Глава 3. III. Из глубины веков (2/2)
Но не всё так сказочно шло на райском острове. Даже в те неизмеримо далёкие времена находились и разбойники, посягающие на дивное богатство, и целые народы, завидующие соседскому благополучию. Либо просто следующие правилу: хочешь мира — готовься к войне. Может и сами реслеры-костоломы были не прочь размяться с живыми противниками — кто знает.
Но вот уже из высоченных створчатых дверей зала советов, едва ли не навстречу троим героям, выходит… валькирия. Худая и по-птичьи лёгкая, но крепкая и явно боевая дева, чья не совсем человеческая природа представлена не только парой широких крыльев за спиной. Которыми, оставшись наедине и отбросив деловитость, она радостно взмахивает. Демонстрируя крепкие лопасти, слишком крупные и малочисленные для перьев, зато немного схожие со стрекозиными крылышками феи. Или раздельными перепонками летучей мыши.
А повод для радости есть. В цепких пальчиках диковинной воительницы сияет маленький, клубящийся и переливающийся внутренним пламенем шарик, схожий с оком Смотрителя. Только красно-лиловый, как кристаллы ярости.
Носители этих кристаллов не имели собственного сознания, разве что на уровне примитивных животных или тех же зомби. Их «чипы» содержали лишь двигательные функции, да ещё накопленные боевые данные в качестве бонуса. С оружием против них никто не шёл, дабы не подсказать, что драться можно и палкой. Наказание за нарушение было суровым, а «шибко умные» скелеты уничтожались. Потому что слишком опасны неконтролируемые, самообучающиеся боевые машины. Не место им ни в спорте, ни даже на войне. Так что решение далось совету нелегко…
Но «боевая фея», уставшая транспортировать убитым горем родным тела павших солдат, была напориста. Она обещала взять всю ответственность на себя.
И вот уже на вражеские берега десантируется новое поколение костяных воинов. Более крупные, массивные, жуткие, облачённые в сверкающие доспехи из того же живого мрамора и на сей раз вооружённые до зубов, они внушают благоговейно-суеверный ужас одним своим видом. А нечувствительность к боли и беспощадность дополняют картину.
Бегут в панике враги, бросая оружие, напрасно молят жрецы богов смерти вернуть покой «воскрешённым», горят дома, пирует нежить на развалинах! Пожирая без разбора содержимое амбаров, сами обломки посочнее и тела убитых, дабы пополнить соляную структуру настоящей костной да усилить химерную плоть свежей мускулатурой.
А сверху взирает на это всё новоявленная Немезида. Приняв толику силы аладао, она здорово эволюционировала. Волосы и «перья», развевающиеся длинными лентами, окрасились в тот же жутковатый оттенок ярости, дополнившийся узорами на коже, что словно срослась с красочным доспехом. Величие и мощь аурой окутывают обманчиво тонкую фигурку. А в глазах клубится и переливается пламя войны.
— Звучит в ночи раскатом грома
Их тяжкий шаг.
Объятый страхом незнакомым
Я, слаб и наг,
На ложе корчусь. А на гребнях
Высоких крыш
Удар могучих крыльев древних
Колеблет тишь…
Соратники оглянулись на Рену Руж, и видение расплылось. Оно не пугало детальностью реализма — воспринималось на уровне картинок в учебнике истории или не особо кошмарного сна. Впрочем, сам факт созерцания тысячелетних событий во плоти будоражил сознание не меньше, чем общение с Младшим богом.
— Кажется, я догадываюсь, чем дело кончилось, — продолжила Лиса. — Девочка вошла во вкус, подалась по завоевательным походам — и в итоге с неё стребовали обещанную ответственность.
«Подробностей не знаю сам, — напомнил о себе Смотритель. — Но если она объединила жизнесферу с собой, то фактически стала представителем нашей расы. А если отдала её обратно… Для аладао это окончательная смерть. Жизнесфера — средоточие силы и сосуд для души. Что же до ваших трофеев, то они напоминают прежние кристаллы ярости, только более развитые. Похожие на осколки чего-то большего. Поведайте подробнее о творении, с которым сражались этой ночью?»
— А что, дамы — порадуем и мы доброго хозяина героической балладой о славном подвиге?
— Да!
— Ох, ты неисправим…
— И мы это уже обсуждали, миледи…