Чтобы найти своего единственного (2/2)

— Ох… — вздыхает Хёнджин, заведя руками в волосы. Хван не акцентирует внимание на своём ответе, и продолжает слушать Феликса.

— Я только вчера сказал ему, что лучше с нами не враждовать. Пытался быть с ним добрее, Хванни! — не выдерживает Феликс. Его грубый голос дрожью давит на сердце Хёнджина. — А он… — Феликс недовольно складывает ногу на другой ноги. — Тц… Пригрел змею на душу. — Хёнджин складывает свои ладони поверх рук Феликса. Ли вздрагивает, но продолжает говорить под внимательным взором Хёнджина. — А я… А я ведь по Чанни соскучился, правда. Я хотел с ним встретиться, сказать про Хана! Мы уже неделю вместе не спали! — у Феликса губы дрожат, и он поднимает слезливые глаза к потолку. Хёнджин кивает. — А этот…. Да чем он лучше меня?!

— Чанни, — именно это воспоминание о Чане хранится прямо под сердцем Феликса. Чан счастливо улыбается, прижав Феликса к кровати. Крис смотрит так только на Феликса, и большего ему и не надо. — Я соскучился.

— Я скучаю по тебе больше, — Чан игриво прикусывает уголок кожи на шее Феликса. Ли хихикает, и это превращается в череду глупых романтических моментов.

«Я скучаю по тебе больше» — боже, как Феликс это хочет услышать снова. Почувствовать себя счастливым вновь, в покоях Чана. Только это ему надо, разве ли этого много? У Феликса будто любимую игрушку отбирают, и снова возвращают. Это уже не первый раз. И эти эмоциональные качели всегда давят хлеще предыдущих разов. И сколько же Хёнджину приходилось это выслушивать? Пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы сосчитать.

— Феликс, — окликает того Хёнджин от наплывшего воспоминания. — Это всего лишь фаворит. Он ничего не значит. Вы с Чаном ещё как решите свои недомолвки. А он уж так… — Хван решительно приподнимает Феликса за подбородок. Феликс, если честно, даже хотел пустить слезу, но Хван говорит слишком убедительно, глядя в глаза Феликсу. — И вообще, ты его видел? Он шепелявый молокосос! Смертный! За его выходки из дворца уже выгонять можно! Вот сказать об этом госпоже и господину… Он сразу отсюда полетит.

— Да меня не он волнует, — брутальный голос Феликса уже никем не воспринимается с такой боязнью, и грозностью, когда Феликс продолжает говорить о своих чувствах, в конце поджав губы. — Мне за себя обидно.

— Вот и не смей себя с ним сравнивать! Ты… Ты — член королевской семьи, вы с Чаном обручены, а он так уж, на одну ночку. У тебя есть гора преимуществ над ним. А у него нет ничего, кроме его детского лица, и пислкявого голоса, — Феликс негромко усмехается. Спальня тонет в тишине, и их громко-говорящих переглядках. Шум кондиционера сбивает все напутственные мысли Феликса. Но Хёнджин не закончил. — А ты… Прекрасное существо, Феликс. Даже не знал, насколько ты чувствительный, что такая мелочь тебя ранит.

— Спасибо, Хванни, — шепчет Феликс, и сладко улыбается.

Взгляд Хёнджина на миг меняется. У него в руках лицо Феликса. Можно пальцем не только приподнять его подбородок, а погладить по нему — Хван никогда себе в желаниях не отказывает. Феликс приоткрывает рот, и кротко глядит в пухлые губы Хвана. Нельзя. Выслеживает голубыми глазами в неясной тьме, как Хёнджин шепчет:

— Будь я Чаном — я бы выбрал тебя.

— Хванни… — смущённо окликает вампира Феликс, и отводит взгляд. Слёзы мгновенно просыхают на нижнем веке.

Хёнджин двигается ближе. Аура вампира прижимает душу Феликса во все углы комнаты. Впитывает в себя всю энергию Феликса, что тот и убежать не может. Феликс прикусывает губу до следов клыков, и сам болезненно вздыхает. Хван опаляет своим дыханием мочку уха Феликса одним лишь предложением:

— Если он хочет поиграть, то ты же знаешь, что он проиграет?

