Глава 17 (2/2)
— Наконец-то дельный вопрос, — с отдалённо напомнившем смех бульком откликнулся «чужой». — Я отвечу, если ответишь мне, кто ты. И, возможно, если мне понравится ответ, я уйду.
Джон начинал злиться. Он в кои-то веки не мог считать себя владеющим ситуацией. Агрессия Сесиль выбивала из колеи. Реакция «чужого» держала в напряжении. Отвечать совершенно не хотелось. Да было просто унизительным, в конце концов.
— Унеси Фрэйя к Адаму, — попросил Джон Сесиль.
— Да, уноси мальчика, миледи. Вы оба бесполезны.
— Джон…
— Унеси ребёнка.
Услышав тон, Сесиль послушалась.
— Я жду.
— Я Джон Сойер.
— Нет, это не ты, — «чужой» потянулся чуть ближе.
Гуляющие и отдыхающие вокруг продолжали наслаждаться приближающимся вечером на набережной Альберт-Дока. На Джона, Сесиль и «чужого», учитывая разговор без громкой экспрессии, не обращали внимания.
— Откуда в тебе этот божественный потенциал? — протянул «чужой». — Кто его оставил? Ты был богом, который стал вампиром? Ты убил и выпил бога? Что делает тебя таким?
Джон невероятным усилием сдержал в себе брезгливость. И даже уловил причину повышенного любопытства, проявленного к нему. «Чужой» как-то понял, что Джон носит в себе часть Мохини, которую отдала ему мисс Аддамс. И именно это привлекло внимание.
— Кто ты? — в свою очередь спросил Джон.
— Торопишься, Джон Сойер. И до сих пор мне не ответил.
— Ты уйдёшь, как обещал?
— Да, — «чужой» поправил «рейбены» и кивнул для пущей убедительности.
Джон оглянулся на Сесиль. Та стояла, закрывая Адама и Фрэйя, и, как показалось Джону, что-то держала в обеих руках.
А чуть дальше, Джон видел, как они машут руками, шли Балицки. Длинные чёрные волосы Коры и Линды точно так же, как и у Сесиль, крутил ветер.
— Я был человеком, но обратил меня бог.
— Изумительно. Твоё тело может оказаться вечным. Чистейшей воды удача, — сказал «чужой» и снял очки.
***</p> Хотя Кора и сидела в локте Юрэка, но из баловства тянулась к Линде. Он ловила её волосы и пыталась уложить, прижимая к голове ладонями.
Линда шутливо отмахивалась, чем смешила Кору, провоцируя на продолжать.
Обеим было весело.
— Эй, леди! — для острастки цыкнул Юрэк, привычно лавируя в толпе теперь за трёх, а не только за себя и Линду, как бывало прежде.
Кора уже разбиралась в серьёзных и шутливых интонациях голоса Юрэка, поэтому развернулась к нему лицом, хлопнула по плечам и (ну почти так же) ответила:
— Эй, папотька! — после чего от души засмеялась.
— Вон Джон и Сесиль, — разглядела Линда.
Втроём подняли руки и помахали.
— А рядом с Джоном что за хуй с горы? — присматриваясь, задался вопросом Юрэк.
В любое другое время Линда бы его одёрнула, указав на ребёнка, но поскольку хуёв с горы она тоже видела сразу и любви к ним не питала, то молча с мужем согласилась. А согласившись, тут же насторожилась. На всякий случай. Это потому что от персон обозначенной Юрэком категории ждать хорошего не приходилось никогда, будь то святой отец, Питер Бауэр и вся его челядь, Тёрнер и Бекер и многие другие товарищи с возвышенностей, встретившиеся на жизненном пути Балицки.
За то, что Юрэк с определением не ошибся, вдруг стало говорить очень многое.
Во-первых абсолютно не отреагировавшая на подходящих Балицки Сесиль. Она стояла спиною, оттеснив и зажав между столом и скамьёй притихших Адами и Фрэйя. И вообще это была не гуляющая воскресным вечером и благодушно настроенная Сесиль, а затаившаяся кошка.
Во-вторых Джон выглядел раздражённым. Если говорить мягко.
А в-третьих хуй с горы был до крайности отвратительным и подобрался к Джону так близко, как никто и не подходил, кроме Дайана и детей. Но то была семья, а тут совершенно незнакомый.
Чем внимательнее всматривалась Линда, тем яснее ей становилось, что считать собеседника Джона совершенно незнакомым будет ошибкой. Потому что она уже видела это лицо и этого человека. Безумно давно, далеко и в Чудоземье. Правда что выглядел тот куда как свежее, чище и моложе.
— Милый, это не просто хуй с горы, — тронула Линда локоть Юрэка. — Это Кинси Рондо…
— Кинси Рондо? Палач из Чудоземья, который убил Сесиль? — Юрэк поднял брови.
— У меня отличная память на лица, так что да.
Сказать что-либо в ответ Юрэк не успел, потому что узнанный Линдой Кинси Рондо снял очки и началось что-то запредельно.
***</p> Не то чтобы Джон Сойер не видел мёртвых и давно мёртвых глаз. Видел, конечно. Даже слепые некрозные бельма, отталкивающие и проваливающиеся в глазницах. Но чтобы такими смотрел кто-то говорящий, мыслящий (а «чужой» ещё как мыслил) и двигающийся — с ним случилось впервые.
Обнаруженное несоответствие ли отвлекло Джона, расхолаживающая ли уверенность, что мало кто посмеет на него напасть, или вдруг появившаяся в руках «чужого» запредельная прыть, но он не успел увернуться от заточенного бритвенного лезвия, чиркнувшего по ничем не защищённому горлу.
