Глава 2. III. Рейвен (1/2)
— Сгорает день,
Во тьме смеётся лютый сброд!
А путь лежит
От заката прямо на восход.
Запляшут снова тени,
Калику страша.
Завоет волчья стая,
Суд над ним в ночи верша! -
Терзал лютню Рейвен, сидя на замшелой каменной «ступени» поляны-постамента. А проникновенный голос, отражаясь от лесной стены, гремел среди древних монолитов.
— Из года в год, из века в век,
В палящий зной, в звенящий снег,
Дрожащей дланью оберег
Сжимает странник.
Но этот круг не разомкнуть
И бесконечен путь.
Слезой в пыли блеснёт печаль твоя!..*
Девушка и квами, пробираясь в обход за кустарником, только переглянулись.
— На притворство не похоже, — развела лапками малышка.
— Да и перед кем? Кажется, Джулека и правда здорово его ранила… — потупила глаза Маринетт.
— Похоже, мы потеряли подозреваемого.
— Зато, возможно, приобрели свидетеля.
— Предлагаешь посвятить в тайну ещё одного?
— А что делать? Тикки, в крапинку!
Красный сполох, метнувшийся из леса меж столбов, не укрылся от бокового взгляда певца. И, отложив лютню, тот неспешно, с достоинством, поднялся с камня. Позади, в центре круга, соответствуя рисунку Натаниэля, будто и впрямь сошедшая с небес, стояла ЛедиБаг.
Второй кожей сидевший на изящной фигурке алый костюм сиял в солнечных лучах. А нелепый, казалось бы, рисунок из равномерных тёмных крапин намекал: прекрасна — но опасна. О том же говорила гордая осанка. Девушка не красовалась, не изображала надменность или боевую готовность, но сила и стремительность струной звенела в каждом плавном изгибе мускулов. А уж стоило вспомнить её немыслимые пируэты над крышами Парижа, и нереальность происходящего охватывала от одного созерцания живого чуда в такой близи.
Но все эти впечатления отходили на второй план, стоило посмотреть в глаза… Бездонная синева, подчёркнутая красной полумаской, затягивала в себя. И некая особая, не имеющая отношения к объёму знаний, мудрость соседствовала там с почти детской неугомонной инициативой и такой же детской открытой невинностью. С одной стороны, хотелось покаяться во всех грехах, включая любование манящей красотой. А с другой, стремление того же Бражника одолеть эту «гордыню» тоже частично объяснялось. Впрочем, был и компромисс.
— Надо же, кто почтил визитом нашу глухомань? — пряча за извечной мрачностью искорку вызова, стал в такую же непринуждённо-гордую позу Рейвен. — Неужели героиня всея столицы тоже вознамерилась покарать «приверженца тёмных богов»?
— Да, — просто ответила ЛедиБаг, не отводя взгляда, но усилием воли одёргивая запнувшееся сердечко. Этот орлиный взор и разворот плеч действительно бросали ответный вызов… — Осталось только его найти.
— А что, кроме меня есть ещё кандидатуры? — вскинул чёрную бровь лесник.
— В том-то и дело, что кандидатур нет вовсе. А вот тёмный ритуал был. В этом святилище. Вчера. Над твоей спутницей.
— Что?!
Других наводящих вопросов не последовало. Зло стиснув кулаки, Рейвен сначала опустил-таки глаза. Потом с подозрением оглядел колонны и лес. Перебрал что-то в уме и снова посмотрел на собеседницу, не меняя интонации:
— Мне нечего сказать в своё оправдание.
Та улыбнулась и шагнула ближе, мысленно поблагодарив семейство Куффенов и группу «Кошечки» за увлечение экзотическими репертуарами:
— Пусты дороги, слепит мрак.
Я не с тобой — но я не враг.