— Да, Хван… — «ни» комком укатывается глубоко в горло Феликса, когда Хёнджин к нему поворачивается. Уже утыкаясь носом в его скулу. Лёгкие Феликса улавливают дыхание, и боятся вздохнуть. Когда Хёнджин ему почти в губы дышит, ещё и в темноте. Всего лишь голову вправо повернуть… Нельзя. Феликс слегка поворачивается. Но Хёнджин встаёт с кровати сам, сомкнув губы вместе. Феликс пропускает вдох. — Может, тебе что-нибудь вкусненькое принести?

— Кхм… — Феликс похлопывает себя по коленям, пытаясь избавить себя от нежеланного наваждения. Нельзя. — Да… — Хёнджин включает свет, и поворачивается с дьявольской улыбкой к Феликсу, засунув руки по карманам. — Я бы не отказался от мороженого.

— Ладно, Ликси, — Феликс теперь жалеет, что Хёнджин свет включил — уже и не спрячешь эту глупую улыбку от такого прозвища. Хван подходит к двери, и перед ним со стуком уже открываются обе створки дверей. Судя по взгляду Минхо, Хёнджин и сообщает. — Видимо, не успеем мороженое покушать.

***</p>

— Дорогу! Хан Джисон! — Минхо сам не может понять, как они так быстро успевают выстроиться в ряд в коридоре.

Девушки и парни становятся в один ряд. Хёнджин выпрямляется с неприкаянным лицом, будто он только что не пытался отыметь Ли Феликса. Сам Ли Феликс же пытается усмирить все свои эмоции на лице, будто Хёнджин теперь стал иметь иное значение для него. Никому нельзя об этом говорить. Минхо догадывается обо всём сразу, но головы не поднимает. Йеджи бы хмыкнула со словами «я была права», но та лишь стреляет в Минхо таинственными глазами. Ёсан высматривает среди парней хотя бы намёк на Чонина, и огорчённо опускает голову, не увидев никого знакомого. Кроме Сынмина, который заинтересованно подглядывает на идущего Хана.

Сонхва всё это знает.

— Обязательно так делать? — тихо жалуется Хан своей слуге Чеён.

— Господин, это ваш гарем, они должны увидеть своего Хана Джисона.

Хан Джисон — младший наследник трона. Его прилизанные чёрные волосы в правую сторону. Алый пиджак поверх белой глаженной рубашки. Такие же бордовые брюки, и до блеска вычищенные ботинки. Никто из присутствующих в коридоре никогда не видел Хана вживую. Кроме Феликса — тот ему с приветствием улыбается. Хан кивает, блеснув красными глазами, и заглядывает в лица далее. Минхо поднимает голову. Именно в тот момент, как их взгляды пересекаются. Хан останавливается напротив Минхо. Ли с удивлением открывает рот. Губы превращаются в букву «о».

Девушки около Минхо вздыхают с восторгом и катарсисом. Ли очень хорошо понимает, почему. Ну, вы сами видели Хана Джисона вживую? Я думаю, что нет, но будь и так — вам повезло. Хан Джисон — вампирёнок, тревожно поглядывающий на людей и вампиров. Клыки, выступающие из-за пухлых щёк, дают ему преимущество над остальными. Но лучше, чем они — он себя не чувствует. Скорее надеется на рядом стоящую Чеён. Никто точно не знает, как Хан Джисон себя сейчас чувствует.

— Здравствуй, Хан! — выходит к нему вперёд Феликс, одарив тёплой улыбкой. Любая девушка или парень бы в гареме вокруг них соврали, если бы сказали, что вовсе их сейчас не подслушивают.

— Привет, братан! — те обмениваются рукопожатиями. Служанка Хана кланяется Феликсу. Йеджи приветственно кивает Хану, согнувшись в уважительном поклоне. Тот складывает руки за спину, и улыбается знакомому лицу.

