Или ты вор? (1/2)

— Пусти меня! Ты такая же гадкая, как и твой брат! — Чонин не прекращает кричать на весь огромный коридор, рьяно пытаясь вырваться из хватки вампирши. Когти Хван-младшей болезненно впиваются в руки Яна.

Громадные двери открываются со скрипом. Чонин лишь на секунду успевает взглянуть на двух вышедших слуг в костюмах адмиралов. Ян сразу узнаёт в их бледных лицах вампиров. Феликс проходит вперёд, учтиво скрестив маленькие окольцованные ладони за спиной. Чонин не успевает толком разглядеть покои Ли, лишь смотрит в его спину. Йеджи мгновенно толкает Чонина на колючий ковёр. У Яна ладонь проезжается прямо по толстым ворсинкам ковра. Чонин болезненно шипит, и недовольно поднимает голову.

— Йеджи, — у Чонина на секунду сердце останавливается от басистости голоса Феликса.

— Про Хёнджина ещё раз язык повернёшь, и я тебе шею сверну! — на секунду Ян улавливает алое сияние глаз Йеджи.

Хван с гнева размахивает своим рыжим шелковистым хвостом, туго завязанным на лбу. Она действительно рычит подобно брату, оголяя свои белоснежные клычки. Та сужает свои злобные глаза.

Ян уже устал сопротивляться. Его конечности немеют. Тот пытается дёрнуть шеей, но тело у Чонина будто парализовано. И голова больше не опускается. Лишь поэтому позволяет боли охватить его коленные чашечки. Йеджи хватает за затылок Чонина, толкнув на пол. И слова не может вымолвить. Язык будто к нижней челюсти прилип. Чонин даже схватиться за волосы не может, руки так и застывают в воздухе. Ян и глотнуть не может, лишь от бессилия бегает глазами туда-сюда. Феликс своевольно присаживается на скамью с пошитым молочным сиденьем, около которой стоит стол с фруктами, и сластями. Чонин бесится с того, что покои Феликса даже больше, чем их гарем. А кровать, стоящая у стены… Её Ян может увидеть только краем правого глаза, но понимает, что её буквально можно прикрыть шёлковыми шторами, свисающими с потолка! Да тут и натюрморт блюдечка с фруктами над кроватью! Чонин не может долго рассматривать картину. Окна прикрыты шоколадными тёмными шёлковыми шторами. У Яна в голове проносится, что здесь слишком много шёлка, будто вампиры ограбили рынок из шёлковых тканей.

— Спасибо, Йеджи, — из-за строгого тона Ли, Чонин на секунду глупо надеется на помилование. Йеджи кланяется, отойдя чуть назад. Хван скрещивает руки на животе, а Феликс подходит к Чонину, и поднимает его за подбородок. — Чонин. Тебя же так зовут? — Чонин с ненавистью смотрит в эти голубые неестественные глаза. Но Феликс продолжает оставаться спокойным. — По-моему, ты слабо понимаешь, где ты находишься. — тот мягко, но несерьёзно стукает леденящими пальцами Чонина по подбородку. — Мы здесь помогаем, и насильно никого не держим. — «вот уж скажешь тоже!» — шикнул бы Чонин, да не может. — Не решай за других. — да и тон у Феликса успокаивается, стихает. — Ты думаешь, спаситель весь такой, революционер? — Феликс кладёт руки на пояс, слегка мотая головой над Чонином. — Здесь все обретают свой покой. Ты же здесь всего один день, почему тебе здесь не нравится? Чонин, ты ведь даже не видел, чем занимаются наши мальчики и девочки. Ян, они обретают второй шанс. Тебе стоит походить по гарему, посмотреть, поучиться в нашей школе. Здесь музыка, уроки танцев есть, уму-разуму учат, вышивать, рукодельничать. В настольные игры вечерами играем, фильмы смотрим. Кстати, Йеджи, какой у нас день недели сегодня?

