12. Дайте рецепт, целитель (1/2)

— Вы не могли бы прислать к Каэтано его друзей? — спросил Фрэзер.

— У него нет друзей.

— У каждого человека есть друзья.

— У него нет.

Эрнест Хемингуэй. «Дайте рецепт, доктор»

* * *

Когда самые важные слова произнесены, можно без опасений обсуждать всё, что взбредёт в голову. Никто не предъявит претензий. Но Гермиона почему-то пошла сложным путём — ей захотелось покопаться в голове (и в душе) Люциуса.

Просьба звучала так: «Расскажи мне что-нибудь о себе».

Но вот что?

— Я так понимаю, ты хочешь услышать что-то помимо того, что я люблю тебя? — спросил Люциус, прекрасно зная, какой ответ услышит.

Он и сам уже успел привыкнуть к этой фразе. Если говорить о чём-то слишком часто, не получится ли так, что оно потеряет свою значимость? А если и нет, то от многократного повторения сильнее чувство точно не станет. Сколько раз Люциус говорил, что чистокровность — главнейшее качество мага? Как часто заявлял, что семейные ценности у Малфоев на первом месте? А уверял, что невозможно оказаться за решёткой на долгий срок, если имеешь деньги и влияние?

Ответ прост — много-много-много раз. Как выяснилось позже, катастрофически много. И это не сработало. Полный провал по всем пунктам.

— Определённо, — задумчиво-протяжный голос Гермионы вырвал из размышлений. Она вдруг спросила: — Скажи, а ты дружил с профессором Снейпом?

Люциуса этот вопрос обескуражил. Не то чтобы он принципиально не хотел обсуждать бывшего соратника (или противника?), но сейчас? Ночью? В постели?

— Почему тебя так интересует Северус?

— Мне интересен не он, а ты.

— Будь это так, ты бы и спрашивала обо мне, а не о своём профессоре зельеварения.

— Я и спрашиваю о тебе. Расскажи о своих друзьях, хочу послушать.

После этой просьбы Гермиона уложила свою голову ему на плечо. Люциус настолько привык к её близости, что скоро без этих пушистых волос и холодных ладошек под боком не сможет и уснуть. Как бы это не переросло в зависимость.

«Не зависимость, а влюблённость. Забыл уже, что это такое?» — съехидничал внутренний голос.

Но Люциус не забыл.

Просто отвык.

— Не думаю, что у меня есть друзья, — ответил он Гермионе, проведя рукой по её пушистым волосам. Это действие немного отвлекло от невесёлой темы.

— У каждого человека они имеются.

— Да? Покажи хоть одного.

— Ладно, сейчас нет, ты не вращаешься в прежних кругах, — Гермиона уткнулась носом ему в грудь, провела рукой по его плечу и продолжила сыпать вопросами: — Но ведь были? Неужели нет? Не поверю, что за всю жизнь ты не сдружился ни с одним человеком. Даже учитывая твой скверный характер, это звучит совершенно неправдоподобно.

— Нарцисса была для меня хорошим другом долгие годы, этого вполне хватало, — заговорил Люциус после недолгих размышлений.

Всё-таки стоило быть честным. На прямой вопрос — прямой ответ.

— Я думала, у вас был брак по расчёту.

— Верно. Но это не мешало мне любить её. Как друга и как женщину.

Сказав это, он умолк. Стоило дать Гермионе возможность обдумать услышанное и высказаться. Но она подозрительно долго не произносила ни слова. А потом всё же спросила:

— Так ты любишь её? Нарциссу?

— Любил. Раньше.

— А что сейчас?

— Сейчас я люблю тебя, Гермиона. Не заставляй меня повторять это ещё раз.

«Ой, поздно спохватился, ты уже заставила».

— Мне казалось, что если любишь кого-то, по-настоящему любишь в течение долгих лет, то это чувство не может исчезнуть.

«Может, милая, ещё как может. И хорошо, что ты в этом не успела убедиться на личном опыте», — подумал про себя.

А вслух сказал, надеясь сменить направление беседы:

— Ты сейчас обо мне или снова о Северусе? Любовь сквозь время — это по его части, а не по моей.