— Хёнджин, господин, — Хвана не спрашивают, но он представляется, поклонившись. Джисон кивает, и проходит дальше. Останавливается на Минхо.

— А ты…? — Минхо не сводит взгляда с спросившего Хана.

Язык немеет. Минхо же не глупый наложник, не в гареме состоит, чтобы так переживать. И что, что на него сейчас смотрит государственное лицо? Своими карими глазами, как чёрными точками на белом веке. Глубокие чёрные глаза будто видят насквозь всю грешную человеческую душу. Минхо должен ответить с уважением, чётко сказав своё имя. Хан выжидающе смотрит на Минхо — огонь в факелах постукивает по чашам. Многие в гареме поднимают голову на Минхо. Только вот, Ли забывает, что такое разговаривать:

— А… Э… Я…

— Ты алфавит решил перечислить? — это не уходит мимо Хёнджина, и тот догадливо хмыкает.

Минхо сейчас со стыда сгорит. Так и хочется сказать Хёнджину заветное «заткнись», но большего позора Минхо не выдержит. Да и слова промолвить не может, глядя в глаза Джисона. Тот улыбается с шутки Хвана, и Минхо выругаться хочет. Хёнджин слегка подталкивает своего наложника в предплечье:

— Это мой слуга, и верный товарищ — Ли Минхо, господин, — Джисон изучающе продолжает смотреть на Минхо. У Ли же нервно кадык приподнимается от внимательного взора красивых очей напротив.

— Минхо… — Хан расслабленно протягивает его имя, будто пробует на вкус. У Минхо сердце колотится быстро. А у Хёнджина улыбка тянется на всё лицо, и тот хлопает отвлечённого Минхо по плечу. Ли не осмеливается и взгляда отвести.

— Дорогу! — открываются большие двустворчатые двери справа от всех. Минхо быстро опускает голову, несмело поглядывая на Джисона.

Джисон теперь уже отворачивается, и его лицо озаряется ослепляющей улыбкой. Хвану приходится подбородок Минхо поднять, чтобы рот ему закрыть.

— Хан! — раскрывает руки Чан, пробежав мимо охранников вперёд.

— Повелитель, — почти одновременно произносят Хёнджин и Феликс, поклонившись.

— Братик! — обнимает его в ответ Джисон, искренне улыбнувшись. Чеён рядом сдержанно кланяется.

— Как ты повзрослел! — ерошит голову тому Чан, проигнорировав слова Феликса и Хёнджина. Хван замечает, как Феликс понурил голову. — Что ж ты не сказал, засранец?! — Чан не стесняется кричать на весь коридор, и Хан ему мило улыбается. — Пойдём в покои, чего ты задницу морозишь?!

— Ты не изменился, Крис, — Хан полностью расслабляется от рук брата, и идёт далее уже уверенно. Чеён цокает каблучками, еле поспевая за братьями за двери.

Хан оборачивается назад, ровно попав взглядом на взор Минхо, который тоже проводил его глазами. У Минхо опять рот непроизвольно открылся от резкого обмена взглядами. Когда те уходят, линия ребят шумно расходится. Хан. Хан Джисон. Какой красавчик. Надеюсь к нему в покои попасть. У него будет гарем? Джисон. Хан. Хан Джисон.

— Ты ему понравился, — Хёнджин с сестрой и Феликсом остаются на месте с Минхо. Хван лишь подходит к другу, становится напротив, и с издевательством улыбается. — И я же вижу, что это взаимно. — Минхо закатывает глаза от слов Хвана. Этих разговоров ещё ему не хватало. — Но на большее не надейся. Ты же знаешь, он уже Йеджи принадлежит. И это давным давно обговорено.

***</p>

— Фу-уф, — спустя два часа отсутствия, Чан заходит в покои.