— Четверг, господин, — отвечает учтиво Хван.

— О, Чонин. Сегодня вечер знакомств для новеньких, — Ян доброжелательно смотреть на Ли не будет. Глазные яблоки уже болят от того, что Чонин только глазами бегать и может. — Вечер в кругу, под гитару, свечка, как в лагере. Припоминаешь? Детки в кругу делятся своими историями, и впечатлениями по очереди. — Чонина раздражает, как Феликс говорит с ним, подобно с маленьким. — Тебе же тут ещё и платят, Чонин, за хорошее поведение, не забывай. — у Чонина в горле застывает глухой вопрос. — Я заметил, тебе нравится как мы с Йеджи одеты. — Чонина раздражает, что он даже скривить губы не сможет. — Будешь душкой — и будешь одеваться точно также. У тебя здесь есть будущее, Чонин. Ты нам очень нужен. Важнее, гораздо, чем в твоём прошлом доме. Неужели, ты хочешь вернуться туда? Тебе ведь было дискомфортно находиться дома, поэтому, лучше было остаться во дворе, или лишний часок прогуляться по району, или зайти к дяде. — Чонин напряжённо бегает глазами туда-сюда. Даже веки от ужаса прикрыть не может. Слово в слово он писал Уёну, когда опять пытался очередной раз увильнуть от родителей. — Чонин, всё в твоих руках. Здесь мы дали тебе шанс на передышку. Ты в безопасности. К тому же, можешь даже не работать, тебе деньги приходить будут. У тебя все удобства есть для жизни здесь. Ты даже здесь можешь подготовиться к модельному агенству, и корейским медиа-агенствам. Понимаешь, о чём я? — Феликс будто издевается, ведь Чонин даже промычать не может, так и стоит коленями на полу, в позе собаки. — Ты можешь стать корейским айдолом, Чонин. Блистать на сцене. Кому ещё дан такой шанс? Ты с самого дна попадаешь в тёплое место, в неформальную обстановку, в лагерь для таких же, как и ты. А оттуда же… Ты можешь выдвинуться на вершину горы. — у Чонина в голове мозговой штурм. Слишком много мыслей. Откровенных, нецензурных, неподобающим жителям Пусана. Чонин глохнет, когда слышит всю эту рекламу. Хотел бы и уши закрыть. — На высший уровень, до которого никогда не дотянут твои родители. Знаешь, почему? Мы напрямую сотрудничаем с корейскими шоу-бизнес агентствами. Некоторые айдолы идут из-под нашего крыла. Да даже не только айдол, ты и бизнес свой можешь открыть. Здесь куча возможностей, Чонин. Не упусти ни одну из них. Мы спасли тебя, Ян Чонин, зла тебе здесь никто не желает. Так и ты — будь добр, не желай зла нам. — Феликс ни разу не прерывает зрительный контакт. — Тебе есть что сказать? — Ли выпрямляется. Секунда тишины. — Йеджи.

Хван приподнимает верхние веки, и её зрачки вновь на мгновение сверкают красными. Момент — и глаза Йеджи вновь карие. Чонин поднимает язык. А затем, хрустит затёкшей шеей. Чонин смотрит на то, как наконец может рукой шевельнуть. И понимает — взглядом Йеджи парализует других людей.

— Да подохните вы все, — рычит Чонин. Феликс вздохом сдерживает в себе гневные позывы. Сердце Чонина бьётся то-ли от ненависти, то-ли от страха. У Феликса в глазах играет красный оттенок. Чонин продолжает уверенно держаться, и смотреть в глаза Феликса. — Вы людей… Ни во что не ставите. Мне вот это заливать не надо. Вы их здесь ради крови только и отращиваете. Мы вам скот?!

Ян поворачивает голову вправо, и искренне сочувствует самому себе. Он видит в зеркале платяного шкафа, как стоит на коленях перед вампиром. Чонин вздыхает, и поворачивает голову к ногам Феликса. Ян встаёт перед вампиром.

