11. Какими мы не будем (1/2)
— Ну, а как вы на самом-то деле?
— Превосходно. Я в полном порядке.
— Да нет, я спрашиваю, на самом деле?
Эрнест Хемингуэй. «Какими вы не будете»
* * *
Люциус очень вкусно пах. Всегда. И Гермиона не могла не думать об этом, пусть даже отстранённо. По крайней мере в те моменты, когда лежала совсем рядом с ним. С ароматом. С Люциусом.
Сочетание лёгкого парфюма с непередаваемым естественным запахом необъяснимо притягивало. Иногда Гермионе казалось, что Люциус делает это специально. Может, что-то мудрит с какими-то компонентами — ведь у кого-кого, а у этого мужчины было немало знаний в области зельеварения. Уж не он ли водил дружбу с Северусом Снейпом? Стоп, или не водил?.. Чёрт, она даже об этом ничегошеньки не знает!
Они живут по соседству (а если говорить откровенно — живут вместе) далеко не первый месяц, а раскусить его так и не удалось. То есть ей казалось, что с каждым днём она узнаёт Люциуса всё больше и больше, становится ближе к нему, но факты говорили об обратном. Все его откровения можно было сосчитать по пальцам одной руки, и даже их оказалось бы много для такого счёта. Да, он откровенничал раз или два. Но это лучше, чем ничего.
С другой стороны, сама Гермиона тоже не спешила делиться с ним сокровенным. Теми сугубо личными размышлениями, которые, по её мнению, не касались Люциуса напрямую. И это несмотря на то, что сейчас он был для неё, пожалуй, самым близким человеком. Мерлин, не верится, что она признала это!
После смерти родителей семьи у Гермионы не осталось. Рон, за которого она когда-то планировала выйти замуж, стремительно отдалялся. А Гарри… Видеться с Гарри она просто не успевала. Люциус-то время отнимал, не спрашивая разрешения. Он просто находился рядом и считал, что оно (почти всё свободное время Гермионы) принадлежит ему по праву. Самая удобная, беспроигрышная позиция. Хочешь что-то заполучить — бери и делай вид, что это изначально было твоим. Вряд ли кто-то рискнёт проверить.
Вот и Люциус, очевидно, не задумывался о том, что «приватизировал» её. И сейчас, лёжа на его плече и медленно погружаясь в сон, самой себе Гермиона могла признаться без стеснения: ей это очень нравится. И не только это.
Нравится, когда он говорит словечки вроде «клёво». Хоть это и звучит немного странно.
Нравится, когда он покупает ей в подарок авто. Хоть это и большие необоснованные траты.
Нравится, когда он помогает ей готовить ужин. Хоть у него это и не очень хорошо получается.
Нравится, когда он находит себе работу по её совету. Когда учит чему-то маленьких магглов. Безо всяких «хоть».
Нравится, когда он зовёт её куда-то по поводу и без.
Нравится он. Весь. Целиком.
Может быть, она испытывает некоторую неловкость, когда её подруга детства подходит к столику в ресторане, полном людей, и начинает обо всём расспрашивать. О том самом — личном. Пожалуй, Гермионе пока что сложно представлять Люциуса как своего мужчину.
«Пока что? Почему пока что?»
Потому что, возможно, со временем всё поменяется. Конечно, они никогда не станут похожими на обычные пары. Не будут как Гарри и Джинни, например, или даже как сама Гермиона и Рон ещё несколько месяцев назад. Но это и хорошо. Их отношения отличаются от нормальных, но от этого они не становятся хуже. Наоборот.
Гермиона придвинулась к Люциусу и опять сделала глубокий вдох. Пах он всё так же притягательно.
Но разве стал бы он создавать какой-то мифический аромат специально для того, чтобы заворожить её? Или других женщин? Сама мысль была абсурдной. Совершенно очевидно, то Люциус не пошёл бы на риск: не искал бы нелегальные пути прохода на Косую Аллею, не разыскивал бы и в маггловском Лондоне ингредиенты, близкие к магическим, не стал бы даже вспоминать рецепты или…
— Что ты опять притихла? — спросил Люциус.
Догадывался ли он, что Гермиона думала о нём? Подозревал ли, что за последние полчаса она разобрала их отношения на составляющие, словно это научный эксперимент, который она проводит? К слову, это её «исследование» протекает достаточно успешно. Но считает ли так же Люциус?
