I don't know where I'll be waking up (1/2)

Чонвон разминает шею и бесцельно ходит кругами, пропуская меж пальцев свежий ветер. Перед глазами вновь целое ничего, разве что размытыми вспышками, будто бы как в тумане, появляется на пару секунд свет от мимо проезжающей машины. Чонвон на слух определяет — метра три, а это означает, что стоит слишком близко к проезжей части. И пусть во втором часу ночи (спасибо Сону за осведомлённость) людей и автомобилей мало, рисковать вновь нельзя.

Что случилось, то случилось. Поздно тратить время на сожаления и убиваться, ведь главное — жизнь.

Скучать по нормальному — безупречному — зрению вполне обыденно. Но Чонвон, как бы жутко то ни было, утешает себя тем, что имеет возможность ходить, слышать и трогать предметы. Не жалкое существование в виде овоща, который не способен что-либо сказать или двигаться, будучи запертым в собственном теле. Вот это — Ад.

— Скоро придёт твой друг? — без особого энтузиазма интересуется Чонвон. Ему спешить некуда, но на улице зябко. Утром тепло, а к ночи температура порой падает и на десять градусов. Тем более, что как-то неудобно было задерживать таксиста, пусть он приехал на десять минут раньше обещанного и оказался не прочь подождать.

— Блин, с ним постоянно такое случается… Прости.

— За что? — смеётся Ян и напевает неожиданно всплывшие в памяти строчки популярной песни. — Я просто немного волнуюсь. Не упал ли там Сонхун-хён с лестницы, пока спускался? Уверен, если бы мы устроили соревнование, я бы выиграл. Он же пьяный вдрызг.

— Не шути так, — судя по тональности, улыбается.

Если иногда пытаться выставить свой недуг как нечто забавное, хотя это ни на йоту не забавно, становится немного проще. Самоирония помогает частично держаться на плаву и относиться к подобному как к чему-то само собой разумеющемуся. У кого-то большой нос, кто-то высокий, а у кого-то проблемы с щитовидкой, поэтому не получается похудеть — естественное.

Беспечный оптимизм вреден, но трезвое оценивание собственных возможностей и везения после случившегося полезны. Чонвон не назвал бы себя абсолютно счастливым, потому что помнил, каково видеть своими глазами; знал прекрасно обо всём, что пришлось потерять. Привыкать жить по-новому тяжело.

С одной стороны, произошло отсеивание лишних людей, знакомство с новыми. Сону действительно светлый человек, не обращающий внимания на слепоту и не относящийся с жалостью. Сперва, разумеется, Чонвон не доверял слишком уж подозрительно доброму парню, но потом стало понятно: настоящая удача встретить Кима и называть своим другом. Таковых на словах, к счастью, стало меньше — пустышки испарились.

С другой стороны, почему кто-то обязан притворяться и продолжать лгать только потому, что так правильно? Правильнее показать истинное лицо (смешно даже — «показать») и не обманывать, даря призрачную надежду. Чонвон благодарен тем, кто остался, и не обижался на тех, которые ушли.

Похуй.

Звук открывающейся подъездной двери, тихий мат. Чонвон выпрямляется и глухо хохочет, на ощупь находя плечо глубоко возмущённого Сону и опираясь на него. Ким услужливо держит трость, пока старший продолжает смеяться и представлять, как выглядит Сонхун. Про него друг рассказывал многое в силу того, что они часто проводили время вдвоём и переписывались, но «характерами мы совсем не похожи». Наверное, внешностью тоже, несмотря на то, что оба высокие.

У Сонхуна светлая кожа, на которой рассыпаны тёмные родинки, скупые эмоции и аномальная любовь к холодной погоде — в особенности к снежной зиме. Если посудить, исходя из сказанного Сону, создавалось впечатление, что они абсолютно разные везде.

Но у них есть дружеские шутки, которые позволительны исключительно по отношению друг к другу. Подшучивания со стороны Сонхуна окупаются его заботой — привезти лекарства, когда у младшего высокая температура, отпустить едкий комментарий про то, что добавление мяты где-либо сродни преступлению, но всё равно купить любимый шоколад Сону. Пожалуй, мило.

— Боже мне за тебя стыдно.

— Я трезвый, честно. Посмотри, Сону-я…

Чонвон готов поставить на кон свою способность различать временами безумно яркие вспышки света (которые видятся тусклыми) и день-ночь<span class="footnote" id="fn_32254504_0"></span> на то, что в эту секунду он пошатывается и отчаянно старается казаться тем, кто не выпил слишком много. Хисын-хён уехал вместе со своим приятелем, который ведь предупреждал, что к себе в машину не посадит того, кого могло стошнить на кожаный салон.

Наверное, машина очень дорогая. Чонвон помнит, что у Сону есть обеспеченные приятели — с его слов нормальные парни. По крайней мере, по коротким разговорам с Джеюном этот факт подтвердился. Отлично поставленная речь без тени лести или проклятой жалости, рассказы про любимую собаку, оставшуюся жить с родителями в Австралии, классические жалобы на работу. Было мило с помощью ушей узнать о кусочке чужой жизни.

Либо люди начали попадаться хорошие, либо сам перестал воспринимать исключительно негатив.

— Я не буду никак комментировать это. Какой кошмар, господи, — сокрушается Сону и открывает дверь машины. — Я не хочу везти тебя к себе, но, кажется, придётся. Стыдно — ужас…

Чонвон занимает место посередине, предварительно прощупав «стык» наверху, где закрывается дверь, чтобы не удариться головой. Таксист не говорит ничего, зато приоткрывает водительское стекло и выключает музыку громче. Наверное, не стоило втроём садиться назад, но поздно.