Боль только-только начала заявлять о себе, как страшный, настойчивый и целеустремлённый удар, словно Джон вышел на встречную полосу скоростной трассы под колёса дальнобоя, вшибся в него. Будь удар такой мощи физическим, естественно, Джон упал бы. Но он понимал, что, здорово оглушённый и с огромным трудом ориентируясь в пространстве, продолжает стоять. Как продолжал стоять перед ним и «чужой», неотрывно пялясь в лицо. Значит, его било по-другому.
Порез на горле не был страшен сам по себе. Тело справлялось с раной, как делало это много раз прежде. Больше обескураживали удары. Потому что за первым пришёл второй, потом третий. И ещё. Чем быстрее стягивалась рана, тем сильнее что-то невообразимое пыталось или разнести Джона Сойера на атомы, и пробраться в него самого.
***</p> Как только Джону перерезали горло, Линда выдохнула:
— Юрэк, нельзя показывать этого детям.
И тут же, словно забыв о муже, дочери, Рондо и истекающем кровью Джоне, встала под край полосатого тента кафе на набережной и развезла цунами. Над Мёрси, раскачиваясь и наливаясь мегатоннами воды, придонным мусором и рыбой, вздыбилась тёмно-зелёная речная волна. Всё судёнышки и боты, что стояли у пристани, потащило вверх. Гул, скрип и треск поднялся оглушительный. Закричали родители, следом, напуганные их реакцией больше, нежели прежде не знакомым цунами, взвыли дети. Свободные и бездетные бросились в город, побросав всё: от лотков со сладостями до шляп и кружек со всею дневною выручкой.
Волна добежала до шестидесяти футов в высоту и стала заваливаться на Альберт-Док. Первыми рухнули лодки, устраивая свалку, потом пришли пена и вода.
Юрэк дал себе слово, при возможности, сделать Линде комплимент, ведь это цунами было правдоподобным на все девяносто девять процентов. На один процент приходился факт, что ничего, имеющего отношения к гигантской волне, вокруг не происходило. Но орущие и уносящие ноги из Альберт-Дока в том не разбирались. И уж точно никто не обратил внимания на происходящее с Джоном Сойером. А если и обратил, то толком не осознал. А если толком осознал, то не захотел вмешиваться. Своя шкура дороже.
Юрэк верно понял слова жены. И как только Линда замолчала, обернул вокруг головы Коры свою, давно отработанную на публике, иллюзию, совершенно обыденную и мирную.
— Котёнок, — пискнула Кора и нежно заворочалась на руках.
Изысканные фантазии показались лишними в складывающейся ситуации, поэтому Юрэк подбросил к головёнкам Адама и Фрэйя уже не только по иллюзии с котёнком, но и с парой-тройкой щенков английского бульдога. Серотониновый ажиотаж накрыл обоих мальчишек с головой. Наступило ещё одно, в своём роде, цунами.
Продолжая удерживать созданные иллюзии, Юрэк огляделся, вслушиваясь в крики, вой, треск и водяной гул. Он знал, что где-то здесь был Доменик, и хотел его найти, прежде чем тот до трясучки перепугается несуществующей, но очень правдоподобной круговерти вокруг.
Окружающие дети верещали будь здоров. Юрэк выматерился, уповая на то, что упыриный слух сам по себе вывезет и поможет бытующее утверждение, будто бы голоса своих детей можно узнать из тысячи чужих.
Но надежды Юрэка не оправдались.
Находить Доменика по рёву не пришлось. Тот вышел из городка сам, ковыляя в цветных шариках и вертя головой, вероятно раздумывая, орать от видимого и слышимого или обождать. А заметив идущих навстречу знакомых Юрэка и Кору, улыбнулся парой пока единственных во рту зубов и потянулся руками.
— Вот и ты, парень. Так-то лучше, — одобрил Юрэк, поднимая Доменика в свободный от мурлыкающей над котёнком Коры локоть.
***</p> Сесиль бросила заклинание сразу, как только закипела река. Она знала — волна — иллюзия, как знала и то, что сама иллюзия — дело рук Балицки. Минуту назад Адам пискнул из-под ведьминой коленки, что видит Кору. Сесиль не обернулась на слова ребёнка, как не обернулась и к Балицки. Даже тогда, когда появилось цунами и народ припустил из Альберт-Дока во все лопатки. Она догадалась: суматоха вокруг создана только для того, чтобы отвлечь от самого важного: от напавшего на Джона одержимого чем-то или кем-то Кинси Рондо.
Сесиль видела, что этот кто-то или что-то пытается перепрыгнуть в новое тело. Джон Сойер приглянулся подселенцу божественным импринтом настолько, что тот передумал брать саму Сесиль, за которой шёл. И она так же видела, что попытки, одна за одной предпринимаемые подселенцем, остаются бесплодными. Ранение отворило тело Джона, но перебраться туда подселенец не мог.
Джон регенерировал, подселенец терпел неудачу за неудачей. Время уходило.
Сесиль бросила заклинание. Оно свистнуло в воздухе и абордажными крючьями засело в плече одержимого тела. Невидимое обычному глазу, но необоримо цепкое.
Подселенец резко крутанулся, задёргался, пытаясь выпутаться и вытянуть из разваливающегося плеча засевшие крюки заклинания. Напрасно.
Оставалось одно. Зная, что новое тело — целое, сильное и бессмертное — вот-вот будет его, подселенец решил поступить так, как поступают попавшие в капкан лисы. Он потянулся к Джону, охватил того рукой и протиснулся в астрал.
Заклинание Абордажный Крюк не подвело. Оно не выпустило тела, в котором засело. А вот тело подвело.
На месте только что стоявших здесь дезориентированного Джона и разозлённого подселенца осталась лежать выломанная из ключицы и расползающаяся на глазах рука когда-то, очень давно и далеко, жившего Кинси Рондо.