Наши покровители (2/2)

— Я возьму его к себе, — уверенно заявил Николай. — Знаю, как тяжело иметь детей. У меня их четверо. Да, чего ты так на меня уставился? То, что они не рядом, ни о чём не говорит.

— Знаешь, Николай, пожалуй, он станет моим протеже.

— О, ну раз так, это меняет дело. С твоего позволения, озадачу нашу хозяюшку.

— Хозяюшку? Я думал, Мордекайзер не испытывает влечения к… Людской плоти.

— Статус, Витус, статус, — менторским тоном отвечал Николай. — Положено иметь жену, поэтому Владыка и терпит хозяйку. В её скоп отправить бы мальчишку, но…

— Кажется, ему восемь<span class="footnote" id="fn_32248223_1"></span>.

— Тогда вопрос закрыт. А вот и наш этаж, ну, наконец-то! Сейчас отдам кое-какие указания Маниусу, и можно садиться за бумаги.

Стоило упомянуть Маниуса, он был тут как тут. Слуга поджидал господ у лифта, и когда они вышли, быстро настигнул их. Его взволнованный взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Ваше сиятельство, господин Гальего, прошу не гневаться…

— Говори уже, — торопил Николай.

— …Оставленный вами мальчик проголодался, и я сопроводил его на кухню…

— К делу, Маниус, у меня мало времени.

— Оставленный вами мальчик, прошу быть милосердным, поранился…

Не слушая больше ни слова, мужчины в беспокойстве направились на кухню.

***</p>

— Где он?! Куда вы его дели?! — Витус забежал в кухню, в порыве ярости швыряя утварью направо и налево.

Перепуганная Люсина указала пальцем на погреб. Мужчина бросился внутрь и оказался лицом к лицу с мальчиком. Он сидел на табуретке, бледный и поникший, с перевязанным пальцем.

— В-витус… Фух, ну ты и бежишь… Фух, святая Кейл… Ох, сердце прихватило… Ну, этот… Тот мальчик… Мальчик, где Витус? — Никола облокотился о стол, держа руку на животе.

— Здесь он. Порезал палец.

— Порезал палец! — воскликнул Николай. — И это при свете дня, когда вокруг столько народа! Не знай мой язык молитв, уже давно бы очернил ваши уши! Сказано было в книге: ≪…И упадут на колени виновные в горе, и станут просить, они милостиво возведя очи к небу≫. Ваше счастье, что господин добрый, розгами отделаетесь!

Витус уже ничего не слышал. Ему не нужны были ни слёзы, ни молитвы кухарок. Он сжимал в объятиях мальчика и только сейчас — сейчас, когда бежал сломя голову, желая выкрикнуть имя своего подопечного — понял, что не знает его. Мужчина решил немедля исправить это недоразумение.

— Рэгулус, — смело отвечал, на вопрос Витуса мальчик. — А папа скоро приедет?

Не в силах ни обмануть ребёнка, ни сказать правды, герой увёл его в комнату, попросив Николая прислать лекаря.

***</p>

Витус разместил Рэгулуса в кровати, приказывая Маниусу принести воды и фруктов. Мальчик выглядел мертвецки бледным, словно только что вылез из гроба. Его грудь медленно вздымалась, маленькие ручки сложились в замок. Наш герой, как и любой человек (пусть он человек лишь наполовину) растрогался при виде этой картины. В очередной раз он пообещал себе во что бы то ни стало защитить это дитя, как однажды его защищал Патриций.

— Плохо дело, — отмечал Витус, не сводя взгляда с мальчика. — Ему становится всё хуже.

— Но ведь это всего-навсего лёгкий порез. К тому же обработанный! — удивлялся Николай.

— Послушаем, что скажет лекарь.

— А вот и он стучится. Войдите!

Вместо ожидаемого лекаря вошёл слуга. Громким голосом он передал Витусу, что его ожидает Тёмный владыка. Герой выругался в сердцах; ему не хотелось покидать мальчика в столь трудный для него час. Николай верно понял замешательство товарища, по-доброму улыбаясь, сказал:

— Ступай. Ступай, Витус, и положись на меня. Вспомни Шуриму. А если и этого будет недостаточно, тогда вспомни задание, порученное мне. Я с ним справился и в этот раз не подведу тебя.

Поблагодарив Николая, Витус бросил последний взгляд на Рэгулуса и поспешил к Мордекайзеру.

***</p>

Слуга привёл Витуса к кабинету владыки, доложил о его приходе. Получив разрешение войти, герой не преминул им воспользоваться, но стоило ему перейти порог, он тут же остолбенел от неожиданности.

В центре помещения, привязанный к стулу сидел человек. Его лицо покрывали множественные кровоподтёки, из закрытого левого века тянулась вязкая субстанция, смешиваясь с кровью и соплями. Ноги заключенного были помещены в железный ящик, откуда торчали несколько деревянных кольев. Бедняга тихо стонал, лишь чудом находясь в сознании.

— Витус Гальего, — словно только сейчас заметив присутствия нашего героя, обернулся Мордекайзер, — Вы подоспели как раз вовремя, с ним я уже закончил.

— Ужасное зрелище. Но в чём его вина?

— Вина? Его вина в том, что он родился слабым в этом ужасном теле. Слабый подчиняется сильному — это аксиома. Смерть дарует ему силу, сделает полезным, а вы будете тем, кто вознесёт его. Будьте же милосердным и закончите его мучения своим прекрасным оружием, прямиком из кузни охотников. Мне любопытно посмотреть на это серебро. Говоря по правде, это одна из причин, по которой я вас вызвал.

— Много ли чести убивать безоружного умирающего человека? Нет, я не могу пойти на такое…

Воцарилось молчание. Мордейказер застыл, словно высеченный из мрамора, вцепился взглядом в гостя. Наконец, будто понимая причину замешательства мужчины, ответил, и голос его был словно раскаты грома:

— ≪…Пойти на такое≫. Но что же вы думаете, господин Гальего, этот человек стал бы проявлять милосердие к вам? Окажись ваша спина повёрнута, он непременно бы нанёс по ней удар. Все они одинаковы эти люди. Алчные и эгоистичные, они живут, чтобы множиться и умирать. Что толку от сотни человек, если они не ровня ни одному из нас?

— Из нас? Вы говорите о…

— …Гекариме, Сионе и других. Вспомните, что я вам говорил при нашей первой встречи: есть жизнь, есть смерть, а есть мы. Мы — те, кто отринули человечность, те, кто сломили смерть, стоим на ступень выше этих ничтожных созданий. Человек рождён, чтобы быть рабом. Большая ли разница, чьим рабом он будет? Своих потребностей или моих амбиций? Слабый подчиняется сильному — так было в первый день мира, так будет и в последний. Понимаете, Витус?

— Очень смутно.

— В таком случае, поступки будут говорить громче слов, — Мордекайзер ухватился за булаву, уверенным движением полководца, направил её на героя.

— Что это значит?

— Можете считать это проверочным испытанием. Отриньте смерть, станьте одним из нас.

В одночасье весь свет сосредоточился на острие грозного оружия; подул леденящий ветер, воцарился мрак. Витус заворожённо глядел на инородное светило; оно пленило взор, парализовало конечности.

Чем ближе приближался светоч, тем сильнее возрастал страх Витуса. Он паниковал, хотел кричать, но крик застревал в горле; пытался обернуться, но тело не слушалось. Наконец, герой сдался непреодолеваемому напору, и сознание его разбилось на десятки сверкающих образов.

Витус утратил себя.