— Не нужна здесь революция, не то место, — Ли пытается оставаться спокойным, хотя, уже слышно, как всё выходит из-под контроля. — Таких революционеров, как ты, уже давно испили. В больницах пациенты хотят вылечиться, а не строят восстания против врачей. Не надо это тебе — другим не навязывай. Чонин, ты умереть хочешь? Скажи честно.

— Я хочу к дяде, — процеживает Чонин, гневно глядя в глаза Феликсу. Может, Чонина даже больше это и бесит, что Феликс частично прав.

— Я понимаю, Чонин, ты напуган. Да, я был на твоем месте, — Ян недоверчиво цыкает, закатив глаза. Чонин скрещивает руки в неодобрительном жесте. — Будешь вести себя смирно, спокойно, терпеливо, дружелюбно — и дворец вампиров обернётся для тебя райским уголком. А будешь продолжать переполохи, и дворцовые перевороты — ты себя затопишь сам. — Чонин вдыхает вражеский запах зелёного, сладкого винограда. Как показатель обмана, сладкой лжи от этого чёртового кровососа. Феликс вымученно вздыхает. Йеджи не меняет своего осуждающего взгляда, не убирая скрещенных рук. — Чонин, я могу стать твоим другом. И тебе будет проще, и так же видно, что ты хочешь, чтобы от тебя все отстали. Мне несложно тебе помочь. — Феликс кажется открытым, но предвзятого взгляда, и сущность вампира Чонин забыть не может. — Я настоятельно рекомендую тебе не враждовать со мной. — тот снижает тон голоса. — И с Хёнджином. — на этом моменте у Феликса зрачки сменяют голубой цвет на красный. Чонин теперь не может и взгляда увести, так и застывает. — Ян, тебе не придётся сбегать из дома, здесь и есть твой дом. Тебе здесь нравится, Ян Чонин. — грубый голос Феликса заходит в самые дебри разума, и эхом отдаётся в голове Чонина.

Всё вокруг будто сжимается в голове Чонина. И кроме Феликса нет ничего. В глазах всё плывёт. Ян будто глохнет ко всему, что не является голосом Феликса. Чонин даже отвернуться не может. Бас Феликса украл все мысли Чонина, и заменил собой.

— Ты не хочешь уйти отсюда, Ян Чонин. Будешь поклоняться нам, уважать Хванов, меня, Бана Кристофера Чана, Ханну Бан, госпожу Ёндже, и господина Джебома. — у Чонина голова гудит, губы так и остаются поджатыми. Черепная коробка будто в два раза сильнее давит на мозги. Голова кружится. — Вампирская империя уважаема для тебя… — Чонину тяжело это делать. Но он резко дёргает головой назад, и закрывает уши руками.

— Хватит! — сплёвывает эти слова Чонин. Еле находятся силы челюстью шевельнуть. Даже Феликс вздрагивает. Красный оттенок исчезает с его глаз.

— Как ты… — Йеджи неуверенно смотрит на хозяина, закрыв руки за спиной. Феликс удивлён не меньше — так и встаёт с раскрытым ртом.

— Не стоит на мне применять ваши вампирские штучки. Парализовать, гипнотизировать. Довольно! — сердечно-сосудистая система будто приходит в норму. Хотя, сердце почему-то бьётся громче, и больнее. В ушах гудит. Руки дрожат.

— Как это возможно… — Феликс удивлённо переглядывается с рабыней и говорит так, чтобы Чонин и по шевелению губ не понял, о чём говорят вампиры.

Яна сейчас стошнит от слащавого запаха винограда. И Чонин наконец находит тому причину — лоза винограда ползущей змеёй вылезает прямо из открытого окна. То-ли кузнечики, то-ли сверчки напевают насмешливую над человеком мелодию. Возможно, даже цикада решила посмеяться над положением человека среди вампиров. Ян даже и не думает, что он овцой стоит среди волков. Жаль. Чонин предвзято цыкает, глядя на лозу, и отворачивается к дверям.