Свет уже приглушён — его заменяет сереющее небо за окном. Окно открыто, воздух на улице чувствуется влажный. Чан быстро подбегает к окну, и зашторивает его, оставив открытым. Впускает ночной, уже почти утренний воздух, и вдыхает его. Поворачивается на кровать. Чонин размеренно дышит, сжав кулачки у подушки. Крис тихо подходит, и ложится около Чонина. Ян выглядит таким мирным с закрытыми глазами. Чонин спокойно дышит, и Чан трепетно проводит пальцами по его чёрным волосам.

— Ты уже уснул, — шёпотом констатирует Чан, видя, как подрагивают его длинные ресницы. Тут и говорить страшно — разбудить, и перебивать такой пейзаж Чану совсем не хочется. — Спокойной ночи, Чонин. — почти договаривает вслух Чан «надеюсь, ты не разозлишься, если я так сделаю». И оставляет след губами на лбу Чонина, через его мягкую чёлку.

Крис правда хочет его обнять, и прижать такое сонное, спокойное лицо к себе. Будто игрушку, как куклу. Чонин тёплый — даже на губах до сих пор тепло. Бан себя сдерживает, и лишь ложится рядом. Ян во сне тянется к нему, и закидывает на него руку и ногу, как на второе одеяло, или подушку. Чонин часто так делает в гареме. Крис даже права не имеет портить этот момент, и аккуратно притягивает к себе за талию Чонина, уткнув его голову на своё плечо. Ян улыбается. Чан думает, что он улыбается во сне, и не может улыбнуться в ответ. Сердце Яна бьётся ему прямо в грудь, и Чан чувствует себя самым счастливым за все свои два века. А Чонин просто приоткрывает глаза, и знает — сегодня ему не придётся искать удобную позу для сна, пытаясь уложиться на полу. Наконец-то.

***</p>

— Ты серьёзно сядешь в одну машину с незнакомцем, и поедешь с ним куда угодно? — Сан задаёт вопрос с осуждением, а Уён кивает с опьяняющей улыбкой. — Уён, это всё равно, что сесть в машину без тормозов.

— Так вот кто придумал психологические тесты в школах, — Уён шатается на сидении, и укладывает голову на оконное стекло. — Оф-ф… — тот даже не стесняется открыто зевать. — Моралист хуев.

— И что прикажешь с тобой делать? — Уён даже ремень не пристёгивает на переднем сидении, и прибавляет музыку в магнитоле. — А? — Сан же наоборот отключает музыку. Уён прибавляет вновь громкость, но Сан вытаскивает магнитолу.

— Ладно, скукота, можешь трахнуть меня здесь, и мы разойдёмся, — обиженно дует губы Уён.

— Нет, — Сан блокирует двери, и следит за реакцией Уёна. Тот с безразличным лицом коленями пролезает через двигатель, и оказывается на коленях у Сана. Благо — салон просторный, Уён не врезается в потолок машины. Хотя, лучше бы врезался, думает Сан. Чхве резко поворачивает рулём, громко скрипнув шинами. Чхве ударяет руль со злости. — Ты бы нас убил!

— Ты бы не умер, не выебывайся, — сжимает уголки его плечей Уён.

— Я такой же человек, как и ты, Уён, мы бы погибли, — не теряется Сан, напрягнув шею. Сан смотрит за спину Уёна. В темноте лобового стекла малое видно. Но судя по шелесту листьев — они остановились в каком-то лесочке. И им крупно повезло, что они не врезались в дерево, лишь съехали с трассы. Чхве свободно вздыхает, и переводит взгляд на Уёна. Который непозволительно близко пьяно ухмыляется ему в лицо. — Что? — Уён уже действием готов ответить на вопрос Сана, но Чхве отворачивается вправо. — Меня парни не интересуют. Особенно молокососы. А от тебя перегаром несёт, поэтому, пожалуйста, отстань.

— Покажи клыки, Сан, — Уён будто его не слушает, и с улыбкой наклоняет голову.

