подле него, возвращаясь к раненым конечностям.

И цирковое представление начинается между ними.