— Никому твой юношеский максимализм не сдался, — Феликс же не теряется, и морщит брови. Больше его тон не кажется располагающим к себе. — Если все вокруг тебя всегда плохие, в любом месте, может подумаешь над собой сам? Хоть раз. — хотя, всё же, Феликс отчаянно пытается. Ли встаёт над Чонином, вновь включая в глазах взгляд босса. Чонин на секунду даже думает, что Феликс не так уж и плох. — Подумай, посмотри на это место ещё раз. Через три ночи я снова тебя проведаю, и мы поговорим. Может, при твоём желании, ты сразу отправишься в сосуды, и мы лишим тебя жизни, если тебе будет совсем плохо. Договорились?

— То есть, — Чонин поднимает брови, ощетинившись. — Мне или понравится, или вы убьёте меня через три дня? Да вы издеваетесь? У меня выбора нет?

— Есть, — подаёт голос Йеджи. Феликс внимает её словам. — С Вашего позволения, господин, могу ли я вступить с ним в переговоры? — Феликс кивает. Чонин закатывает глаза. Йеджи продолжает, засунув руки за спину. — Ты выбираешь сам, хочешь ли ты жить дальше, развиваться, спасти себя, ментально восстановить, проводить терапии, вылечить себя. А можешь сдаться, и сдохнуть так никому и неизвестным.

— Можно я уже пойду? — Чонин засовывает руки по карманам.

— Тебя никто насильно здесь не держит, — Чонин саркастично хмыкает, закатив глаза от слов Феликса. Ли же остаётся твёрдо стоять на своём месте. И голосом переходит на шёпот, а Йеджи скрещивает руки. — Но враждовать тебе со мной не следует.

— Перед тем, как закончить разговор с выше-стоящим рангом, — сверкает алыми глазами Йеджи. Чонин снова застывает. — Нужно сказать «с вашего позволения», поклониться, дождаться кивка. И тогда ты уже можешь быть свободен. — руки Яна будто бы покрыты невидимым бетоном, а Чонин превращается в мраморную статую ожившего Апполона. — Учись этикету, сосуд. — Чонин точно взорвётся, если его ещё раз так назовут.

Глаза Йеджи вновь оказываются карими. Чонин в злости кривит губы, и скрипит зубами. Да какая эмпатия, и вежливость может быть перед ними? Его буквально унижают целыми днями, выращивают, как скот на ферме, и учат правилам. Ян даже и не подозревал, какие у него проблемы с контролем агрессии до вампиров. Показательно выпадает перед вампиром, сделав резкий поклон. Чонин даже процеживает.

— С вашего позволения, гос-по-дин, — с нескрываемым раздражением произносит Чонин.

— М-да, — Феликс замечает небрежность жеста, и лишь безразлично произносит. — Свободен.

Из покоев Феликса, Чонин в гарем идёт быстро. Готов врезать любому, кто сейчас окажется на пути. Идёт так быстро, что сам бы за собой не поспел. Ноги горят, у Чонина зубы скрипят. Коридоры пустые, и стены здесь с дотошно высокими колоннами. Архитектура из белоснежных коридоров, и высоких потолков раздражает Чонина. И ещё больше бесит, что ему придётся привыкать именно к этому месту. К этому дворцу вампиров. Здесь даже света нормального нет — на стенах горят факелы. Может быть, они бы и были даже лучше, чем мигающий свет в комнате. Да, это выглядит даже лучше, чем электрическое замыкание, и оранжевый кружочек настольной лампы на всю стенку комнаты.