— Я не вампир, — сталкивает Сан с себя Уёна. — Так бы тачку разбили, мне её жалко…

— А меня кровососы интересуют, — Уён подёргивает головой уже на месте, а Сан вновь заводит машину, включив фары. — У меня фетиш на клыки, на вампиров. Я так хочу… В гарем попасть. Вот правда! — Сан хочет биться головой об руль от слов Уёна, только глаза и закатывает. — Ну, я б с тобой переспал. А там все вампиры красивые, как ты? — Сан даже вставить ничего не успевает, и смотрит на дорогу, выезжая обратно на трассу. — А ты меня туда везёшь?

— Вот что тебе надо, чтобы ты замолчал до конца дороги?! — не выдерживает Сан, сжав руль сильнее.

— Ответь на поставленный вопрос, — Сан смотрит на лицо Уёна уже через боковое зеркало. Их взгляды сталкиваются, и Уён кажется пугающе серьёзным. — Чонин у вас?

— Значит так, — не выдерживает Сан, и вновь останавливает машину, уже посреди дороги. Уён выполняет обещание, и замолкает. Сан переводит взгляд на Уёна, и его глаза вспыхивают красным цветом. У Сона кадык вздрагивает, и тот застывает на месте. — Чон Уён. Я приказываю тебе навсегда забыть о Яне Чонине, и вампирах. Всё, что с этим связанно — немедленно сотрётся. Ты сейчас доедешь домой, и забудешь обо всём. Ты никогда не знал ни этого человека, ни о вампирах даже не задумывался. Никакого Чонина у тебя в жизни не б…

Уён жмурится, и впивается губами в рот Сана. Его слова исчезают прямо во рту Уёна. Тот сам торопеет от такого. Чон проводит языком прямо по челюсти Сана. И намеренно натыкается на остриё клыка кончиком языка. Сан находит в себе силы оттолкнуть от себя Уёна. И схаркивает его кровь под себя. Тот пытается восстановить дыхание и сердцебиение. Уён неприступно болтает ногами у сидения, сложив руки между ног. В салоне чересчур сильная звукоизоляция. Довольно улыбнувшись, Чон глядит в гневные глаза Сана, и перебивает его всевозможные претензии:

— Даже не думай стирать мне память. — Сан грубо вытирает губы запястьями, волком смотря на Уёна. — Я могу предложить тебе кое-что приятнее. — Сан удручённо вздыхает, и берётся за руль. Уён кладёт свою ладонь поверх. — Возьми моей крови. — Уён добивается своего, и Сан убирает руку с руля.

— Что? — поворачивается к Уёну, и сгибает правую бровь до морщинок Сан.

— Сан, — Уён даже не улыбается, и садится прямо. — Пожалуйста. Возьми моей крови. Я никому не скажу об этом. Можешь убить меня, ладно, только не стирай мне воспоминания о Чонине. Пожалуйста. — Уён готов повторить это слово несчитанное количество раз. У того уже голос дрожит. Сан поглядывает на человека — и самому жалко становится. — И позаботьтесь о нём.

— Ты пьян, — вновь берётся за руль Сан, небрежно бросив.

— Нет, — касается его запястья Уён. И смотрит уже как котик из Шрека, ничего для этого не делая. — Что я пьян, что я трезв — я обожаю вампиров. Мне недорога моя жизнь, я бы сам хотел забыться в гареме, сбежав от всего, но я забываюсь в клубах. Сан — ты единственный вампир, которого я встретил. — твёрдо глядит Уён в глаза Сана. — И даже не надо отрицать этого — какой-то бледный подозрительный красавчик с красными глазами и с красными прядями знает моё имя, и везёт меня хрен знает куда? Меня не наебёшь, я про вас читал даже больше, чем вы про себя знаете. И я хочу одного — возьми, сука, моей крови. — процеживает Уён последнее предложение, глядя в тёмно-алые глаза Сана. Уже не такие красные, как он попытался сделать с Уёном.

— Я вам двоим поражаюсь. Один сбежать хочет, как его забирают. Другой умоляет крови своей выпить, или туда забрать, — Сан мотает головой, повернувшись к лобовому стеклу снова. Чхве недолго думает — свежая кровь бы не была сейчас лишней, учитывая, что вскармливание совсем не скоро. — Ладно, покончим с этим.

