And there is nothing to cover for (1/2)

Джей садится в машину после Чонвона и пытается мысленно успокоиться. Бешеное чувство вины сжирает изнутри, и лишь слабый голосок разума (или автоматической самозащиты) утверждает: «Не ты сидел за рулём той машины. Конкретно ты сделал всё, что мог сделать. Чонвон остался инвалидом, но приехавшая на вызов скорая помощь спасла ему жизнь».

Почти не помогает, если честно.

В жутком ключе здесь было нечто ироничное: влюбился в того, кому косвенно испортил жизнь. И той же гнусной частью себя признаёт, что в противном случае никогда не удалось бы познакомиться с Чонвоном, испытать эти чувства.

Чонвон поворачивается лицом и смотрит выжидающе — в пустоту, как и обычно, — но ему точно что-то нужно. Старший растерянно моргает и уже собирается всерьёз окунуться в панику, потому что мгновенно думается, что Ян обо всём знает, но только потом постепенно начинает догадываться. Сердце немного успокаивается, как и сам Пак.

— Тебя поцеловать?

— А ты не хочешь? — неловко ведёт плечами и хмурится, собираясь принять нормальное положение, но Джей оказывается быстрее. Волонтёры и социальные работники, проходящие мимо парковки, заняты своими подопечными, а слепые, разумеется, ничего не увидят. Чонсон аккуратно обхватывает младшего за шею и нежно прикасается губами к его губам.

«Каждый твой поступок имеет последствия», — чистая правда. Чонсон углубляет поцелуй и отгоняет прочь навязчивые мысли о прошлом. Эгоизм попеременно чередуется с виной, из-за чего в голове возникает настоящая каша. Джей на секунду забывается, буквально вынуждая Чонвона практически перевалиться через рычаг переключения передач, но вовремя себя одёргивает.

Неправильно. Так не должно быть, потому что Вселенная не настолько жестока, чтобы спустя шесть с лишним лет посылать такое наказание именно ему. Не Чонсон не смотрел в оба, пока вёл машину, и уж тем более не он был обязан расплачиваться за всех присутствующих в ту ночь (и не Чонвон — то другое). Не стоит считать встречу с младшим как нечто плохое, ведь это отнюдь не является истиной — обвинять надо череду роковых обстоятельств, связавших их.

Многое решается методом от противного. Надо задать самому себе вопрос: готов ли ты отказаться от Чонвона, чтобы позабыть обо всём и дальше жить как ни в чём не бывало, однако без него? Ответ напрашивается сам собой: нет. Чонсон не откажется от него, даже если однажды придётся столкнуться с чем-то более весомо-болезненным, нежели одиночная осведомлённость.

Не теперь, когда получилось добиться взаимности.

— Поедем ко мне?

— Можно, потому что завтра Чимин работает… Но нужно предупредить сестру, что меня не будет дома, когда она придёт, — ощупывает карман куртки и достаёт телефон. — Неудобно получится, если Гаыль впустую начнёт меня ждать или наготовит кучу еды.

— У твоей сестры есть ключи?

— И у Ники, — пожимает плечами. — Я постарался учесть все вероятные риски, поэтому раздал самым близким людям ключи от квартиры. Если со мной что-нибудь случится, они сумеют попасть внутрь, не дожидаясь приезда полиции. Ну или того, как моё тело разбухнет и начнёт полноценно разлагаться. После такого трудно продать недвижимость — потратишься на клининговое агентство.

— Не говори таких вещей, — мрачнеет Чонсон.

Он видел трупы в реальности, а не на картинке, присутствовал на похоронах. Помнил отдельными фрагментами того Чонвона, который отчаянно цеплялся за жизнь, пытаясь подняться на ноги, и смотрел своими большими карими глазами с таким неверием в случившееся, что хотелось сбежать не только из-за самого факта аварии. Помнил мерзкий, липкий страх за собственную шкуру, который въедался в тело как густая смола.

Яну необходимо отдавать самое лучшее — красивейших аквариумных рыбок, поездки на море и вкуснейшие блюда, в которых нет острых специй или соусов. Он заслуживает, чтобы его любили не за возможность видеть — «нормальность», без которой общество не всегда готово принимать тебя, — а за личностные качества, характер. За то, что не сдаётся.

— Неудачная шутка, извини.

Голосовой помощник набирает номер сестры Чонвона, долгие гудки. Чонсон слышит стук собственного сердца и прикрывает глаза, дабы собраться, нащупывая тёплую ладонь младшего. Здорово помогает, когда снова и снова прогоняешь, ради чего стоит замолчать навек. Хотя бы постараться обосновать свой поступок и оправдать нынешнее бездействие, прикрываясь не исключительно реальной обеспокоенностью о психическом благополучии Чонвона, но и существующей любовью.

Что ты можешь сделать теперь, когда он уже слепой? Как твои извинения помогут ему — незрячему молодому парню — простить тебя сейчас?

Потому что Чонвон никогда не простит. И ничто не изменит его решения.

— Привет, я сегодня останусь… — осекается, но договаривает. — У своего парня. Джей-хён позаботится обо мне, не переживай.