На самом деле, было что-то смущающее в сегодняшнем дне. Не до красноты или учащенного пульса, слёз или прочего. Просто ощущение того, что тебя разглядывают, а напряжение растёт. Чонвон заочно был знаком со всеми, до этого вечера встречался с Джейком в его же квартире, к которой не успел привыкнуть и сориентироваться в полной мере. И всё-таки неизвестное предчувствие одолевает, вынуждая тело собраться, — словно в ожидании сокрушительного удара.

Чонвон наступил на ногу кому-то, но в ответ на «извини» не получил ничего. Конечно, осведомлённый вряд ли бы стал обижаться, но что-то заставило напрячься и одновременно испытать короткую вспышку удовольствия. Накатившие воспоминания о море тому виной; его парфюм, наверное, самый приятный из всех, что удавалось почуять.

Странно? — очень. Чонвон прежде не акцентировал внимание на запахе настолько сильно, зато теперь — да. После потери зрения другие органы чувств не стали работать лучше — чушь собачья, — всего лишь мир начал восприниматься иными путями.

Сонхун уснул. И пяти минут не прошло, как он, окончательно расслабившись и положив голову на чонвоново плечо, вырубился. Запах спиртного, что не может не радовать, не мерзкий — сильный и не больше. И пока позволяет момент, а мозг не отбрасывает эту затею как нечто неважное и глупое, Ян тихо спрашивает:

— Скажи, а Чонсон пользуется парфюмом? Это ведь от него пахло так вкусно?

Остальные исключаются автоматически — запах появился тогда, когда с опозданием пришли ещё двое.

— Ага, наш мистер совершенство.

— Почему?

— Я не говорил?.. У него всё безупречно — машина, квартира, одежда, причёска и далее-далее-далее. Представляешь, он даже умеет пользоваться всеми столовыми приборами! Джей-хён бывает раздражительным и может накричать, но он отходчивый, а ещё щедрый и добрый. Ну, где-то очень глубоко и не со всеми… Он нравится людям, потому что такой, какой есть. Всегда поможет в трудную минуту, но не станет жилеткой для слёз, бросив грубовато что-то вроде: «Я тебе врежу, если продолжишь том же духе».

Забавно.

Чонвон и сам не отличался терпеливостью в некоторых вопросах, но предпочитал абстрагироваться, а не кричать. Или же заставить источник шума замолчать, чтобы не доводить до худшего. Отчасти практически полная потеря зрения помогла стать терпеливее — спасибо упорству в обучении и нежелании становиться обузой для близких.

Если всё, о чём поведал Сону, являлось правдой, то стоило бы радоваться. Чонвон находился в своей зоне комфорта на работе или в окружении таких же, как сам. И его порадовало, что в компании парней не было дурацких вопросов и несмешных шуточек, которые некоторые люди почему-то считали смешными и не обидными.

— Ты разрекламировал его.

— Я могу сказать много чего хорошего и про этого алкоголика, — специально наклоняется вперёд (судя по звуку, именно так и делает), чтобы посмотреть на Сонхуна и наверняка кивнуть в его сторону.

— Например?

— Сонхун классно катается на коньках, умеет заботиться, у него отличные волосы…

Чонвону совершенно не стыдно, что остальное не слушает, сосредоточившись на музыке из радио. Младший замечательный друг и помощник, выполняющий иногда роль поводыря, но вот малюсенькая загвоздка: обычные забывают о том, что люди вроде Яна не могут оценить многое из-за очевидной проблемы. И хорошо, что забывают, — проще думать, что тебя воспринимают не как второсортного, а как нормального.

***</p>

Солнце неприятно слепит глаза, стоит приподнять левое веко, чтобы оценить масштаб произошедшего и понять, в чём причина неудобства. Поначалу кажется, что дискомфорт — отголосок ночного кошмара, но во рту становится сухо как в пустыне и в комнате пахнет, на самом-то деле, не очень приятно. Не считая духоты и всего этого, Сону не может нормально дышать.

Сложно.

Воспоминания калейдоскопом пролетают в голове, и Сону успевает ухватиться за здравую мысль, позволяющую держаться на плаву: «Я выпил совсем немного вчера. Точно лежу у себя в кровати». Определённо, даже если бы Джей не был за рулём, Джейк и Сонхун всё равно поделили бы первое место в борьбе за самого пьяного. Чонсон, по крайней мере, не шатается как при урагане и не засыпает, где ему вздумается. Шиму повезло хотя бы в том, что квартира принадлежала ему, а значит, что путь домой не оставался главным и последним препятствием.

Провести логическую цепочку проще некуда — пьяного старшего должен был кто-то забрать. Сону наверняка помнит: когда они собирались домой, двое уже уехали. И находящийся в неадеквате Сонхун порывался остаться на диване до утра, чему хозяин вечеринки отчаянно сопротивлялся, пускай и не выглядел краше.

Обрывки из разговоров в такси и прощание с Чонвоном — всё-таки садились в машину втроём. Боль в голове мешает мыслить здраво, зато набатом стучит в висках: «Добрался ли Чонвон домой без происшествий?». Сону шёпотом корит себя за сделанный выбор в пользу того, чтобы не провожать Яна, и жутко злится. Очевидно же, что ночью может быть опасно разгуливать и мужчинам, что уж говорить про незрячего человека, которому банально никто не поможет, — людей нет.

Сону пытается встать с кровати, но обнаруживает себя в западне — ноги обернуты одеялом так, что легко не освободиться, а руки зажаты из-за крепких объятий. Ким пытается вывернуться и сползти вниз. Увы, тщетно. И повторная попытка не заканчивается успехом, потому что в обездвиженном состоянии остаётся надеяться на голос.