Острова (2/2)

— Погоди, — негодяй догнал героя. — Твоя милая матушка сказала, что нашла меня с пробитой головой и свёрнутой шеей. Я совершенно ничего не помню… Не знаешь, что со мной произошло?

— Возможно, — с усмешкой отвечал Витус, — тебе встретился противник не по зубам.

Уходя, мужчина размышлял о словах Ворона; он назвал Овечку «милой матушкой». Что же скрывается за этим? Впрочем, наверняка это очередная прихоть избалованного принца…

***</p>

— Прекрасное место, — заявил Овид. — Затопленная столица, древнейшая библиотека, секретные залы — и всё это здесь. Где твоя радость, братец?

— Мы бродим уже несколько часов по опустевшим полям, среди завывающих духов, отбиваясь от призраков поэтов, которые читают нам ужасные стихи. О какой радости ты говоришь?

— Гляди в оба. Кажется, на том холме возвышается храм.

***</p>

Овид оказался прав. Это и правда был разрушенный храм с развалившимися стенами и дырами в потолке. По углам прятались крысы, сверкая в темноте лазурными огоньками. В центре строения располагался действующий фонтан; несколько чашечек, наполняемые манящей водой, сужались к вершине. Витус насторожился, подбираясь ближе.

— Новая душа в моей коллекции, — послышался голос, казалось, доносящийся отовсюду. — Вечный охотник. Нет, человек, жертва кровосмешения.

— Покажись!

У входа появилась тёмная фигура. Он держал в руках ярко горящий фонарь; к нему была приделана стальная цепь, змеёй обвивающая запястье неизвестного.

— Треш, — опомнился Витус. — Старый тюремщик и предатель.

— Перед тем, как собрать твою душу, я спрошу: что ищешь ты здесь, смертный?

— Знания.

— К чему они тебе? Знания убивают. Тот, кто много знает, непременно соберёт вокруг себя стаю врагов. Но с последним желанием я спорить не стану. Загляни в воду, и тайны откроются перед тобой.

Витус неуверенно попятился назад, обогнул фонтан, вставая таким образом, чтобы в случае чего иметь возможность быстро защититься. Он взглянул на кристально-чистую воду. Чем больше герой глядел, тем чётче видел картинки на водной глади. Они словно гипнотизировали его; в одночасье Гальего осознал, что находится за заслоном, словно ручной зверёк в клетке. Овид взял контроль над телом, впрочем, так же крайне удивлённый неожиданным обменом.

Тело не двигалось, словно застыло на месте. Витус пытался выйти на первый план, но всё было тщетно; он стал попугаем, который привык докучать своим чириканьем. Нельзя сказать, что мужчина понял, каково пришлось Овиду, но нечто подобное он ощутил на своей шкуре. Беспомощность, пустота, подвешенное состояние — всё это его брат терпел годами.

— Приди в себя!

Толчок вытолкнул Витуса на первый план, он опомнился, отскочил от фонтана, выставляя перед собой клинок. Названный Трешом исчез, но герой отчётливо слышал его смех, бродящий по округе.

— Что может быть лучше, чем сокрушать рассудок, — из тьмы вылетело нечто острое, рассекая лодыжки героя; Витус пал на колени, не в силах подняться. — Следить за страданиями, этими изменчивыми физиономиями на пути к истине. Нет ничего слаще этого момента.

Всё произошло так быстро, что Витус даже не осознал, что именно случилось. Последнее воспоминание героя — это обезображенное лицо тюремщика душ, его ледяное дыхание, после которого воцарилась тьма.

***</p>

— Овид? Что произошло? Почему я… А, чёрт, я повторюсь.

— Это было тяжело.

Витус поднялся с земли, осмотрелся по сторонам. Он находился в поле, окружённый валунами. По таинственному свечению он узнал в них даркиний.

— Так что случилось?

— Он выпустил тебе кишки, а после попытался вытянуть душу, — дрожащим голосом рассказывал Овид. — Пожалуй, ещё никогда мы не были так близко к провалу. Не знаю, какое оружие он использовал, но оно способно нас погубить. Может, Ворон, этот негодяй, был прав? Мы ещё не готовы к этому.

— Пожалуй, — Витус подобрал небольшой кусок даркиния, крепко сжал в ладонях. — Но это лишь первая попытка. Мы ещё вернёмся. Придёт день, и Матерь примет нас, желает она того или нет.

На мгновение герой замешкался. Он вновь недооценил противника и поплатился за это поражением. Стоит ли говорить, что это здорово ударило по самолюбию Овида? Витус намеревался использовать даркиний, чтобы вернуться в Ноксус, восстановить силы и собраться с мыслями, но некая жалость к брату, к его отчаянному стремлению получить тело — всё это вызывало в сердце мужчины смятение.

— Овид, ты получишь тело, чего бы мне это не стоило. Обещаю.

Даркиний треснул, исполняя волю героя.