Да и вообще, дворец всегда выигрышнее многоэтажного дома. В узком лифте дома не придётся жмурить глаза от клаустрофобии. Не придётся здороваться с пожилыми жильцами, и вжиматься в рекламные щиты в лифте. Яну не придётся щуриться от тёмного света в лифте, лишь бы найти кнопку девятого этажа. После этого, можно будет не приходить в квартиру вновь, и слышать звон бутылок отца. Он не будет спотыкаться об бутылки, а Чонин не будет это слышать в соседней комнате с тонкими стенами. Чонин не будет запираться в ванной, куда будет стучать мать, и требовать его быть быстрее. Ян не будет бить кулаками пол ванной от очередного приступа агрессии на мать, защищающую отца. Не будет сдерживать злость на отца, который пропил все накопленные деньги на учёбу Чонина. Чонин не будет запираться в своей узкой комнате с постерами и есть быстро-растворимую лапшу, лишь потому что не хочется выходить на кухню к отцу. Не придётся Чонину заглядывать в холодильник, и находить, что из еды остался лишь откушенный отчимом огурец. Чонину не придётся голодать до момента, когда мама вернётся с работы, и начнёт что-то готовить. А даже если и придёт с работы раньше, Чонину не придётся делить трапезу за этим узким столом, прямо вплотную к холодильнику. Яну не придётся слушать их разговоры о денежном состоянии в семье. Чонин не будет больше слушать ругань соседей сверху или снизу. Яну не придётся в конце вечера кутаться в одеяло, и плакать от бессилия. Стены не будут больше давить на Чонина. Чонину не придётся закрывать дверь каждый раз, когда его отец приводил очередного собутыльника в гости. Яну без надобности более спускаться по тёмной лестничной площадке с девятого этажа на первый, чтобы посидеть на холодной скамейке своего двора. А потом, Чонин не будет вставать со скамейки, и вновь заходить в тёмный подъезд, когда разрядится телефон. Стены всё равно тонкие.

Чонин пытается выяснить хоть одну причину собственного рвения домой. И не может даже придумать.

Слова Йеджи и Феликса давят несказанно сильно на эго Чонина. И в основном, Чонин хочет в лишний раз доказать себе, что они не правы. Даже здесь. Ян слишком горд, чтобы признать их правоту. Мысленно.

Чонин не заглядывает в двери, мимо которых проходит. Лишь спускается вниз, к гарему. Ноги Яна горят из-за внутреннего распирающего гнева. Каждой паре слуг, охраняющих все двери дворца, хочется плюнуть в лицо по очереди. Чонину лишь остаётся засунуть руки по карманам, и мечтать о зажжённой сигарете в зубах. Да. Ян никогда не хотел так сильно курить, как сейчас.

За большими дверями среди стены слышны весёлые голоса. Ян останавливается у дверей гарема. Чонин проглатывает колючую и горькую злость, сжав кулаки. Негативные эмоции словно гадкая пилюля иглою колят прямо в горло, и прижигают грудную клетку. А на языке остаётся неприятный привкус. Чтобы избавиться от него, Чонин только тихо шипит:

— Блять, ну, что за хуйня…

— Ты остался жив? — своим вопросом Минхо заявляет о себе в этом холле. Ян поворачивается на парня, и облегчённо вздыхает. Минхо идёт, прихлопывающе потирая руки от чего-то липкого. — И жёстко с тобой обошлись?

— Я уже не знаю, — вымученно проговаривает Чонин. Ему не хватает Уёна, кому можно вылить кучу своих эмоций. Нет, даже не так — Чонину не хватает банального человеческого общения наравне.

— Лучше не заходи внутрь, — подходит Минхо ближе. За это время Чонин успевает оценить как одет Минхо. Он обличает разницу между Феликсом с Йеджи и Минхо. Минхо одет простенько — белая кофта с длинными рукавами, и маленький чёрный рисунок балаклавы на груди. Да и у него те же спортивки на ногах, к тому же, Ли в тапочках — Минхо будто бы у себя дома. — Ты на сегодняшний день произвёл фурор. Никто этого не забудет.