— Я всегда говорю о тебе, так что в следующий раз можешь не уточнять. Но вот сейчас подумала, что Гарри, наверное, было бы интересно услышать рассказ о профессоре Снейпе от кого-то, кто хорошо его знал. А то после войны у него остались только воспоминания... Ну, ты знаешь об этом. Он первое время очень переживал.

— Северус на его месте не стал бы переживать, — заметил Люциус.

«Или не позволил бы никому понять это».

— Так вы с ним всё-таки дружили?

— Мы сотрудничали.

— Ты так называешь дружбу?

— Сложно сказать…

В памяти Люциуса невольно всплыли воспоминания о Северусе. Пожалуй, да, он считал его своим другом, и это было взаимно. Хотя и Снейп мог так же безапелляционно заявить, что друзей у него нет. И не было. И никогда не будет. Но, как верно заметила Гермиона, у всех они есть, кто бы что ни говорил. Более того, человек может до поры до времени и не подозревать о наличии у него друга.

Так и у них с Северусом было: вроде просто знакомые, а потом вдруг раз — и уже почти друзья. Неофициально, конечно. Демонстрация искренних эмоций в кругу Пожирателей Смерти считалась непозволительным проявлением слабости.

Рассказать об этом Гермионе? Но зачем — чтобы сблизиться с ней? Возможно, это имеет смысл.

Рассказать Поттеру? Если только ради того, чтобы почтить память друга. И опять же — угодить Гермионе. Она из тех людей, делая приятное которым, сам получаешь не меньшее удовольствие.

Хотя говорить было особо и нечего. Северус поступил на первый курс Хогвартса, когда Люциус учился на седьмом и уже вовсю строил грандиозные планы на будущее. Имея громкую фамилию, завидную невесту, приличное состояние и большие перспективы, сложно обращать внимание на замкнутого одиннадцатилетнего паренька. Даже если ты староста факультета.

К тому же талант Северуса был заметен далеко не сразу и уж точно не всем — разве что от внимания Слизнорта не ускользнули успехи студента.

Но вот спустя годы, попав на службу к Тёмному Лорду, Снейп обратил на себя внимание многих. Люциус оказался в числе заинтересовавшихся.

Хоть о дружбе в полном смысле этого слова и речи идти не могло, какие-никакие доверие и сотрудничество всё же присутствовали. Пожалуй, в тех условиях это можно было назвать дружбой. Так тогда казалось Люциусу.

Но разве не рассказал бы Северус настоящему другу о своей двойной роли в войне? И точно ли сохранил бы его тайну Люциус, скажем, под угрозой безопасности своей семьи? Ведь после появления на свет Драко Люциус проклинал себя за принятие метки. Если раньше «служба» касалась только его одного, и рисковал он лишь собой, то в итоге под ударом могли оказаться самые дорогие ему люди — жена и совсем маленький сын. Разумеется, облегчение после первого падения Тёмного Лорда было огромным — не описать словами. И последующие тринадцать лет шли спокойно. В эти годы они со Снейпом общались как хорошие приятели — ни больше ни меньше.

И ни в один момент Северус даже не намекнул Люциусу, что у него есть секрет. Однако о его чувствах к Лили Поттер тому было известно — видимо, их Снейп не считал такой уж тайной. По крайней мере, после пары бутылок огневиски вполне мог разоткровенничаться. Пару-тройку раз за два десятилетия — рекордно малое число разговоров начистоту.

Да, Гермиона права: рассказать Поттеру что-то о его матери и Северусе Люциус мог, если тот вообще согласится слушать бывшего Пожирателя. Как ни крути, а все обладатели меток так или иначе причастны к смерти ни в чём не повинных людей. К кончине четы Поттеров в том числе.

Также Люциус мог поведать о своем приятеле и Гермионе. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты. Так говорят магглы. Ингода они бывают правы.

— Северус Снейп был моим другом… — начал Люциус.

А потом продолжил свой долгий рассказ, о котором так просила Гермиона. Только вот выпытать её секреты он в тот день так и не успел — их обоих слишком клонило в сон.

Что ж, в другой раз, мисс Грейнджер, в другой раз.

