10. Ожидание (1/2)

— Я не беспокоюсь, — сказал он, — только не могу перестать думать.

— А ты не думай, — сказал я. — Не надо волноваться.

Эрнест Хемингуэй. «Ожидание»

* * *

Из ванной доносился шум воды.

Говорят, этот звук должен успокаивать. Но Люциусу до расслабления было очень и очень далеко. Он лежал на кровати и думал. О том, что уйти посреди разговора и оставить его одного в спальне — едва ли не худшее, что могла сделать Гермиона в сложившейся ситуации. О том, что он вовсе не обязан потакать всем её просьбам, пусть она и рассказала ему о случившемся. О том, что хоть убийство — это и не лучшее решение проблемы, но при желании и в нём можно найти долю здравого смысла. И наконец, о том, что абсолютно не способен мыслить рационально, когда дело касается этой девушки.

Сейчас в ванной, за тонкой стеной, плескалась в тёплой воде Гермиона. Пожалуй, ей сегодня пришлось куда сложнее, чем ему. Подумаешь, попереживал несколько часов, места себе не находил… А она ведь перенесла настоящий стресс.

Молодая ведьма без палочки. Беззащитная. В руках у спятившего гриффиндорца. Нет, у спятившего гриффиндорца-целителя, который ещё и разбирается в зельях. Дьявол!

А сам Люциус в то время мерил шагами гостиную и не находил себе места. Бедный-несчастный, злился на Гермиону за то, что задержалась без предупреждения, оставила его одного. А то, что это он, хоть и не по собственной воле, оставил её одну, в опасности — вроде как мелочь, недоразумение…

И попробуй тут усни с этим острым чувством вины, которое перебивает праведный гнев с желанием отомстить. Попробуй, усни!

«Ты же всегда умел отстраняться от насущных проблем, Люциус. Даже в Азкабане… Ну, почти всегда».

Вода всё шумела, хоть и плеск затих. Раздавался равномерный звук, без перебоев, будто там и не было никого — одна вода, ударяющаяся капля за каплей о поверхность ванны.

«Наверное, Гермиона выжидает момент. Чтобы я успел уснуть и не донимал её расспросами», — с досадой подумал Люциус.

А после повернулся на бок, закрыл глаза и долго перебирал в уме события минувшего вечера. Он слышал, как резко оборвался шум воды, как отворилась дверь. Уловил каждый шаг (очень тихий шаг) Гермионы. Но не шевельнулся и не проронил ни слова, даже когда она легла рядом, чуть стянув с него одеяло.

«Я сплю, милая», — проговорил он про себя, словно бы это мог кто-то услышать.

Почему-то Люциус был почти уверен: Гермиона догадывается, что он отнюдь не видит третий сон. Более того — знает, зачем он хочет убедить её в этом. И может быть, даже благодарна ему за понимание.

* * *

— Я лишь не хотела, чтобы ты беспокоился об этом, — сказала она уже утром, с тревогой прижимая к груди какой-то дурацкий блокнот с ручкой, зажатой между страницами. Что, список покупок составляла?..

— Разве я могу не переживать, когда ты даёшь для этого все поводы? Право, Гермиона, мне сложно представить, что ты ещё могла бы сделать, чтобы заставить меня беспокоиться сильнее. И теперь ты хочешь, чтобы я об этом не думал? Поверь, я просто… я просто не могу.

— Можешь. Раз я прошу.

Костяшки её пальцев побелели — так сильно она сжала свой блокнот. И вряд ли дело было в важности записей.

— С каких пор я обязан выполнять все твои просьбы?

— Не надо все. Только эту. Я ведь… — тут Гермиона резко замолчала, отведя взгляд.

Мерлин, как же злило, что она не смотрела на него! Беспроигрышный вариант продемонстрировать свою уязвимость — спрятать глаза. А если у тебя глаза Гермионы Грейнджер, которые показывают все эмоции в «прямом эфире» (а теперь Люциусу было известно значение этого словосочетания — выяснилось, что оно не имеет никакого отношения к пятой стихии), то пытаться выглядеть невозмутимой, смотря в пол или на пустую, ничем не примечательную стену, — глупейшая затея.

— Ты что? — спросил с нажимом.