— Хм, — благодарно кивает Чонин предостережению Минхо. — А что ты здесь делаешь?

— Относил еду Хёнджину, уносил посуду обратно, — Чонин кивает. Минхо не заканчивает разговор. — Пройдёмся?

— Ага, — и этого Чонину не хватало сейчас, поэтому, Ян без задних мыслей соглашается. Минхо проходит вперёд, и делает зазывающий жест рукой. Ян поворачивается к Минхо, и решается спросить. — Тебе здесь нравится?

— Лучше здесь, чем дома, — отрезает Минхо, глядя вперёд. — Почему ты здесь? — Чонин не успевает звука произнести. — Тебя сюда насильно отобрали?

— Да! — щёлкает пальцем Чонин, озарившись радостью на лице.

— У тебя были хорошие родители? — парни заворачивают в лестничный проём.

— Не сказал бы. Если честно, я и не хочу их видеть. Просто меня бесит, что вампиры не спросили меня, — Чонин удивлённо поднимает брови, пытаясь мысленно прикинуть карту дворца. — А почему ты здесь?

В голове каша какая-то — что это за Хогвартс с телепортацией лестниц? Слева буквально двери в гарем, где тоже есть пара лестниц до комнат фаворитов. Неужели они проходят через чёрный ход? Ян не спрашивает об этом вслух, зато Минхо на это отвечает молча.

— Аккуратнее, не споткнись, — Минхо игнорирует встречный вопрос. — Ну, меня тоже напрягало это первое время. Какие-то вампиры, с которыми мне придётся спать. Более того — давать им свою кровь, они совсем охуели? — последнее слово Минхо произносит шёпотом.

Те выходят на свет. Чонин оглядывается — это терраса над гаремом. Ян слышит снизу смех девушек. Выглядывает из-за балкона на них. Те действительно сидят в большом кругу — и парни, и девушки. И что-то рассказывают, передавая по очереди подушки. Чонин оглядывается назад на пару позолоченных дверей. Здесь комнаты фаворитов. Ян даже не задаётся вопросом, можно ли им быть здесь — лишь довольствуется минутой вседозволенности. Можно опереться об балкон, и смотреть на всех сверху так же, как Хёнджин.

— Но я не был таким же радикальным, как ты, — продолжает Минхо свой монолог. — Да и к тому же, мне здесь нравится. Здесь кормят недурно. Ну и, чего греха таить, тут платят прилично. — Минхо встаёт перед Чонином, опираясь спиной об баллюстраду. Да и мы не взаперти здесь. Нам можно выйти погулять, или полететь в другую страну. — Чонин открывает рот так широко, как только может. Ли довольно кивает его удивлению.

— Что? — переспрашивает Чонин. — Погоди, ты сказал — в другую страну? Ты прикалываешься? — Ян тщательно пытается вынудить в любом слащавом предложении о гареме хоть тень подвоха.