Непременно позаботится.

Постфактум.

***</p>

— Вкусно пахнет?

— Нравится? — через плечо оборачивается Джей и растягивает губы в улыбку.

— Угу, очень.

Довольное выражение никак не стереть с лица. Чонсон откровенно любуется и находит нечто очаровательное в том, как Чонвон терпеливо сидит за барной стойкой, подперев кулаками щёки. Он не кажется милым в прямом значении данного слова — широкие плечи, высокий рост, раскосые глаза, порой одаривающие грозным взглядом.

Но старший находит это в мелочах.

Когда он сонный, когда по-кошачьи щурится, существует. На задворках сознания Джей понимает, что рискует в один из дней прийти к неутешительному выводу о том, что действительно не сумеет жить без него. Существовать и бесцельно заниматься привычными делами — да, но никак не получать истинное удовольствие.

— Откуда такая любовь к морю? — волнующий давно вопрос слетает с губ. Джей помешивает блюдо и продолжает периодически смотреть на Чонвона. — Рыбки, насколько мне известно, успокаивают. И тебе, в принципе, с ними проще, потому что они не требуют внимания как кошки. Но всё-таки, малыш, откуда ноги растут?

Маленький и чертовски приятный факт: у Чонвона здесь нет личной домашней одежды. Следовательно, он надевает именно то, что предлагает Чонсон, — то есть его вещи. Разве может быть что-то ещё более значимое для пар?

— Не знаю, — считать эмоции трудно, но попытаться хочется. — Наверное, из-за ассоциаций.

— Ассоциаций?

Джей вспоминает профессора (или с кем там Чонвон делил больничную палату?) и запоздало думает, что, вообще-то, смысл в том есть. Вероятнее всего, ему приходилось часами слушать про морских обитателей и их особенности, вследствие чего выработалась привычка. Мужчина всячески отвлекал, не позволяя зацикливаться на аварии и проблемах, связанных с ней.

По спине пробегает холодок. Становится жутко неуютно в собственном теле, но Чонсон заставляет себя сосредоточиться на главном: на Чонвоне. Первостепенная задача состоит в том, чтобы сделать его пребывание рядом, в общем и целом, максимально комфортным. Окружить заботой и, как бы глупо ни звучало, исполнять желания.

— Да, благодаря соседу по палате, — в яблочко. — И когда я и сестра были маленькими, родители старались отвозить нас к морю. Мы, конечно, не купались, потому что там всегда было холодно, но постоянно играли на пляже — строили замки, собирали ракушки. Не знаю, но… Я просто люблю эти воспоминания.

— И рыбок.

Смеётся, кивнув.

— И рыбок. Я ещё в школе просил маму купить мне хотя бы улиток, но она отказывалась. Другие животные не вариант — много ответственности, тем более на кошек у меня аллергия.

— У котёночка аллергия на кошек — поразительно.

Вот оно — хмурит носик и затем с улыбкой закатывает глаза. Чонсон с радостью сделал бы всё, чтобы хоть на минуту эта пустота смотрела бы не сквозь него. Можно было бы ограничиться глаза в глаза, не отрываясь, чтобы Чонвон мог рассмотреть его полностью. Пожалуй, мечта из разряда «никогда не сбудется», но Пак не отречётся от неё ещё бессовестно долгое время.

Джей скучал по семье. Планировал навестить близких до конца года, чтобы потом мог отдохнуть в одиночестве. От весёлых и порой назойливых друзей, разумеется, работы и всего, что с ней связано, — отпуск наедине с самим собой.

Так было раньше.

— Почему не заводишь собаку?

— Собаку-поводыря получить не так-то просто, кстати, — щёлкает пальцами и поразительно точно направляет указательный куда-то в грудь старшему, стоящему в метрах двух. — Это не обычный щенок с улицы — нужно проходить специальные курсы, учиться взаимодействию. Уходит около полугода, иногда даже больше. Я люблю животных, но не хочу делать из своей собаки раба. Глупо, конечно, — отрицательно качает головой.

В конце концов, Чонсон решает промолчать. Обходит кухонный остров и минует барную стойку, прежде чем оказывается позади. Опускает подбородок на правое плечо Чонвона и немного массирует ему спину, пускай поза не совсем удобная.

Он мечтает веселиться, выгуливать и баловать домашнего питомца, а не использовать в качестве своих глаз — такова правда. Ему хотелось бы тискать маленького щеночка, наблюдать за естественным процессом взросления и получить взрослую собаку, которая навек останется тем маленьким псом, что ел детское пюре и кусался своими острыми молочными зубами.

Когда-нибудь нужно поразмышлять о том, а стоит ли завести собаку? Какой-нибудь «амёбной» породы, чтобы не требовала строгой дрессировки и не доставляла хлопот. Не слишком маленькая, но и не слон, способный сбить с ног при радостной встрече.

— Ты знал, что некоторые виды рыб способны идентифицировать ультрафиолетовые лучи в течение всей жизни, а некоторые после взросления постепенно теряют данную способность?

— Устроим перерыв на интересные факты?