— О, да! — Уён двигается ближе к вампиру, наклоняет и подставляет шею для чужих клыков. — А можно это на видео заснять?

— Нет, — Уён расстроенно вздыхает. Сан присаживается на сидении на колени, и включает в машине свет. Уён улыбается при виде Сана. Сан безразлично произносит. — Повернись ко мне спиной.

— Ага! — Уён слушается, и отворачивается от Сана. — Стой! А можешь меня тогда с задних сидений обхватить? Чтобы я это видел в зеркале?

— Фетишист хренов, — но Сан же переползает на заднее сидение, и хватает мёрзлыми пальцами шею Уёна.

Сан вдыхает запах Уёна. Прикрывает глаза. Аура Уёна на вкус, как алкогольный клубничный мохито. Пьянящий, из самого лучшего бара. Клубничная сахарная вата, которая во рту становится жвачкой. На ощупь, как та же сахарная вата. Липнет к рукам, и потом не отлепишь от себя. Сладкая, приторная. Чхве нравится аура Уёна, но здесь оставаться надолго нельзя. Уён смотрит в зеркало, как Сан из тёмных задних сидений вылезает, и почти душит Уёна. Да у Уёна сердце колотится от предвкушения! Сан медлит, и произносит тому под ухо:

— Волнуешься?

— Это мой первый раз, я доверяю тебе свою девственную шею, — Уён улыбается, глядя в глаза Сану через зеркало. Чхве глубоко усмехается, и у Уёна мурашки аж до рук доходят. Уён складывает руки перед собой, на сидение.

Сан раскрывает пасть. Клыки. Уён в приятном восторге открывает рот. Острые клыки, длинные, как у моржа. Но чуть потоньше, и эстетичнее. В белоснежных клыках отражается жёлтый свет в машине. Как же это сексуально. И Сан делает это. Красивые, острые клыки протыкают тонкую кожу. Уён болезненно стонет, и хмурит брови. Но видя это в зеркале, перед собой, ещё и смотря в красные глаза Сана — Уён лишь говорит:

— О, да, детка…

Горячая кровь из шеи сочится прямо в глотку Сана. Сладкая, долгожданная. Чхве Сан будто вновь наполняется энергией, и жизненными силами. Уён откидывается назад, и заводит руку в волосы Сана. Боль отдаётся по всему телу. Уён буквально умереть может, ему воздуха не хватает. Пьянящее чувство летального исхода пугает. Но это и вызывает оргазм. Инстинкт самосохранения пытается бороться. Как в глазах темнеет. Но Уён лишается всякого здравого смысла. Тот ухмыляется, глядя прямо в глаза Уёна через зеркало, что потакает всем сексуальным предпочтениям Уёна. Уён не сдерживается:

— Я в раю… Ах… Да… Са-а-ах… Сан… — у того в ногах судороги, ноги дрожат и ударяются об бардачок. Уён не может никуда деться от этих чувств. Чон стягивает корни на волосах Сана. Оргазм от вида собственной крови на клыках Сана действительно заставляет поверить, что они занимаются сексом.

Сан делает ошибку. Чхве облизывает его шею, и вовремя опоминается. Сан наполняет себя кровью достаточно, и Уён чувствует это. Чхве вздрагивает, и начинает тереть рукой прокушенное место. Уён стонет от боли, вперемешку с сладкими чувствами. Чон двигается назад, и даже не замечает, как Сан испуганно смотрит на Уёна. Уже начинает говорить «чёрт, чёрт, чёрт!». Уён обхватывает лицо Сана, и целует его окровавленные губы. И уже непонятно. Алкоголь в организме среагировал так на новые, долгожданные чувства, или оргазм взял вверх над разумом Уёна. Чон ещё не кончил, в животе все чувства тянут вниз. Видя красивое лицо Сана, так и хочется закричать «я твой, моя кровь твоя, бери меня, блять, сразу». Но Чон даже это еле произносит:

— Это будет лучшая смерть, детка.