* * *

Люциус очень долго привыкал к шуму центральных улиц Лондона, но сейчас, по истечении времени, научился находить в этой суматохе определённый шарм. И так было со всем маггловским. Первая реакция — отвращение. Потом отрицание, гнев, торг… И дальше по списку. Только вот после принятия шло ещё и удовлетворение.

Так, сейчас он услышал знакомую мелодию, что раздавалась из проезжающего мимо автомобиля, и принялся напевать её себе под нос. Люциус направлялся на работу, а поскольку на улице выдалась на редкость хорошая погода, решил немного прогуляться пешком.

Лишний повод (и возможность) подумать о своём.

О прошлом, о настоящем, о будущем. О хорошем и плохом.

Но в основном — о Гермионе.

Уже на подходе к спорткомплексу Люциус вспомнил, что Гермиона как-то изъявила желание поприсутствовать на занятиях. Тогда это показалось ему дикостью, но сейчас, когда он привязался к своему новому делу, идея не выглядела настолько абсурдной.

— Мистер Малфой! — услышал он оклик. — Мистер Ма-а-алфой!

— Том, — Люциус остановился и приветственно кивнул своему ученику. Тёзке бывшего «повелителя», что выглядело довольно иронично, ведь по характеру мальчик был полной противоположностью Волдеморта. — В следующий раз учти: не стоит бежать по улице с такими воплями.

— Просто я увидел вас впереди... И у нас сейчас тренировка... Я так боялся опоздать, вы всё время из-за этого ругаетесь...

— И ты решил, что если задержишь меня, то мы опоздаем оба? И я в этом случае не выскажу недовольства? — строго поинтересовался Люциус, изогнув бровь.

— Да. То есть нет, — Том обезоруживающе улыбнулся. — Честно говоря, я не хотел идти до зала один. А вы обычно рассказываете что-то интересное.

Последний аргумент подействовал безотказно, и Люциус быстро сменил гнев на милость. Ведь он действительно с теплотой относился к своим ученикам.

Всего в его «подчинении» было три группы ребят с десяти до пятнадцати лет. В каждой из них числилось по дюжине человек. То есть ему, Люциусу Малфою, бывшему заключённому Азкабана, убийце, магглоненавистнику и просто ужасному человеку (по мнению широкого круга лиц) доверили обучать целых тридцать шесть детей.

Мог ли он рассчитывать на подобное право в магическом мире? Совершенно точно нет.

Было ли ему приятно работать с подрастающим поколением, хоть это и были магглы? Безусловно.

По дороге к пункту назначения Люциус ненавязчиво занял мысли Тома рассказом о том, как умение владеть шпагой помогает мужчинам в жизни. Не только мужчинам, конечно, сам Люциус тренирует несколько довольно способных девочек, но мальчикам нравится слушать рассуждения, которые касаются исключительно их и никого больше.

— Очень скоро ты поймёшь, что фехтование — это далеко не только спорт, Том. Но и умение вовремя совершить действие или сделать шаг назад — в зависимости от ситуации.

«Сам я этому научился позже, чем хотелось бы», — добавлял Люциус уже мысленно.

Совсем не обязательно, чтобы его ученики знали, сколько ошибок он совершил.

Пока они с Томом шли до спортивного зала, мальчик не проронил практически ни слова, если не считать возгласов — удивления, или восхищения, или недоверия. Он очень хорошо умел слушать — вот качество, которое Люциус всегда хотел привить Драко. Его сын был послушен, старателен, но воспринимал многое (а у него с самого рождения действительно было многое) как должное. Том же, будучи ещё ребёнком, восторгался каждой мелочью, каждым новым открытием. Да Люциус и сам хотел бы уметь так радоваться, но когда твой возраст переваливает за сорок, мало что может удивить.

При этом искренняя любознательность и открытость детей в его секции по-настоящему поражали. Иногда Люциус ловил себя на мысли, что готов раскрыть им многие свои секреты, лишь бы получить новую порцию восторга в ответ.

«Показать бы им парочку заклинаний, — мелькала иногда идея. — Простейший Lumos произвёл бы настоящий фурор!»