— Я ведь… Если ты просишь — я делаю… Я помогла тебе. И хочу, чтобы ты пообещал мне не делать глупостей. Нет, пообещай, что не будешь вообще ничего делать… касательно вчерашней ситуации, — тут Люциус поморщился из-за того, что это прозвучало до отвращения официально. А Гермиона продолжила: — Я прошу тебя, очень прошу.

Ну разумеется. Стоило ожидать, что рано или поздно она достанет козыри из рукава. А что у неё были за козыри… Эх, эта девушка могла просить о чём угодно, и он не отказал бы. Стоило лишь упомянуть, пусть даже вскользь, о том, что она помогла ему. Пожалуй, будь у Люциуса столь же весомый аргумент в запасе, он бы использовал его при каждом удобном случае. Пока не надоело бы. Хотя… разве может надоесть ощущение власти над кем-либо? Вряд ли.

— Хорошо, — отозвался Люциус. — Я обещаю.

«И презираю себя за это. Потому что некоторые люди не заслуживают спокойной жизни. Те, кто посмел обидеть Гермиону — в особенности».

— Спасибо.

— И всё? — он изобразил недовольство. — Что я получу взамен?

«Я всегда успею обернуть это в шутку. Но глупо было бы не попытаться извлечь выгоду из ситуации».

— Хочешь что-нибудь особенное? — поинтересовалась она, мягко улыбнувшись.

— Безусловно.

— И что же?

— Тебя. Ты очень особенная, Гермиона.

— Я и так у тебя есть, почти всегда на виду. И не только…

— А если мне не нравится слово «почти»?

— Ты действительно хочешь, чтобы я проводила с тобой круглые сутки и никуда не отходила? — Гермиона отложила свой блокнот на прикроватный столик и устроилась на постели рядом с Люциусом. — Подумай хорошенько.

— Мне нужно лишь, чтобы ты не пропадала.

— Это случилось всего раз. И сейчас я рядом. Совсем близко к тебе. Ты же вроде что-то говорил о том, что хочешь меня? — напомнила она, легонько касаясь губами его плеча, потом шеи… Прошептала в самое ухо: — Или это было разовое предложение?

— Постоянное. И возражения тут не принимаются, — хриплым голосом ответил Люциус.

Ближайший час об Оливере Вуде он точно не вспоминал.

* * *

— Мне с тобой очень хорошо, — пробормотала Гермиона, удобно устроившись на мужском плече. Удобно и для Люциуса, потому что так он мог без каких-либо усилий поглаживать её по талии и одновременно ощущать запах разбросанных по подушке кудрей.

— Насколько хорошо? — уточнил. Не из любопытства, а скорее для того, чтобы что-то сказать. Люциусу нравился голос Гермионы: он пронзал тишину как звон маленького колокольчика. Спросишь что-то — и тут же раздаётся перезвон.

— Лучше, чем со всеми остальными.

Она безмятежно улыбнулась, прижавшись щекой к его груди. Безмерно доверительный жест. И Люциус оценил бы его по достоинству, если бы не…

— Остальные — это кто?

…если бы не ревность.

— Все люди, кроме тебя. Значение какого ещё слова тебе объяснить? — Гермиона нахмурилась.

— Как много у тебя было мужчин?

— Люциус… Я говорила не об этом… Мне хорошо с тобой не только в постели, а просто… Когда ты рядом, как будто… всё вокруг становится немного лучше.

— А я говорю именно об этом. Сколько?

Ответа не последовало. Никакого колокольчика. Только молчание в тишине спальни, и оно почти оглушало в момент ожидания. Иногда нет ничего громче и ненавистнее тишины, а бывает и так, что за неё можно отдать полжизни. Люциус понял это ещё в Азкабане. Сейчас был первый случай.

— Хватит меня допрашивать, — наконец отозвалась Гермиона.

— То есть ты считаешь, что я не имею права интересоваться твоим интимным прошлым?

— Я ведь не спрашиваю тебя обо всех твоих женщинах.

«И слава Мерлину!» — промелькнула беглая мысль.

— И почему? — спросил Люциус уже вслух.

— Потому что… Какая разница? Ты не можешь не думать об этом?