И падает прямо Сану в руки, закрыв глаза. Кровь продолжает течь в салон машины. Сан испуганно дышит. Либо Уён сейчас умрёт, либо хуже. Гораздо-гораздо хуже.

— Нет! — Сан перекладывает спиной Уёна на заднее сидение целиком. Он бьёт ладонями Уёна по лицу. — Нет-нет-нет! Сука… — Сан прощупывает на шее Уёна пульс. Ускоренный для человеческого. Чхве тяжело вздыхает, и тянется за аптечкой в багажник.

***</p>

Уён просыпается с похмелья явно не у себя. Избитый сценарий — клуб или бар; алкоголя с каждым стаканом кажется меньше и меньше, нужно выпить ещё; какой-то незнакомец кажется Уёну весьма симпатичным, чтобы поехать к нему в квартиру; а там дальше и видно будет. Никто не смеет осуждать Чона Уёна за беспорядочное количество половых партнёров. Поэтому, того-то и ожидает Уён, когда обнаруживает себя на двухспальной кровати. Жемчужная простыня, подушки, одеяло, на чёрной кровати. Окна прикрыты тёмными шторами. Уён лениво шевелит телом, распрямляя спину. Чон привстаёт на руках, разглядывая своё тело. Ни одного свидетельства того, что сегодня в копилку прибавился ещё один половой партнёр. Уён обнаруживает себя в одежде — более того. Но замечает, что на шею что-то давит. Он обхватывает шею большим пальцем, и замечает на ней стерильную пелёнку с бинтом. Пытается надавить на неё, и чувствует боль. Острую. Хочется даже упасть обратно. В ушах гудит. От последнего воспоминания клыков Сана, Уён улыбается, и мечтательно прикрывает глаза. Искренне надеется, что на этом вечер не окончился, иначе Уён не помнит, как он кончился. Чон оглядывается по сторонам. Замечает краем глаза чёрную тумбу, на которой стоит стеклянный стакан с водой. Серебром блестит блистер. На стакане наклеена бумажка с надписью «выпей меня», а около таблеток говорящая надпись листочком сообщает «съешь меня». Уён хмыкает, и тянется за предложенными преппаратами. Только после глотка таблетки, он успевает испробовать её горечь. Уён тяжело потирает лицо. Именно в этот момент, дверь открывается. Сан проходит к кровати в том же костюме, что и вчера. Уён выпрямляет спину. Чхве останавливается, увидев Уёна. Будто его здесь и не должно быть. Тот глядит ему в глаза, и начинает испуганно дышать.

— Ты встал…

— Привет, Са-а… — тело будто ватное. Уён зря выпрямляется — бревном ложится обратно. — Господи, ну и похмелье… — Уён закрывает глаза обратно, и болезненно мычит. — Когда уже… Таблетка подействует? Бля-я…

Уён переворачивается на кровати. Сан толкает спиной стену, словно призрака увидел. Кожа Уёна чувствует будто каждую шершавость простыни. Всё ноет. Уён будто принцесса на горошине — в мягкой кровати плохо становится. За окном будто все машины мигом взяли мегафон, и теперь только с ним и проезжаются, специально гудят и сигналят, чтобы Уёну неладно было.

И сердце не бьётся.

— Да что с тобой? — Уён еле разлепляет один глаз. — Если это ты меня так смачно выебал, то это был мой самый лучший жёсткий секс. Не зря мне вампиры нравились. — Сан смотрит на Уёна, сдерживая крик в ладонях. Тот даже руки оторвать от рта не может. И ноги у него дрожат, тот еле у стены стоит. — Нет, ты мне объяснишь? Я умереть должен был? — Уён уже раздражается. Резко дёргает головой, но тело будто тянет обратно. — Бля, я так себя чувствую, будто реально сдохнуть должен был… Ебучее похмелье, бля.

— Э-Это не похмелье, Уён… — наконец, выдаёт Сан. Он никогда не чувствовал такой животный страх, глядя на человека. Или уже не совсем. — Я случайно обратил тебя в вампира.