Чтобы выбраться из вороха своих мыслей, Гермиона могла только обнять лежащего рядом мужчину. Запах стал ещё ближе. За это время ночь почти вступила в свои права, за окном стемнело. В темноте всё ярче и острее. Насыщеннее. Особенно слова.
— Знаешь… Думаю, я люблю тебя, — сказала Гермиона, глядя на его тёмный силуэт.
Неслыханно.
— Что ты сказала? — спросил он. Хотя, очевидно, прекрасно расслышал каждое слово. Или нет?
На Гермиону накатил приступ паники. И опять темнота сыграла на руку — в ней можно было хотя бы спрятать лицо. Но что делать со словами? Зачем, зачем она вообще это сказала?
Рука Гермионы медленно потянулась к палочке. Решение нашлось само собой. Пусть и совершенно неправильное, со всех сторон неэтичное решение.
— Obliviate! — чётко произнесла она, взмахнув палочкой. И мгновенно ощутила презрение к себе.
«Слишком часто я стала использовать это заклинание», — подумала она и быстро положила палочку на прежнее место. В спальне повисла тишина — Гермиона судорожно пыталась вспомнить их диалог слово в слово, чтобы на этот раз выдать более уместную реплику.
— Я не притихла… — осторожно отозвалась она. — Просто засыпаю.
— Ты как будто встревожена.
Конечно, Люциус почувствовал неладное. Она никогда не была хорошей актрисой, а если ей и удавалось сыграть какую-то роль, то лишь благодаря везению. Сегодня удача не на её стороне.
— Всё хорошо, — сказала она твёрдо.
Но сколько ни повторяй — правдой это не станет.
— На самом деле?
— Да. Да, Люциус.
Он прижал её к себе. Аромат опять окутал мысли.
«Думаю, я люблю тебя».
«Думаю, я поторопилась с признанием».
«Думаю, я слишком труслива, чтобы говорить об этом первой».
«Думаю, я тебя не заслуживаю. Ты бы никогда не дал задний ход».
— Дам галлеон за твои мысли, — проговорил Люциус. — Мне кажется, в этой прелестной головке сейчас строятся поистине грандиозные планы.
— Откуда у тебя взяться галлеону? — усмехнулась Гермиона.
— В таком случае я согласен расстаться с десятью фунтами.
— Торгуешься? Мои думы даже столько не стоят. Это всё ерунда, — она изобразила безмятежную улыбку.
— Тебе бы в разведку…
— Мне бы поспать сейчас, Люциус…
При наступлении ночи куда проще уходить от неудобного разговора. А мучаясь от бессонницы, можно составить планы на будущее:
1) Делать вид, что всё хорошо.
2) Продолжать любить Люциуса.
3) Постараться больше не стирать никому память. По крайней мере без серьёзного повода.
4) Попытаться наконец уснуть.
* * *
На работу Гермиона собиралась в спешке. Впрочем, как обычно.
Кто бы мог подумать — если не можешь уснуть до пяти утра, то подъём по будильнику через пару-тройку часов становится практически непосильной задачей. Гермиона в который раз позавидовала спящему Люциусу. Он-то проводит дополнительные занятия для школьников, то есть его рабочая смена начинается не раньше полудня. Ей бы такой график…
— Во сколько сегодня будешь дома? — спросил Люциус, даже не открывая глаза.
Гермиона невольно вздрогнула — не ожидала, что он уже проснулся.
— Постараюсь не задерживаться, — отозвалась она. — Приготовишь ужин?
Определённо, пока что она не готова вновь выходить «в свет» вдвоём. Другое дело — совместная трапеза дома. Где нет никого лишнего.
— Если ты обещаешь не придираться.
— Когда это я придиралась? Ты вообще-то ещё ни разу не готовил для меня ничего серьёзнее хлопьев с молоком.
— Помнится мне, кто-то негодовал из-за неправильно порезанной моркови, — тут Люциус распахнул глаза и приподнялся на локтях. — И томатов. И вообще всего.
— Тогда мы готовили вместе, и ты перетягивал одеяло на себя, — попыталась реабилитироваться Гермиона. — А сегодня я предоставляю тебе полную свободу действий.
— Смотри не пожалей об этом.
— Я всегда успею заказать себе пиццу или китайскую еду. Может, даже поделюсь с тобой.
— Что-то мне подсказывает, что ты не очень веришь в мои кулинарные способности, — заметил Люциус.