— Это просто любопытство, а не допрос с пристрастием. Но если ты так и не ответишь, ко мне в голову могут закрасться разные мысли о твоих тёмных делишках…

— Вот только не надо мной манипулировать! Я была лишь с Роном и с тобой, Люциус.

Ответила. Насколько можно судить, сказала правду. Помолчав для виду минуту-другую, он задал очередной вопрос:

— Почему ты рассталась с Уизли?

— Не знаю. Рон хотел сделать мне предложение, и я испугалась.

— Выходи за меня? — Люциус не сдержал улыбку.

Гермиона рассмеялась, сказав:

— Так просто ты от меня не избавишься!

— То есть брак с Пожирателем Смерти пугает тебя меньше, чем перспектива семейной жизни с Уизли? — поинтересовался он.

Кто-кто, а Люциус представлял, каково это — жить в Норе. Точнее, в деталях не представлял, но не сомневался, что этот дом можно использовать в качестве альтернативы тюремной камере. Но Гермиона… Ей же вроде нравилась эта халупа, которая почему-то считается пригодной для жизни? Или нет?

— Просто я знаю, что ты не всерьёз, — сказала она.

— Пусть так. Но… — Люциус ненадолго задумался. — Нам надо поужинать, не считаешь?

— В полдень? — Гермиона бросила красноречивый взгляд на часы. — Чем тебе завтрак с обедом не угодили?

— Я имею в виду... Поужинать как-нибудь на людях. В одном из неброских ресторанчиков, например.

— Зачем? Мы, конечно, почти не появляемся вдвоём в общественных местах. Но разве это плохо? Хотя это может помочь в твоей адаптации…

— Как думаешь, какое впечатление мы произвели бы на окружающих? На тех, кто увидел бы нас впервые в нейтральной обстановке?

— М-м… Предположим, впечатление двух людей, которые неплохо проводят совместные ночи?

— Думаешь, это заметно со стороны? — усомнился Люциус.

— Я целитель, а не психолог, и не заглядываю в головы каждому встречному. Но знаешь, ты прав. Не откажусь поужинать в одном милом ресторанчике… Правда он далековато, в центре, но мы заодно прогуляемся после обеда. Как смотришь на это?

— Или… Можно доехать на нашем новом автомобиле, — предложил Люциус.

— На чём?

— А я разве не говорил?..

* * *

— Ещё чуть быстрее, и мы врежемся во что-нибудь… Или в кого-нибудь, — нервно заметил Люциус, находясь на пассажирском сиденье новёхонького авто.

За рулём была, конечно, Гермиона. Она же и диктовала правила: решила ехать со скоростью летящего бладжера — пожалуйста, захотела прокатиться по всему Лондону самым замысловатым маршрутом по пути к центру — почему бы и нет?

«Да потому что она гонит как сумасшедшая!» — подсказал верный ответ внутренний голос.

— Что ж… Если моей жертвой станет какой-нибудь маггл — ты, я полагаю, не сильно расстроишься, — с насмешкой отозвалась Гермиона.

— Почему ты так считаешь?

— Ну, как же… Бывший Пожиратель. Должно быть, убивал магглов. Кстати, скольких? Ты же у нас вроде любишь цифры уточнять? Может, тогда и своей статистикой поделишься?

— Ты считаешь меня чудовищем? Монстром, который массово истреблял ни в чём не повинных людей?

— Отчасти. Но до монстра ты не дотягиваешь.

— И чего не хватает?

— Лысины, расколотой души, стремления поработить весь мир…

Гермиона начала рассуждать, а Люциус тем временем решил не слушать её. Он уверенно провёл рукой по её бедру, проникнув под тонкую ткань чёрного платья, открывающего взору изящные коленки. Какое уж тут порабощение? Есть в мире вещи и поинтереснее.

— Для монстра ты даришь слишком приятные прикосновения, — добавила Гермиона.

— Ты восхитительно смотришься за рулём.

Он проскользнул рукой чуть дальше по нежной коже бедра, миновав край чулок и достигнув кружева её нижнего белья.

— Люциус… Не отвлекай меня от дороги, — Гермиона тяжело выдохнула.

Её рука опустилась на его ладонь поверх ткани платья.

— Разве тебе не нравится?