Глава 74. (2/2)

Легкий ужин не вызвал ни аппетита, ни интереса - впрочем, как и любая еда в последнее время. Чисто для приличия Гермиона немного поковыряла воздушное сырное суфле, съела кусочек запеченной курицы и отодвинула поднос с едой, от которой, кажется, становилось только хуже. В голове продолжали кружиться тревожные, беспокойные мысли. Она размышляла о расследовании, о том, как скоро этот недотепа-следователь докопается до ордера, что с ней будет потом… И откуда, скажите на милость, он вообще взялся, этот ордер?! Ведь она совершенно точно ничего такого не подписывала… Подпись… Какая-то смутная догадка вновь царапнула её изнутри, в животе появился знакомый холодок, как будто она вот-вот что-то сообразит, вспомнит что-то очень важное… Но в тот момент, когда ей показалось, что ответ почти у неё в руках, мысль снова ускользнула, оставив после себя неприятное послевкусие.

Как Гермиона и предполагала, выписанные целителем зелья не очень-то помогали. Она почувствовала небольшой прилив сил после животворящего эликсира, но жар и озноб никуда не делись. Может, она просто заболела?.. Когда Гермиона была маленькой, она почти никогда не болела. Родители считали, что причина в крепком здоровье и правильном образе жизни, но, когда девочка попала в Хогвартс, она узнала, что волшебники никогда не болеют обычными маггловскими болезнями - магия не позволяла разгуляться бактериям и вирусам. Но даже среди них оставались те, что со временем выработали иммунитет к магии - и они-то и были по-настоящему опасны. Вот, к примеру, драконья оспа… Но нет, конечно, у неё не она. Тогда была бы сыпь. Гермиона вытянула из-под одеяла руки - ни следа ни зеленого, ни фиолетового пятнышка, только… Ей вдруг показалось, что кожа на левом предплечье набухла и покраснела. Она провела по ней кончиками пальцев. Раз, другой - но зуд, едва ощутимый поначалу, только усиливался. Гермиона поскребла руку ногтями - сперва легко, а затем все сильнее и сильнее, пока на предплечье не проступили багряные полосы. Вдруг они словно ожили, задвигались, перепутались, и на их месте стали проявляться буквы - кровавые, точно вырезанные на белой коже буквы.

Грязнокровка

Где-то совсем рядом послышался знакомый заливистый смех. И голос! Тот самый голос, но уже не растягивающий слова, а требовательный, злой, истеричный. И второй - дрожащий, сорванный долгим, отчаянным криком… её собственный голос.

Я ничего не брала!..

Гермиона вскинула голову и осмотрелась. Все вокруг было не так… неправильно… Там должна быть огромная хрустальная люстра, и фиолетовые стены, и портреты… Так много портретов…

Где они теперь?.. Почему за эти недели, что она жила в Малфой-мэноре, она не видела ни одного портрета? Только тот, что в Голубой гостиной - и тот пустой, всегда пустой, как будто его обитатель покинул этот дом навсегда. Почему? Что здесь произошло?..

Движимая какой-то непонятной ей силой, Гермиона выбралась из кровати, в последний момент вспомнив о палочке, и побрела, как сомнамбула, вниз. Она не отдавала себе отчета в том, куда шла, но знала, что идет туда, куда нужно. Ей казалось, что какие-то тени сплетаются вокруг неё в страшной, безумной пляске. Она слышала шаги, чьи-то грубые, похабные голоса и смех - тот самый жуткий, до костей пробирающий сумасшедший смех, неотступно следующий за ней шаг в шаг. ”Поговорим, как девчонка с девчонкой?” - предлагал он, и она ускоряла шаг в безуспешной попытке сбежать от него, скрыться, спастись.

Вот и холл. Камин уже погас, и только свечи тускло освещали просторное помещение. Но свет был не нужен, она и без того знала, куда нужно идти. Та самая комната манила её, как манит бездна - заглянешь в неё, и уже не найдешь в себе сил оторвать взгляда. Уже положив ладонь на отполированную медную ручку, Гермиона на мгновение замерла и в ту же секунду очень ясно осознала, что её пугает вовсе не то, что она может упасть. Пугает то, что желание упасть может быть таким сильным, что не хватит сил ему воспротивиться. Она попыталась - и почти сразу же сдалась, еле устояв на ногах от волны облегчения, которая накрыла её, стоило только прекратить глупые попытки устоять. Дверь тихо, бесшумно отворилась - и она рухнула туда, вниз, в бездонную черноту, которая все это время ждала её там, за этой дверью.

Да, это та самая комната. Тогда все было иначе, но теперь она знала точно: это произошло здесь. Пустой потолок, который казался осиротевшим без этой помпезной груды свечей, металла и хрусталя, пустое, не загроможденное бессмысленной мебелью пространство, зеркало в золотой раме над камином, в котором теперь никогда не зажигали огня.

Что вы взяли? Что вы еще взяли, говори!

Боль. Как много боли!.. Она провела рукой по коже левого предплечья и поднесла пальцы к лицу - их кончики были испачканы свежей почти черной краской, поблескивающей в изменчивом лунном свете.

Бросайте палочки, или я убью её!

Резкая боль на горле, с левой стороны - там, где шею расчерчивал тонкий, почти незаметный белый шрам. Она нашла его давно, но так и не спросила, откуда он взялся.

Боль.

Это подделка, просто подделка!..

Там был кто-то еще. Гарри, Рон, Драко… Все они были. И кто-то кричал… так сильно кричал…

Кровь.

Яркая, алая, свежая кровь растекается по темному камню пола. Такому твердому, такому холодному… Её собственная кровь - и рука, которая, кажется, горит заживо под тонким острым серебряным кинжалом.

Я ничего не знаю! Не надо… пожалуйста, не надо!!!

Где-то позади неё раздались легкие, торопливые шаги. Двери распахнулись - и сердце зашлось в безумном стуке, слившимся в одну сплошную канонаду. Она обернулась, и, не раздумывая, выпалила Оглушающим. С тонким звоном разлетелась на осколки ваза, но Гермиона этого уже не увидела: перед её глазами была люстра, та самая люстра, которая падала на неё, падала, падала….