— Не только страну — город, который давно хотел посетить. Только ночью, конечно. Да и не просто так. Нужно добиться определенных уровней для всех этих плюшек, — Чонин раскрывает рот, кивнув. Вот и подвох словился сам собой. — Если ты хорошо учишься, и работаешь в гареме, тебе платят, к тому же, позволен новый гардероб. Если ты слуга фаворита, тебе платят уже больше, позволен шведский стол плюс новый гардероб. — Минхо отводит взгляд в сторону, задумчиво перечисляя этот золотой список. — Если ты фаворит, тебе позволено всё это, плюс возможность попасть на стажировку какой-нибудь корейской музыкальной компании, вроде SM или BigHit. Или, знаешь, в любое продвинутое модельное агентство тебе путь открыт мгновенно. Ну, или куда выберешь. Поездки в другую страну, в другой город. Все дороги тебе открыты, когда ты пройдёшь по золотому пути. — Ли постукивает пальцами по балкону, глядя вниз. Минхо отворачивается к молодёжи в гареме. Чонин повторяет его жест, приютившись рядом. — Они все здесь это знают. Думаешь, они всё ещё хотят попасть домой? Учти, что все, кто сюда попадают — в первый день пребывания здесь хотят умереть. И даже не из-за гарема. — Чонин смотрит на улыбку Сынмина, которого поддразнивает Ёсан за очки. Ян не хочет верить в корыстность этого милого паренька, и точно такие же суицидальные наклонности. — Ты до сих пор хочешь настроить их против таких золотых билетов? Вряд ли получится. Они воспримут тебя, как соперника. И восстанут против тебя. Ты здесь, по факту, никто. — Чонина бьёт в самое горло острая правда Минхо. Ян поворачивается, а Ли не останавливается. — С чего бы им тебя слушать? Их хоть где-то любят. А ты, априори, звучишь, как их травмирующий родственник, который не верит в их вероятность успеха. — Минхо наконец глядит в глаза Чонина. — Если говорить с тобой без розовых очков, и призывов, как тут охуенно, я тебе вот, что скажу. Объективно. Я не слушал их сладкие речи о том, каким я стану мультимиллиардером, если отдам им своё тело, и кровь. Мне было что терять, мне было за что цепляться дома. Пока я не разочаровался в своём доме, и понял, что мне лично легче жить здесь. Я не стремлюсь заработать сто миллиардов бабла здесь, я не буду купаться в золоте — я здесь в полном спокойствии, далеко от дома. Мне просто повезло подружиться с Хёнджином, чтобы он меня смог продвинуть на новый уровень. Ты сам слышал, как я общаюсь с Хёнджином — мы друзья, у меня нет перед ним страха, должного уважения, и я не чувствую конкуренции с ним. И если говорить с тобой, как с человеком с таким же критическим мышлением, как у меня — за время проживания здесь у меня сложилось такое мнение. — Ян проглатывает все слова Минхо, кивая каждому слогу. — Человеческий мир вообще ничем отличается от этого. Все и там тебя сгрызть готовы, лишь бы ты не занял их место. Конкуренция есть везде. Просто там тебе не платят, и тебя окружают те же «не-сказал-бы-что-хорошие-родители». И ментальное здоровье тебе будет труднее вылечить в городе, чем здесь. Конечно, меня раздражает отношение вампиров к нашим жизням, как к расходному материалу, но на то есть причины. Не ты первый — не ты последний. Ты можешь выделиться в их угоду, чтобы тебя уважали все. Посмотри на них. — дёргает носом Минхо вниз, сложив руки вместе. — Не все понимают, как извлечь для себя выгоду. Кто-то хочет спокойной жизни, и смерти. — взгляд Чонина снова цепляется за девушку, которую он уже видел сегодня днём. Она продолжает сидеть вдали от всех, но в этот раз, он видит в её руках книгу. Названия уже разглядеть не может. — А кто-то хочет к нам, на этот этаж. Они все наши потенциальные соперники. Все эти парни и девушки уготованы в сливки общества. Но не все из них туда попадут. Они все — собственность Чана. Станешь вести себя умнее, и ты… — Минхо говорит это уже на ухо Чонину. — И Чан станет твоей собственностью. В тебе есть потенциал. — Минхо отстраняется с загадочной улыбкой. Голос Ли не становится громче. — Будь аккуратен, Чонин. Усердно учись, держи рот на замке, и слушайся, не теряя себя. Чан выберет тебя, из фаворитов пробьёшься в его семью, а из его семьи выберешься на уровень выше. Все тебя зауважают, Чонин. Не тявкай, подобно маленькой шавке. Я ясно говорю?

— Почему ты мне помогаешь? — остаётся лишь один вопрос у Чонина.