— А мне кажется, что ты сам меня к этому подталкиваешь своим «Смотри не пожалей». К тому же как можно доверять ужин человеку, которому всю жизнь прислуживали домовые эльфы? Я удивлена, что ты вообще умеешь держать в руках нож. Да ещё и режешь им продукты…
— Более того, я способен ещё и убедить тебя попробовать свою стряпню на вкус…
— Тут стоит сказать «спасибо» твоему дару убеждать, а никак не кулинарному таланту. Которого, к слову, нет.
— Не сходится. У меня никак не получается убедить тебя в том, что у меня есть кулинарный талант. Почему дар не работает? — начал размышлять Люциус.
— Ты сумел убедить меня в том, что плоды твоих трудов в принципе съедобны. Это уже успех. А мне пора бежать в Мунго.
— Не забывай, ты обещала не задерживаться…
* * *
После некоторых не самых приятных событий по коридорам Мунго Гермиона передвигалась особенно осторожно, то и дело озираясь по сторонам. Она и раньше так делала, но по другим причинам. Похоже на первые признаки паранойи, но на самом деле это была банальная нелюдимость.
Слишком много места в её жизни занимал Люциус.
Слишком велика вероятность, что она случайно упомянет о нём в разговоре.
Слишком всё непонятно даже ей самой. А уж объясняться с посторонними — неприятная перспектива, как ни крути. Думать о том, что рано или поздно, возможно, придётся рассказать всё людям совсем не посторонним, Гермиона даже не хотела.
— Ты как будто кому-то позируешь, — раздался знакомый голос из-за спины.
Гермиона резко обернулась. Её застукали одну в коридоре Мунго. Да ещё кто…
— Оливер... Как смена? — поинтересовалась как можно более безмятежным тоном.
— Закончилась — и слава Мерлину. Мечтаю о сне последние двенадцать часов.
— Тогда хорошего отдыха тебе.
— Лучшее пожелание.
С этими словами он направился к ординаторской. Похоже, налаживать с ней отношения Оливер больше не стремился. Этот эпизод завершился благополучно — и слава Мерлину.
Сейчас Гермионе предстояла долгая смена. И под конец дня важно было не забыть обойти стороной регистрационную стойку с вездесущей Луизой. А пока… По плану стоят палаты под номерами восемь, четырнадцать, двадцать три…
* * *
— Это греческий салат?
— Тут так написано, — Люциус кивнул, продемонстрировав ей большую кулинарную книгу. Гермиона не припоминала, чтобы у неё была такая. Спросила:
— И давно ты купил её?
— Сегодня. И ещё пару пьес Шекспира.
— Ты зачитался ими и за полчаса до моего прихода решил, что овощной салат — достаточно сытный ужин? — недовольно пробурчала Гермиона в такт своему желудку. Она ведь и не пообедала толком.
— В своё оправдание скажу, что я заказал пиццу.
— О, позаимствовал у меня решение проблемы.
— В процессе готовки я вдруг понял, что не очень дружу с духовкой. А здесь, — он вновь указал на книгу, — все рецепты горячих блюд на неё рассчитаны. Поэтому я приготовил салат. Овощи очень полезны. И сыр.
— А пиццу ты заказал, чтобы свести на нет все усилия по переходу на правильное диетическое питание?
— Пиццу я заказал, чтобы мы не остались голодными. Посмотри на себя, ты ведь и так очень, очень худенькая… Иногда я боюсь, что не смогу найти тебя утром в постели.
— Это претензия? Тебя тоже не назовёшь упитанным, но я ведь не считаю своим долгом сообщать тебе об этом ежедневно.
— Я… отсидел два срока в Азкабане, милая.
— А я — год скиталась по лесам с одной палаткой.
— Что, будем мериться, кто больше пострадал в этой войне?
— Это и без споров ясно. Те, кто её не пережил.
Тут раздался звонок в дверь. Очень может быть — спасительный звонок, который помог сменить тему. Точнее, вообще избавиться от необходимости вести диалог.
Гермиона размеренно проговорила:
— Это, наверное, наша пицца. Давай я открою…
* * *
Когда всё съестное пропало со стола, а зарождающиеся разногласия устранились сами собой, в гостиной воцарился привычный уют. Гермиона как никто другой ценила ощущение тепла. Прекрасно помня, как одиноко ей было в этой квартире поначалу, она не могла не замечать, как умело заполнил гнетущую пустоту Люциус. Причём пустоту не только в комнатах, но и в душе самой Гермионы.