— Потому что я понимаю, почему ты взъелся так, но не понимаю твоего рвения домой. Честно говоря, я поглядывал на тебя в школе. Со стороны видно, что тебя гложет окружение, но ты достоин большего, чем наш район. У тебя есть дух, есть стержень, который стоит выше твоего страха. Ни у кого здесь ничего не было, кроме отчаяния, и слепых надежд. А я говорю тебе, как есть. Грубо говоря, я слуга вампира, я вижу их мир изнутри, я знаю, что говорю, — речь Минхо нравится Чонину больше, чем наставления Феликса и Йеджи.

— Знаешь, мне просто не хочется быть в рабстве у кучки Эдвардов Калленов, — Минхо прыскает усмешку от слов Чонина.

— Я тоже, Чонин. Поэтому, обещай мне не стать сосудом, и не слугой фаворита, — Минхо протягивает мизинец Чонину. — И помни. Никому нельзя доверять здесь на сто процентов. Даже мне.

— Обещаю, — Чонин скрепляет их клятву мизинцами. Сынмин снизу замечает Чонина, и машет тому. Ян натянуто улыбается. — Пойдёшь со мной?

— Нет, — выходит из дверей Хёнджин, обхватив руками стенки арки. И судя по взгляду Хвана, тот разорвать Чонина готов. Ли же не меняет выражения лица, спокойно пожав плечами. — Минхо, иди сюда.

— Прости, — поворачивается Минхо к Яну, виновато подняв обе руки. — Уж воле Хёнджина я перечить не могу. — Чонин понимающе кивает, сдув губы.

— И брысь с балкона, сосуд. Ты не фаворит, — Хёнджин и Чонин напоследок обмениваются испепеляющими взглядами. Прежде чем, Минхо закрывает дверь вместе с Хваном с другой стороны. Чонин оборачивается вниз, и кивает Сынмину.

***</p>

— Какого чёрта ты с ним общаешься?! — Хёнджин повышает голос, как только дверь за ним хлопается. Вероятно, Чонин услышал этот крик, но Хёнджин не может остановиться кричать, встав у окна. — Он тебе не друг! Видишь, что он сегодня учудил? С ним на дно пойти хочешь обратно? Да что ты с ним возишься? Тебе не он друг, а я! Не забывайся.

— Хёнджин, — спокойно вздыхает Минхо. Тот присаживается на кровать господина. — По какой причине тебя раздражает Чонин?

— Чан говорил с ним в первые же часы! Бан Чан! — подчёркивает указательным пальцем имя господина Хёнджин. — Нам нельзя квитаться с соперниками.

— И с Феликсом? — Минхо предугадал, что Хван сейчас телепортируется с окна на кровать, и накроет Минхо рот рукой.

— Заткнись, — Хёнджин прижимает слугу к кровати, нависнув над ним. Хван шипит в лицо Минхо. — Наши отношения с Феликсом тебя не касаются.

— Касаются, — бесстрашно убирает Минхо ладонь с его рта. Минхо выползает из-под хватки Хёнджина. — Когда я стою у его покоев вместе с твоей сестрой, и отвечаю Чану, Ханне, госпоже, и господину, что вы просто разговариваете. А Феликс не делает тебе массаж, вовсе нет, откуда такие мысли. Касается, Хёнджин, касается. — легко бросает Минхо, когда расслабленно ложится рядом.

— Он всего лишь делал мне массаж. Спины. Что вообще за глупые мысли? Ты это видел сам, Минхо, — гневно шепчет ему в лицо Хёнджин, напряжённо поправив алые волосы. — Мы всего лишь друзья с Феликсом. Он меня понимает, как вампир вампира.

— Тоже спит с Чаном, — напоминает ему Минхо, пожав плечами, подложив под них подушку. — В чём проблема Чонина?

— Да чем тебя этот Чонин зацепил? Минхо, ты не понимаешь? Он внимание к себе привлекает! Думает, что весь такой важный, это новый пиар-ход. Он сдохнет скоро со своим характером, а тебе не пристало с ним возиться, — Хёнджин сжимает костяшки пальцев.